Так бы я вопрос не ставила. Хотя для себя я очень долго разбиралась в этой теме и проникалась сознанием того, что и такое может быть .
– То есть?
– Пусть будет так, для вводной: морфер есть материализовавшийся разум морфер – это материя, высокоорганизованная материя, которой имманентно самосознание и разум.
Лариса хлопала глазами.
– Не сильна была я в физике, а жаль, – выговорила она наконец.
– Физика тут, в общем, ни при чем, – отмахнулась Вера. – Тут самое место метафизике, подруга. И философии. Ты только глаза под образа не заводи, а вникай. Сама напросилась. Поэтому я продолжаю свои дефиниции. Учти, подгоняя их под клише нашего сознания. И максимально упрощая суть.
– “Максимально упрощая”. Вот спасибо, хорошо… Извини, Вера. Продолжай, пожалуйста.
– Морфер – материальный разум, управляющий силами, организующими, так сказать, дисциплинирующими материю. Представь материю, способную не только перманентно перестраиваться посредством ядерных и химических реакций, но и управлять этими реакциями. Всеми перестройками и превращениями атомных и молекулярных структур. Разум морфера играет подчиненной ему материей, как ребенок кусочками мозаики: переставляя то так, то этак, творя то розу, то мокрицу из себя. Повторяю – из себя, из своего прото , несущего в своей структуре разум морфера.
– Это, конечно, потрясает, – осторожно сказала Лариса. – И здорово сносит башню. Знаешь, если б ты мне рассказывала о бытии и сознании реально существующих вампиров… Про вампиров все воспринималось бы проще.
– Конечно, – иронически усмехнулась Вера. – Потому что вампиров нет. По крайней мере, в традиционном контексте. Вопрос существования различной нежити – тема отдельного разговора. И ты знаешь, что их нет, хотя про них написано столько книг и снято столько фильмов, что проще поверить в реальное существование Блейда или Лестата какого-нибудь, чем какого-нибудь физика Ландау. А между тем вся заумь, которую я тут тебе несла, подводит нас непосредственно к событиям, происшедшим нынешней ночью в твоем коттедже. И, кстати, жутко тебя напугавшим.
– Я не напугана, – резко перебила собеседницу Лариса.
– Расскажешь гинекологу! – добродушно отмахнулась от этого заявления Вера, и опять Ларисе не удалось на писательницу обидеться. – Я вижу твой страх. Твою растерянность. Потому что я многое умею видеть, Лариса. Ты знаешь.
– Я знаю. Из…вини. Я слушаю тебя.
– Уг-м. Так вот, морфер может полностью перестроиться в любое органическое (а захочет – так и неорганическое) существо согласно прихоти своего сознания и настроения. Конечно, с определенным ограничением: его структура должна оставаться достаточно сложной, чтобы содержать в себе разум. Материя, организованная разумная материя, и никакой мистики… Хотя, глядя на Ежинского, я сильно сомневаюсь, что он хоть в малой степени разумен…
– Кстати о Ежинском. И об упомянутых тобой морферах, вступавших в половые связи с человеческими женщинами. Почему эти формы высокоорганизованной разумной материи относят себя только к мужскому полу? Или женский у них тоже есть?
Вера отхлебнула чаю. Слегка сморщилась. Дотянулась ручищей до барной стойки, смахнула в ладонь-лопату плоскую бутылочку коньяку, открутила крышку и выплеснула в чайную чашку почти треть содержимого бутылочки.
– Материя вообще беспола, это и козе понятно. Особенно находящаяся в сто-хас-ти-чес-ком состоянии. Ибо материи вообще не дано-с предугадать, что из нее образуется впоследствии: какой-нибудь прощелыга именем Ванька Дрын или звезда Бетельгейзе. Но морферы как разумные материальные сущности меж собой как-то, еще на заре времен, еще до насаждения сада Эдемского и грехопадения Адамова, решили, что будут соблюдать половую инвариантность, то бишь из не особо роскошного выбора полов оставили за собой мужской. Из своих, морферовских, соображений. Может, сочли кощунством следовать по пути Творца, создавшего и мужчину и женщину? Хотя экспериментаторы находились: как это. разумному морферу – и без бабы! Пытались создать по матрице уничтоженной к тому времени Лилит. Но что-то у экспериментаторов не заладилось, то ли нуклеотидов каких не хватило, то ли, наоборот лизергиновой кислоты было в преизбытке, может, с бета-каротином переборщили, только разделения полов так и не получилось. И все морферы оказались условно мужского рода. Говорю “условно”, потому что диван, на котором мы сидим. – тоже мужского рода. А настольная лампа – женского. Но ведь это не означает, что лампа с диваном начнут совокупляться и плодиться.
Лариса подозрительно оглядела лампу и “диван. Тяжело вздохнула и опять принялась грызть печенье.
– Конечно, морферов, в отличие от лампы с диваном, волновал вопрос продолжения рода, – распиналась Вера. Казалось, что про этих морферов она тоже что-нибудь написала. Только посерьезней, чем роман. Очень уж обширны были ее познания для писательницы, ваяющей беллетристику. – И они пытались решать его всеми естественными и противоестественными способами примерно до Великого потопа. После потопа полностью выжившие (в отличие от людей) морферы сочли себя божественной расой. Но им кое-кто быстро разъяснил, кто они такие на самом деле и на что могут претендовать. Разъяснения прозвучали куда как серьезно, и разумная материя решила, что, во-первых, соответствовать телесно человеку, а во-вторых, размножаться подобно человеку – толковое дело. Но от таких связей человеческие женщины рождали полукровок, а не истинных морферов…
“Полукровки? Где я это слышала? Точно, у Фриды! Она говорила, что у фламенг тоже бывали связи с людьми, связи, порождающие убогих полукровок! Интересно как! Ни чистый разум, обремененный примитивной материальностью плазмы, ни разумная материя почему-то никак не могут обойтись без какого-то паршиво слепленного хомо сапиенса. у которого и с энергией туго, и материя так себе организована, а про разум-интеллект говорить вообще лучше шепотом! Почему эти столь развитые сущности – фламенги и морферы – не смели нас с лица земли хоть в то же “послепотопное” время и не принялись царевать вовсю? Почему они тянулись к нам, жаждали с нами – потными, тупыми, мало живущими и вечно болеющими – общения и даже любви?!”
От этих мыслей Лариса слегка задохнулась – вспомнилась ей фламенгина любовь. А еще почему-то вспомнилась собака. Воспоминание из далекого отрочества. Породистый стаффордшир, живший у богатых соседей-дачников. Его Лариса и видела-то мельком, потому что на даче Старика она не отдыхом занималась… Так вот этот пес, обласканный и вылизанный хозяевами донельзя, почему-то часами караулил когда Лариса появится в поле его зрения. И тут начинался кошмар: стаффорд заливался лаем-хохотом от радости, что видит Ларису, кидался вылизывать ее исцарапанные коленки и лодыжки, звал играть мел траву хвостом, ползал за Ларисой на пузе и смотрел на нее с такой ненормальной любовью, что у нес иногда щипало в носу от подступающих слез.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78
– То есть?
– Пусть будет так, для вводной: морфер есть материализовавшийся разум морфер – это материя, высокоорганизованная материя, которой имманентно самосознание и разум.
Лариса хлопала глазами.
– Не сильна была я в физике, а жаль, – выговорила она наконец.
– Физика тут, в общем, ни при чем, – отмахнулась Вера. – Тут самое место метафизике, подруга. И философии. Ты только глаза под образа не заводи, а вникай. Сама напросилась. Поэтому я продолжаю свои дефиниции. Учти, подгоняя их под клише нашего сознания. И максимально упрощая суть.
– “Максимально упрощая”. Вот спасибо, хорошо… Извини, Вера. Продолжай, пожалуйста.
– Морфер – материальный разум, управляющий силами, организующими, так сказать, дисциплинирующими материю. Представь материю, способную не только перманентно перестраиваться посредством ядерных и химических реакций, но и управлять этими реакциями. Всеми перестройками и превращениями атомных и молекулярных структур. Разум морфера играет подчиненной ему материей, как ребенок кусочками мозаики: переставляя то так, то этак, творя то розу, то мокрицу из себя. Повторяю – из себя, из своего прото , несущего в своей структуре разум морфера.
– Это, конечно, потрясает, – осторожно сказала Лариса. – И здорово сносит башню. Знаешь, если б ты мне рассказывала о бытии и сознании реально существующих вампиров… Про вампиров все воспринималось бы проще.
– Конечно, – иронически усмехнулась Вера. – Потому что вампиров нет. По крайней мере, в традиционном контексте. Вопрос существования различной нежити – тема отдельного разговора. И ты знаешь, что их нет, хотя про них написано столько книг и снято столько фильмов, что проще поверить в реальное существование Блейда или Лестата какого-нибудь, чем какого-нибудь физика Ландау. А между тем вся заумь, которую я тут тебе несла, подводит нас непосредственно к событиям, происшедшим нынешней ночью в твоем коттедже. И, кстати, жутко тебя напугавшим.
– Я не напугана, – резко перебила собеседницу Лариса.
– Расскажешь гинекологу! – добродушно отмахнулась от этого заявления Вера, и опять Ларисе не удалось на писательницу обидеться. – Я вижу твой страх. Твою растерянность. Потому что я многое умею видеть, Лариса. Ты знаешь.
– Я знаю. Из…вини. Я слушаю тебя.
– Уг-м. Так вот, морфер может полностью перестроиться в любое органическое (а захочет – так и неорганическое) существо согласно прихоти своего сознания и настроения. Конечно, с определенным ограничением: его структура должна оставаться достаточно сложной, чтобы содержать в себе разум. Материя, организованная разумная материя, и никакой мистики… Хотя, глядя на Ежинского, я сильно сомневаюсь, что он хоть в малой степени разумен…
– Кстати о Ежинском. И об упомянутых тобой морферах, вступавших в половые связи с человеческими женщинами. Почему эти формы высокоорганизованной разумной материи относят себя только к мужскому полу? Или женский у них тоже есть?
Вера отхлебнула чаю. Слегка сморщилась. Дотянулась ручищей до барной стойки, смахнула в ладонь-лопату плоскую бутылочку коньяку, открутила крышку и выплеснула в чайную чашку почти треть содержимого бутылочки.
– Материя вообще беспола, это и козе понятно. Особенно находящаяся в сто-хас-ти-чес-ком состоянии. Ибо материи вообще не дано-с предугадать, что из нее образуется впоследствии: какой-нибудь прощелыга именем Ванька Дрын или звезда Бетельгейзе. Но морферы как разумные материальные сущности меж собой как-то, еще на заре времен, еще до насаждения сада Эдемского и грехопадения Адамова, решили, что будут соблюдать половую инвариантность, то бишь из не особо роскошного выбора полов оставили за собой мужской. Из своих, морферовских, соображений. Может, сочли кощунством следовать по пути Творца, создавшего и мужчину и женщину? Хотя экспериментаторы находились: как это. разумному морферу – и без бабы! Пытались создать по матрице уничтоженной к тому времени Лилит. Но что-то у экспериментаторов не заладилось, то ли нуклеотидов каких не хватило, то ли, наоборот лизергиновой кислоты было в преизбытке, может, с бета-каротином переборщили, только разделения полов так и не получилось. И все морферы оказались условно мужского рода. Говорю “условно”, потому что диван, на котором мы сидим. – тоже мужского рода. А настольная лампа – женского. Но ведь это не означает, что лампа с диваном начнут совокупляться и плодиться.
Лариса подозрительно оглядела лампу и “диван. Тяжело вздохнула и опять принялась грызть печенье.
– Конечно, морферов, в отличие от лампы с диваном, волновал вопрос продолжения рода, – распиналась Вера. Казалось, что про этих морферов она тоже что-нибудь написала. Только посерьезней, чем роман. Очень уж обширны были ее познания для писательницы, ваяющей беллетристику. – И они пытались решать его всеми естественными и противоестественными способами примерно до Великого потопа. После потопа полностью выжившие (в отличие от людей) морферы сочли себя божественной расой. Но им кое-кто быстро разъяснил, кто они такие на самом деле и на что могут претендовать. Разъяснения прозвучали куда как серьезно, и разумная материя решила, что, во-первых, соответствовать телесно человеку, а во-вторых, размножаться подобно человеку – толковое дело. Но от таких связей человеческие женщины рождали полукровок, а не истинных морферов…
“Полукровки? Где я это слышала? Точно, у Фриды! Она говорила, что у фламенг тоже бывали связи с людьми, связи, порождающие убогих полукровок! Интересно как! Ни чистый разум, обремененный примитивной материальностью плазмы, ни разумная материя почему-то никак не могут обойтись без какого-то паршиво слепленного хомо сапиенса. у которого и с энергией туго, и материя так себе организована, а про разум-интеллект говорить вообще лучше шепотом! Почему эти столь развитые сущности – фламенги и морферы – не смели нас с лица земли хоть в то же “послепотопное” время и не принялись царевать вовсю? Почему они тянулись к нам, жаждали с нами – потными, тупыми, мало живущими и вечно болеющими – общения и даже любви?!”
От этих мыслей Лариса слегка задохнулась – вспомнилась ей фламенгина любовь. А еще почему-то вспомнилась собака. Воспоминание из далекого отрочества. Породистый стаффордшир, живший у богатых соседей-дачников. Его Лариса и видела-то мельком, потому что на даче Старика она не отдыхом занималась… Так вот этот пес, обласканный и вылизанный хозяевами донельзя, почему-то часами караулил когда Лариса появится в поле его зрения. И тут начинался кошмар: стаффорд заливался лаем-хохотом от радости, что видит Ларису, кидался вылизывать ее исцарапанные коленки и лодыжки, звал играть мел траву хвостом, ползал за Ларисой на пузе и смотрел на нее с такой ненормальной любовью, что у нес иногда щипало в носу от подступающих слез.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78