Им оказался хорошо знакомый мне по Манасу пожилой усач.
- Капитан Покрышкин! Здравия желаю! - еще издали приветствовал он меня.
Я поздоровался, радуясь, что именно он первым встретился на моем пути... Не забыла ли Мария обо мне? Ведь мы расстались с ней очень давно, а жизнь фронтовая. И решил, если услышу, что стала другой, - немедленно улечу назад.
Шофер стал расспрашивать о положении на нашем фронте, о моих личных успехах, но я отвечал рассеянно и все думал, как перейти к нужному для меня разговору. Но меня выручил мой собеседник. Вспоминая манасских знакомых, он упомянул и приветливых девушек из медсанбата.
- А вы не помните медсестру Марию?
- Ну, как же не помнить! - оживился шофер. - Недавно она мне руку перевязывала. Добрая девушка. У нас все ее уважают. Постойте, постойте! - хитро улыбнувшись, воскликнул шофер. - Да вы же, наверное, к ней прилетели! Ну конечно, к ней. Ведь в батальоне все считают ее вашей женой.
Мне стало стыдно за свою подозрительность.
- Точно, к ней, - весело ответил я. - А ты не подбросишь меня на своей машине?
- О чем разговор! Конечно, - отозвался он. И, садясь в кабину, добавил: - Вот обрадуется!
- Вот здесь санчасть, товарищ капитан, - сказал водитель, остановив полуторку у побеленной хаты.
Поблагодарив шофера, я выпрыгнул из кабины и сразу заметил в окнах мазанки несколько любопытных лиц. Потом там кто-то вскрикнул. И вот выбежала она, Мария, за ней веселой стайкой все медсестры.
Девушки всей гурьбой провели меня к той хате, где они стояли на квартире. Начались хлопоты. Марии предстояло впервые принимать, угощать парня.
- Чем же тебя покормить? - спросила она каким-то неуверенным голосом. - Вы же народ капризный.
- Что приготовишь, то и ладно.
За один день, который мы провели вместе, мы исходили все тропки вокруг Старой станицы. Поговорили, кажется, обо всем, насмеялись и погрустили. Первого, конечно, вспомнили Вадима. Когда я сказал Марии, что он погиб, она заплакала. Припомнились вечера, проведенные втроем, в Ма-насе, все шутки и выдумки Вадима. Однажды Вадим прибежал к Марии в санчасть среди дня, когда там стояла большая очередь на перевязку, протиснулся к столу и вдруг громыхнул своим голосом:
- Я пришел узнать, ты Сашку очень любишь или нет? Мы посмеялись тогда и над собой и над «лобовыми приемами» Вадима. В оценке своих и чужих поступков мы с Марией почти всегда сходились. Наверно, эта общность объединила нас. Мы одинаково угадывали искренность и фальшь в поведении других, любили честность, прямоту. В моих глазах Мария сразу стала на голову выше других девушек еще тогда, в Манасе, когда она, все узнав обо мне, о моих неурядицах по службе, отнеслась к ним точно так, как относился к ним я. Она поняла меня, поверила мне, но она также требовала отрешиться от некоторых холостяцких привычек. Я реагировал на ее замечания по-разному: то поступаясь чем-либо, то ощетиниваясь против нее. Погостив целый день, я собрался к вечеру улетать. Мария захотела проводить меня на аэродром, к самолету. Я не согласился. Она удивилась. Объяснить ей свои мотивы я не мог: все летчики на фронте считали, что женщина у самолета - дурная примета. Мария этого, очевидно, не знала, но не настаивала на своем. Я простился с ней в станице и ушел на аэродром.
Здесь обнаружилось вдруг, что нечем заправить мой УТ-2, так как для него нужен особый бензин. Такой бензин был только на соседнем аэродроме. Я улетел туда, а когда снова поднялся в воздух, было уже поздно. Что ж, пришлось опять садиться у станицы Старой и стучать в окно к Марии...
Рано утром я улетел на Кубань. Тот же маршрут, те же степи и станицы. Но и земля, и сегодняшняя моя жизнь, и будущее казались обновленными. Все вокруг стало родней, дороже. Моим чувствам словно прибавилось силы. Мечта о завтрашнем дне приобрела конкретность. Имя Марии слышалось в звуках мотора. Эх, скорее бы покончить с этой войной!..
На нашем аэродроме было очень мало самолетов. Такое в последнее время случалось довольно редко. Я подрулил к стоянке. Вижу, от моей машины ко мне бежит техник Чувашкин. Почему он так торопится? Это удивляло и тревожило. Запыхавшись, он на расстоянии перешел на шаг и что-то прокричал. Я посмотрел в небо - там ничего не видно.
- Слышали?.. Сегодня...
Мне хотелось посмеяться над всегда спокойным, даже медлительным Чувашкиным.
- Поздравляю, товарищ капитан!.. Сегодня по радио... Вы Герой Советского Союза!
Стараясь скрыть мгновенно наполнившую меня радость, я спросил:
- Еще кто?
Чувашкин обеими руками схватил мою руку, я обнял его за плечо другой. Мы прижались друг к другу.
- Поздравляю! Как это хорошо! На Кубани!.. Еще кому? Крюкову, Борису Глинке, Речкалову, Фадееву. Еще из других полков ребята.
Имена летчиков, руки техника... Они говорили мне о годах, о боях, о дорогах войны... Эх, Вадим! Не дожил...
Мы шли по мягкой, молодой траве. В небе нарастал гул. Он был необычно мощным. Прямо через наш аэродром с востока на запад шли одна за одной, целой армадой девятки «Петляковых». Звонким ревом наполнился весь небосвод.
- Наступают, - просто сказал Чувашкин.
- Да.
- За два дня столько событий. Сегодня наши наступают. А вчера они, гады... Такая неприятность в полку.
- Что случилось?
- Налетели «фоккеры» и обстрела и стоянки. Ранили летчика, убили инженера. Как будто знали, что вас нет дома.
- Ну, при чем тут я!
- Может, побоялись бы. Все ж говорят, когда вы там, наверху, они такой галдеж в эфире поднимают: «Ахтунг, ахтунг, Покрышкин в воздухе!»
- Кого убили?
- Урванцева. Единственная пуля попала в его будку и прямо в висок. Из летчиков молодого ранило. Ногу ампутировали ему, умер.
Вот так и воспринимай все как есть: свою радость вместе с общим горем. Дели свою радость на всех, бери на себя часть гнетущей печали утрат.
Фамилии «молодого» Чувашкин не смог назвать. Это подсказывало мне, что он не из тех, кто уже был на виду, имел свою машину. Неужели Березкин?..
Мы подходили к землянке КП - оттуда вышло несколько человек. Они приветливо улыбались. Первым среди них я узнал Погребного. Он погладил свою бороду и поднял над собой обе руки. Рядом с ним стояли Березкин, Коротков, Пыжиков - мой земляк из Новосибирска, друг по ФЗУ, недавно назначенный в наш полк на должность пропагандиста. Где-то из-за них показалась голова майора Краева. «Да, летчики все на работе», - подумалось мне. Погребной первый шагнул мне навстречу, и я обнял его как родного.
16. Знакомые маршруты
До свидания, Кубань!
Эти слова звучали гулом наших моторов над уже колосившимися нивами, над рекой, затененной вербами, над станицами и городами чудесного края, пережившего короткую, но тяжелую, опустошительную немецкую оккупацию.
Кубань... Она уже трудилась для фронта, для победы. Наш полк в числе других частей оставлял ее, чтобы влиться в другие фронты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131