Мое напоминание о расчете и точном прицеливании как бы отрезвило молодого летчика. Он спокойнее и увереннее стал сближаться с противником. Новая выпущенная им пулеметная очередь оказалась неотразимой: «мессершмитт» загорелся.
Тут я вспомнил о главной нашей задаче: прикрыть Краснодар, куда рвутся вражеские бомбардировщики. Даю команду, и группа разворачивается к городу. Мой ведомый хорошо держится в строю, уверенно ведет машину. «Молодец!» - говорю ему по радио.
Одна группа «юнкерсов», очевидно, уже успела прорваться к цели: над окраиной города висело облако дыма. В небе кружились наши друзья, истребители из части, которая базировалась на краснодарском аэродроме.
«Где же остальные девятки „юнкерсов“? - подумал я. - Неужели их уже перехватили другие наши истребители?» Вот к нашей шестерке пристроился какой-то самолет. Присмотрелся-это «киттихаук» из полка Дзусова. Знать, нелегкой была схватка с врагом, если он, отбившись от своих, не сумел их найти. Но летчик не торопился домой: пока тянул мотор и действовало оружие, он жаждал драться. Это радовало.
Только я перенес взгляд с «киттихаука» на облака, как заметил группу «мессершмиттов». Форсируя моторы, фашисты догоняли нас. Мы резко развернулись и пошли им навстречу. Атакой снизу, в «живот», я сбил ведущего. Оставляя позади полосу дыма, он пошел к земле. Остальные поспешили нырнуть в облака.
Мы взяли курс на Крымскую. На встречном курсе показалась новая группа «мессершмиттов». И опять завязалась схватка. Их вдвое больше, чем нас. Но уходить нельзя. Надо хоть еще немного продержаться над передним краем. Когда наши пехотинцы видят в воздухе своих истребителей, они чувствуют себя намного уверенней.
А «мессершмитты» наглеют. Вижу, как один из них устремился в атаку на «киттихаук». Доворачиваю машину и пристраиваюсь ему в хвост. Он уже в прицеле, но за ним виден и наш самолет. Если дать очередь из пушки, то вместе с врагом можно поразить и своего. Поэтому открываю огонь только из пулемета. «Мессершмитт» как бы нехотя переворачивается и срывается вниз. Опоздай я хоть на секунду, наш истребитель не отделался бы несколькими безопасными пробоинами.
Не буду описывать всех так или иначе повторяющихся подробностей боя. Скажу только, что закончился он так же внезапно, как и начался. Мне в этот вылет удалось сбить четыре «мессера».
Когда возвратились домой, с удивлением узнали, что за нашим поединком наблюдал с переднего края командующий ВВС фронта генерал К. А. Вершинин. В полк уже пришла от него радиограмма, в которой он объявлял всем летчикам моей группы благодарность за смелые действия и сбитые вражеские самолеты.
Через некоторое время на аэродром возвратилась четверка, которую водил Крюков. Вслед за ним тоже пришла благодарственная радиограмма. Крюков на глазах у Вершинина сбил три немецких истребителя. Его и меня командующий приказал представить к награждению боевыми орденами.
К чувству радости внезапно примешалась тревога. Мне вдруг подумалось: как отнесется к радиограмме Краев? Наверное, прочтет и скажет: всего несколько дней воюем - и уже к награде представлять? Рано! А главное - кого? Того, кого он собирался под суд отдать?
Но я тут же отбросил эти мысли. Самым важным и самым приятным для меня было то, что нам удалось одержать верх над численно превосходящим нас врагом. А что будет, когда полк введет в бой всех молодых летчиков, когда в воздух поднимутся полнокровные эскадрильи?! Держитесь тогда, «мессеры» и «фоккеры»!
На земле, в полку, пока мы были в полете, жизнь тоже приготовила новость. К Вадиму Фадееву приехала молодая жена. Когда мы отправились на фронт, она осталась в городке возле Баку. И вот не выдержала разлуки.
Фадеев, не доехав до общежития, на ходу спрыгнул с машины у домика, который Людмила сняла под квартиру. Махнув ему рукой, я смотрю вослед, думаю о нем. С доброй завистью думаю. В первых же боях над Таманью он снова отличился, упрочив за собой славу храброго и умелого истребителя. У нас в полку все его любят за добрый и веселый характер, за отвагу в боях. Я радуюсь успехам друга, мне приятно, что не ошибся в нем.
Правда, мне не всегда по нутру удаль Фадеева, порой я ругаю его за отсебятину и лихачество, которые могут привести к печальным последствиям. Вот и сегодня он всех заставил изрядно поволноваться.
Мы возвратились с боевого задания. Самолеты один за другим стали заходить на посадку. И вдруг Вадим выкинул очередной фокус. Он стремительно пронесся над самыми верхушками деревьев, круто ушел вверх и начал крутить «бочки». Эффект, конечно, был потрясающим. Мы, разумеется, поняли, для кого старался Фадеев, кто, кроме нас, наблюдал с земли за его цирковыми номерами.
Неожиданно в небе появились немецкие истребители-охотники. Вывалившись из облаков, четверка «мессеров» как снег на голову обрушилась на наш одинокий самолет. А Вадим, увлекшись фигурами, ничего не замечал вокруг себя.
Находившиеся на аэродроме летчики встревожились не на шутку. Федоров бросился к своей машине, чтобы включить рацию и предупредить Фадеева об опасности. Успеет ли? Но, к счастью, Вадим сам как-то догадался оглянуться. И когда в воздухе сверкнула вражеская пулеметная очередь, он резко бросил машину в сторону и затем круто спикировал почти до самой земли. Спасся, как говорится, чудом. Не сумев сбить его внезапной атакой, «мессеры» сразу же развернулись и ушли за облака.
Когда мы оказались с Вадимом наедине, я по-дружески поругал его и посоветовал отказаться от ребяческих замашек. Он попытался все свести к шутке, но наш разговор случайно услышал подошедший Погребной.
- Он дело говорит, Фадеев, - поддержал меня замполит, - тебе надо крепко подумать над своим поведением в воздухе.
Фадеев остался на аэродроме, а мы с Погребным пошли на КП. По дороге замполит попросил меня:
- Поговори с ним еще раз. Он тебя лучше поймет. Верно, что ребячество в нем скоро перебродит. А летчик он замечательный.
- Я тоже боюсь за него, - откровенно признался я Погребному. - Ухарство всегда кончается плохо.
Из этого случая были сделаны и другие выводы. Учитывая, что вражеские истребители-охотники стали подкарауливать наших летчиков на посадке, командование полка приняло меры предосторожности. Теперь при возвращении группы с задания одна пара самолетов обязательно оставалась в воздухе для прикрытия аэродрома. Она садилась последней. А тот, кто приземлился первым, оставался в кабине до тех пор, пока не сядет патрулировавшая пара, готовый сообщить по радио об опасности. Пришлось снова, как когда-то при обучении молодежи под Зерноградом, повторять летчикам известную истину: пока ты не оставил кабину самолета, полет для тебя не кончился, все время будь начеку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131
Тут я вспомнил о главной нашей задаче: прикрыть Краснодар, куда рвутся вражеские бомбардировщики. Даю команду, и группа разворачивается к городу. Мой ведомый хорошо держится в строю, уверенно ведет машину. «Молодец!» - говорю ему по радио.
Одна группа «юнкерсов», очевидно, уже успела прорваться к цели: над окраиной города висело облако дыма. В небе кружились наши друзья, истребители из части, которая базировалась на краснодарском аэродроме.
«Где же остальные девятки „юнкерсов“? - подумал я. - Неужели их уже перехватили другие наши истребители?» Вот к нашей шестерке пристроился какой-то самолет. Присмотрелся-это «киттихаук» из полка Дзусова. Знать, нелегкой была схватка с врагом, если он, отбившись от своих, не сумел их найти. Но летчик не торопился домой: пока тянул мотор и действовало оружие, он жаждал драться. Это радовало.
Только я перенес взгляд с «киттихаука» на облака, как заметил группу «мессершмиттов». Форсируя моторы, фашисты догоняли нас. Мы резко развернулись и пошли им навстречу. Атакой снизу, в «живот», я сбил ведущего. Оставляя позади полосу дыма, он пошел к земле. Остальные поспешили нырнуть в облака.
Мы взяли курс на Крымскую. На встречном курсе показалась новая группа «мессершмиттов». И опять завязалась схватка. Их вдвое больше, чем нас. Но уходить нельзя. Надо хоть еще немного продержаться над передним краем. Когда наши пехотинцы видят в воздухе своих истребителей, они чувствуют себя намного уверенней.
А «мессершмитты» наглеют. Вижу, как один из них устремился в атаку на «киттихаук». Доворачиваю машину и пристраиваюсь ему в хвост. Он уже в прицеле, но за ним виден и наш самолет. Если дать очередь из пушки, то вместе с врагом можно поразить и своего. Поэтому открываю огонь только из пулемета. «Мессершмитт» как бы нехотя переворачивается и срывается вниз. Опоздай я хоть на секунду, наш истребитель не отделался бы несколькими безопасными пробоинами.
Не буду описывать всех так или иначе повторяющихся подробностей боя. Скажу только, что закончился он так же внезапно, как и начался. Мне в этот вылет удалось сбить четыре «мессера».
Когда возвратились домой, с удивлением узнали, что за нашим поединком наблюдал с переднего края командующий ВВС фронта генерал К. А. Вершинин. В полк уже пришла от него радиограмма, в которой он объявлял всем летчикам моей группы благодарность за смелые действия и сбитые вражеские самолеты.
Через некоторое время на аэродром возвратилась четверка, которую водил Крюков. Вслед за ним тоже пришла благодарственная радиограмма. Крюков на глазах у Вершинина сбил три немецких истребителя. Его и меня командующий приказал представить к награждению боевыми орденами.
К чувству радости внезапно примешалась тревога. Мне вдруг подумалось: как отнесется к радиограмме Краев? Наверное, прочтет и скажет: всего несколько дней воюем - и уже к награде представлять? Рано! А главное - кого? Того, кого он собирался под суд отдать?
Но я тут же отбросил эти мысли. Самым важным и самым приятным для меня было то, что нам удалось одержать верх над численно превосходящим нас врагом. А что будет, когда полк введет в бой всех молодых летчиков, когда в воздух поднимутся полнокровные эскадрильи?! Держитесь тогда, «мессеры» и «фоккеры»!
На земле, в полку, пока мы были в полете, жизнь тоже приготовила новость. К Вадиму Фадееву приехала молодая жена. Когда мы отправились на фронт, она осталась в городке возле Баку. И вот не выдержала разлуки.
Фадеев, не доехав до общежития, на ходу спрыгнул с машины у домика, который Людмила сняла под квартиру. Махнув ему рукой, я смотрю вослед, думаю о нем. С доброй завистью думаю. В первых же боях над Таманью он снова отличился, упрочив за собой славу храброго и умелого истребителя. У нас в полку все его любят за добрый и веселый характер, за отвагу в боях. Я радуюсь успехам друга, мне приятно, что не ошибся в нем.
Правда, мне не всегда по нутру удаль Фадеева, порой я ругаю его за отсебятину и лихачество, которые могут привести к печальным последствиям. Вот и сегодня он всех заставил изрядно поволноваться.
Мы возвратились с боевого задания. Самолеты один за другим стали заходить на посадку. И вдруг Вадим выкинул очередной фокус. Он стремительно пронесся над самыми верхушками деревьев, круто ушел вверх и начал крутить «бочки». Эффект, конечно, был потрясающим. Мы, разумеется, поняли, для кого старался Фадеев, кто, кроме нас, наблюдал с земли за его цирковыми номерами.
Неожиданно в небе появились немецкие истребители-охотники. Вывалившись из облаков, четверка «мессеров» как снег на голову обрушилась на наш одинокий самолет. А Вадим, увлекшись фигурами, ничего не замечал вокруг себя.
Находившиеся на аэродроме летчики встревожились не на шутку. Федоров бросился к своей машине, чтобы включить рацию и предупредить Фадеева об опасности. Успеет ли? Но, к счастью, Вадим сам как-то догадался оглянуться. И когда в воздухе сверкнула вражеская пулеметная очередь, он резко бросил машину в сторону и затем круто спикировал почти до самой земли. Спасся, как говорится, чудом. Не сумев сбить его внезапной атакой, «мессеры» сразу же развернулись и ушли за облака.
Когда мы оказались с Вадимом наедине, я по-дружески поругал его и посоветовал отказаться от ребяческих замашек. Он попытался все свести к шутке, но наш разговор случайно услышал подошедший Погребной.
- Он дело говорит, Фадеев, - поддержал меня замполит, - тебе надо крепко подумать над своим поведением в воздухе.
Фадеев остался на аэродроме, а мы с Погребным пошли на КП. По дороге замполит попросил меня:
- Поговори с ним еще раз. Он тебя лучше поймет. Верно, что ребячество в нем скоро перебродит. А летчик он замечательный.
- Я тоже боюсь за него, - откровенно признался я Погребному. - Ухарство всегда кончается плохо.
Из этого случая были сделаны и другие выводы. Учитывая, что вражеские истребители-охотники стали подкарауливать наших летчиков на посадке, командование полка приняло меры предосторожности. Теперь при возвращении группы с задания одна пара самолетов обязательно оставалась в воздухе для прикрытия аэродрома. Она садилась последней. А тот, кто приземлился первым, оставался в кабине до тех пор, пока не сядет патрулировавшая пара, готовый сообщить по радио об опасности. Пришлось снова, как когда-то при обучении молодежи под Зерноградом, повторять летчикам известную истину: пока ты не оставил кабину самолета, полет для тебя не кончился, все время будь начеку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131