Взбешенный, я решил собственной рукой пристрелить труса, но ребята не дали мне этого сделать. Тогда мы всей эскадрильей пошли к Краеву и потребовали убрать его из нашей летной семьи. Командир полка вынужден был, наконец, согласиться с мнением коллектива.
Он приказал арестовать Паскеева и предать суду военного трибунала.
На следующий день мы уже не полетели к Малой земле. Захлебнувшись собственной кровью, враг прекратил наступление на этом участке фронта.
Затишье на фронте не убавило нам забот. Мы по-прежнему жили войной, упорно учились, готовясь к новым боям. И все-таки в настроении людей появилось что-то новое, необычное. Мы острее почувствовали утрату друзей, стали больше думать о родных и знакомых. Даже песни девчат, возвращающихся с полей, казались теперь почему-то грустнее.
А вокруг бушевала весна. Затопленная цветущими садами станица благоухала пьянящими ароматами. Может быть, поэтому и заползала в сердце тоска. Поглядишь вокруг и вдруг вздрогнешь при мысли, что Вербицкого, Мочалова, Островского и многих других летчиков уже нет среди нас…
В один из таких дней во второй половине апреля Крюкова, Дмитрия Глинку, Семинишина и меня неожиданно вызвали в штаб воздушной армии. Он находился в Краснодаре, в одном из его пригородов. Поэтому мы вылетели туда на своих боевых машинах. Только так можно было быстро добраться по срочному вызову.
Садились на незнакомой площадке ограниченных размеров. А главное, она оказалась очень неровной. На пробеге машину вдруг затрясло, я притормозил и угодил колесом в глубокую засохшую колею. Одна «нога» самолета подломилась, и он, развернувшись, лег на крыло. Среди людей, прибывших мне на помощь, был командир эскадрильи связи старший лейтенант Олефиренко. Я попросил его связаться со штабом нашего полка и передать, чтобы к вечеру они выслали за мной ПО-2.
- Да вы не беспокойтесь, товарищ капитан. Доставим. У нас же есть самолеты.
Мы пошли рядом, разговорились. Олефиренко был недоволен своим положением и не скрывал этого. В бытность инструктором аэроклуба он дал многим парням путевку в большую авиацию, а сам вот застрял на «кукурузниках». Когда мы подошли к ожидавшей нас автомашине, старший лейтенант вдруг остановил меня и, заметно смущаясь, сказал:
- У меня к вам просьба, товарищ капитан… поговорите, пожалуйста, с нашим командующим. Пусть он отпустит меня в ваш полк.
- Так у нас же истребители.
- Переучусь. Машины я знаю. Не подведу вас, товарищ капитан!
Мы ехали на «виллисе» неподалеку от берега реки, где до войны я провел с друзьями не один летний день. Сюда, на краснодарский пляж, молодежь заглядывала при любой возможности: поплавать, попрыгать с вышки в воду, погонять в футбол. Даже теперь здесь было немало народу.
Товарищи, сидевшие рядом, шутили и строили догадки - зачем нас вызвали в штаб армии. Я слушал их рассеянно и все время думал об Олефиренко. Да, он всей душой стремился в истребительную авиацию. И, наверное, уже не раз просил об этом кого-то, но ему отказывали. Я тоже когда-то открывался каждому, кого считал способным мне помочь. Несколько лет прошло, пока добился своего. Видно, нет в жизни ровных и гладких дорожек.
…В штабе армии нас прежде всего накормили вкусным и сытным завтраком. На стол подали даже полный чайник красного вина.
- Никто не засекает, сколько мы пьем? - спросил Глинка, с нарочитой подозрительностью оглянувшись назад.
- Да вроде бы нет.
- Тогда давайте еще нальем.
У нас был настоящий праздник: на столе вино, закуска. Полетов сегодня нет и не предвидится, начальство словно забыло о нас. Мы сидели и обсуждали, какие вопросы нам могут задать и как лучше на них ответить. Ведь за все время войны нас, летчиков, первый раз пригласили в столь высокий штаб на деловой разговор. А давно бы пора поинтересоваться нашей жизнью, мыслями и опытом. Меня лично всегда удивляло и беспокоило то, что мы живем как-то обособленно: ни о наших находках никто не знает, ни нам не говорят, что есть интересного в других частях.
Нас принял генерал Вершинин, высокий, статный, с усталым лицом. Поздоровавшись с каждым за руку, он предложил сесть. Мы разместились на стульях, расставленных у стен кабинета. Стол с зеленым сукном и вся обстановка напоминали мирное, довоенное время.
Однажды я уже видел командующего. В прошлом году он вручал нашему, полку гвардейское знамя. С тех пор виски его еще больше поседели, мне это сразу бросилось в глаза.
- Давайте, товарищи, посоветуемся, - просто начал Вершинин, - как нам лучше бить врага в воздухе.
Генерал подробно обрисовал обстановку на фронте, охарактеризовал наши и немецкие воздушные силы, а затем остановился на наиболее важных проблемах боевого применения бомбардировочной, штурмовой и истребительной авиации. «Самая неотложная задача, которую нам предстоит решить, - это завоевание здесь, на Кубани, подавляющего господства в воздухе. Мы должны стать полными хозяевами неба».
Слушая его, я начал отчетливее понимать те закономерности, которыми определялась боевая работа нашей авиации в эти дни - характер заданий, количественный состав групп, расчет времени на патрулирование, тактика. Все это, оказывается, обусловлено не прихотями таких людей, как наш командир полка, хотя и от них многое зависит, а конкретной обстановкой на фронте и планами вышестоящего командования.
Здесь, в штабе, я узнал, например, что бомбардировщики и штурмовики станут действовать теперь массированно. Это дает им возможность успешно строить самооборону, и нам не придется опекать их так, как раньше. Располагая достаточным количеством истребителей, наше командование будет в состоянии не только посылать на сопровождение крупные силы истребителей, но и постоянно держать определенное количество самолетов над передним краем, а также организовывать перехват вражеских бомбардировщиков на подходе к линии фронта.
- Раньше нам противник навязывал свою волю, - подчеркнул генерал, - а сейчас он приспосабливается к нашей тактике. Разве от хорошей жизни «юнкерсы» теперь все чаще сбрасывают бомбы, не доходя до цели и куда попало? Нет! Просто вместе с численным преимуществом враг все больше теряет и веру в свои силы. Наша задача - целиком захватить инициативу в свои руки.
Я едва сдержался, чтобы не сказать: «Правильно!» А когда генерал начал говорить о значении мастерства для достижения успеха в воздушном бою, мне захотелось выступить на этом совещании, поделиться своими мыслями о тактике, сказать о том, что волнует нас, истребителей.
И мне предоставили слово. В своем выступлении я, между прочим, высказал несогласие с приказом, в котором была установлена строго определенная скорость патрулирования истребителей над своими войсками.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131