И тут же совсем другим тоном: – Нет, ты куда намылилась, убогая, в одних-то трусах?
Лариса замерла, глядя в пол:
– Не знаю. Может, раздобуду мышьяку и нажрусь его до отвала, как ты тогда. Мне после всего этого на мир смотреть тошно.
Она говорила и не замечала, как Вера потихоньку подталкивает ее к выходу. Как Вера надевает на нее стеганое пальто на гагачьем пуху, нахлобучивает вязаную шапку и за руку ведет к коттеджу.
– Нет, – дернулась Лариса. – Я туда не пойду.
– Тогда ко мне, – решает Вера. – Мышьяку у меня – лопатой греби. Заодно и помоешься, приоденешься, коньячку хлопнешь, я стейки поджарю, лады?
И тут с Ларисы спало оцепенение. Она принялась реветь и хохотать одновременно:
– Вера, святое небо, Вера! Ты просто чудо какое-то! Ты…
– А то! Пойдем-пойдем, нечего публику собирать. Публике не нужны истерики.
…В пустом зале, где отшумел Суд Чести, выл и извивался в крепких оковах полный морфер, князь Антуан Ежинский.
Будущий еж.
Глава пятнадцатая
БОЛЬШАЯ ОХОТА
Россия: сотни миль полей и по вечерам балет.
Алан Хакни
Спустя примерно неделю после Суда Чести произошло событие, изменившее все расписание курортной зоны “Дворянское гнездо”.
Выпал снег.
Не легкомысленные перышки-снежинки, тающие, едва коснутся земли, и не острое белое крошево, сыплющееся пополам с дождем и превращающее чуть подмерзлую землю в раскисшее месиво. Снег выпал именно такой, какой возвещает о близком приходе зимы: густой, плотный и доброкачественный – снежиночка к снежиночке. А выпадение такого снега на языке “Дворянского гнезда” значило только одно.
Начало сезона Большой Охоты.
Это вовсе не означало, что все обитатели Дворца слегка рехнулись. Но во время завтраков, обедов и ужинов речь шла исключительно об охоте. Томные завсегдатаи курительной и даже вечные рабы криббеджа и преферанса покинули свои уютные насиженные местечки и целыми днями пропадали то в манеже, оттачивая мастерство езды и “разгоняя лошадкам кровь”, то на псарне, ревнивым и придирчивым оком осматривая своры борзых и гончих. Даже хождение в охотничьих сапогах по бесценным коврам и вытирание перепачканных ружейной смазкой пальцев о ближайшую портьеру не считалось par le ton mauvais.
– Приходится это терпеть, – пожимая плечами, сказала Вера Ларисе. – Все любят театр, но кому интересны бесконечные репетиции или творческие муки декоратора? Вот сесть перед сверкающей сценой в качестве зрителя – другое дело.
– А нам с тобой отведена роль зрителей? – поинтересовалась Лариса. Для проформы, впрочем, поинтересовалась. Она уже была в курсе, что они с Верой, естественно, не попадут в число охотников, а лишь окажут честь присутствовать на первом загоне – открытии Охоты. Об этом Ларисе не преминул сообщить барон Людвиг фон Вымпель, чуть не раздуваясь от гордости: он был избран тайным голосованием на почетную должность Управляющего Охотой. Правда, эта должность означала крепкую головную боль и беспокойство за каждую мелочь, нужную в предстоящем действе, но фон Вымпель не жаловался. Лариса уже слыхала краем уха, как барон муштрует изнеженных заграничных князьков-морферов. сгоряча расхватавших обязанности доезжачих и борзятников, и как эти князьки клянутся, что отныне будут проводить свой отдых где-нибудь в Лос-Паламосе, а не в холодной России с ее “ужасными национальными традициями”.
– Лариса, ты меня слышишь?..
– А? Прости, задумалась… О чем ты спросила?
– Спросила, как тебе мой пунш. Если это вообще похоже на пунш.
– Хм… вполне похоже. Честно. Настолько похоже, что я свой стакан уже выдула и не заметила как. Так что давай по второму кругу.
Вера и Лариса пили пунш в памятной Зале-с-клавикордами. Здесь было тихо, охотничьи заботы и страсти кипели в основном этажом ниже, поэтому никто не препятствовал двум дамам интеллигентно напиваться в свое удовольствие. Тем более что это были особенные дамы: одна – Хранительница Камня морферов, а вторая – ее лучшая подруга. Да скрутит остеопороз того, кто нарушит их покой и болтовню!
– Говорят, Ежинский после смены облика куда-то смылся, так и не смогли найти нашего… ежа. – Сказав это, Вера усмехнулась. – Досадно, конечно.
– Почему?
– Он пакостник. В любом образе. Даже в образе ежа. Я планировала его в вольере держать вместе с немецкой овчаркой…
– Вера, это жестоко!
– Шучу. Просто хочется быть уверенной, что ближайшие несколько десятков лет он будет носить на спине набор “Юная швея”, жрать мышей и при приближении опасности сворачиваться клубком.
– Не думаю, что он теперь представляет какую-нибудь опасность. Честно сказать, я не так уж и дрожала перед ним…
– Это ты сейчас так говоришь. Впрочем, это понятно. Негоже убийце мастер-класса показывать свой страх.
– Вера, зачем ты опять об этом!
– О чем?
– О моей специальности. Ведь тогда, после Суда, я сказала тебе, что покончила с этим. И ты – первый человек, которого мне заказали и которого я не убью . Так зачем ты мне душу рвешь?
– Прости. Все. Забыли. Давай накатим по стаканчику, пока эти трезвенники развлекаются охот ничьими побрякушками. К тому же у меня есть TOCI .
– Я вся внимание.
Вера строго глянула Ларисе в лицо:
– Я хочу выпить за то, чтобы мы были в безопасности.
– Хорошее пожелание, хоть и невыполнимое.
– Я не говорю: в безопасности от ударов судьбы. – продолжила Вера, пропустив мимо ушей реплику Ларисы. – Я не говорю: в безопасности от врагов. Пусть мы будем в безопасности от самих себя. И ты пони маешь, о чем я.
Лариса медленно выпила стакан до дна, а потом сказала:
– Да.
Несколько минут они молчали, а потом Вера хлопнула себя по толстым коленкам:
– Чего тебе еще надо. Лариска? Что ты квелишьсм. не радуешься жизни?!
– Смотря какой жизни радоваться, – хмыкнула Лариса. – Тебе, Вера, проще: ты нашла свою нишу, точнее, зону… Курортную.
– Ха!
– Ты нашла, как бы это сказать, точку отсчета своего бытия. Живешь, как хочешь, пишешь, что нравится, и даже обладаешь весом…
– Эт-точно!
– …весомым авторитетом у этих морферов. Твоя жизнь расписана, как инструкция по пользованию стиральной машиной.
– Ты не права…
– Погоди, я хочу объяснить тебе суть моей “квелости”, а не бросаться оскорблениями.
– Ну-ну.
– Я больше не убийца, – медленно заговорила Лариса. – Вот только те, кто хочет свести со мной счеты за старые дела, об этом не знают. Им всем нужен Косметолог – в качестве убийцы и в качестве жертвы одновременно. Решив отказаться от… специальности, я теряю прикрытие. Раз. И становлюсь мишенью. Два. И будет чертовски замечательно, когда я, вернувшись из “Дворянского гнезда”, буду вести жизнь как мокрица: забиваясь в самые темные и узкие щели, прячась от врагов и бывших коллег. Ха! Я, конечно, выучилась быть незаметной, но чтоб до такой степени…
Лариса чуть помолчала, словно собираясь с духом, а потом сказала:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78
Лариса замерла, глядя в пол:
– Не знаю. Может, раздобуду мышьяку и нажрусь его до отвала, как ты тогда. Мне после всего этого на мир смотреть тошно.
Она говорила и не замечала, как Вера потихоньку подталкивает ее к выходу. Как Вера надевает на нее стеганое пальто на гагачьем пуху, нахлобучивает вязаную шапку и за руку ведет к коттеджу.
– Нет, – дернулась Лариса. – Я туда не пойду.
– Тогда ко мне, – решает Вера. – Мышьяку у меня – лопатой греби. Заодно и помоешься, приоденешься, коньячку хлопнешь, я стейки поджарю, лады?
И тут с Ларисы спало оцепенение. Она принялась реветь и хохотать одновременно:
– Вера, святое небо, Вера! Ты просто чудо какое-то! Ты…
– А то! Пойдем-пойдем, нечего публику собирать. Публике не нужны истерики.
…В пустом зале, где отшумел Суд Чести, выл и извивался в крепких оковах полный морфер, князь Антуан Ежинский.
Будущий еж.
Глава пятнадцатая
БОЛЬШАЯ ОХОТА
Россия: сотни миль полей и по вечерам балет.
Алан Хакни
Спустя примерно неделю после Суда Чести произошло событие, изменившее все расписание курортной зоны “Дворянское гнездо”.
Выпал снег.
Не легкомысленные перышки-снежинки, тающие, едва коснутся земли, и не острое белое крошево, сыплющееся пополам с дождем и превращающее чуть подмерзлую землю в раскисшее месиво. Снег выпал именно такой, какой возвещает о близком приходе зимы: густой, плотный и доброкачественный – снежиночка к снежиночке. А выпадение такого снега на языке “Дворянского гнезда” значило только одно.
Начало сезона Большой Охоты.
Это вовсе не означало, что все обитатели Дворца слегка рехнулись. Но во время завтраков, обедов и ужинов речь шла исключительно об охоте. Томные завсегдатаи курительной и даже вечные рабы криббеджа и преферанса покинули свои уютные насиженные местечки и целыми днями пропадали то в манеже, оттачивая мастерство езды и “разгоняя лошадкам кровь”, то на псарне, ревнивым и придирчивым оком осматривая своры борзых и гончих. Даже хождение в охотничьих сапогах по бесценным коврам и вытирание перепачканных ружейной смазкой пальцев о ближайшую портьеру не считалось par le ton mauvais.
– Приходится это терпеть, – пожимая плечами, сказала Вера Ларисе. – Все любят театр, но кому интересны бесконечные репетиции или творческие муки декоратора? Вот сесть перед сверкающей сценой в качестве зрителя – другое дело.
– А нам с тобой отведена роль зрителей? – поинтересовалась Лариса. Для проформы, впрочем, поинтересовалась. Она уже была в курсе, что они с Верой, естественно, не попадут в число охотников, а лишь окажут честь присутствовать на первом загоне – открытии Охоты. Об этом Ларисе не преминул сообщить барон Людвиг фон Вымпель, чуть не раздуваясь от гордости: он был избран тайным голосованием на почетную должность Управляющего Охотой. Правда, эта должность означала крепкую головную боль и беспокойство за каждую мелочь, нужную в предстоящем действе, но фон Вымпель не жаловался. Лариса уже слыхала краем уха, как барон муштрует изнеженных заграничных князьков-морферов. сгоряча расхватавших обязанности доезжачих и борзятников, и как эти князьки клянутся, что отныне будут проводить свой отдых где-нибудь в Лос-Паламосе, а не в холодной России с ее “ужасными национальными традициями”.
– Лариса, ты меня слышишь?..
– А? Прости, задумалась… О чем ты спросила?
– Спросила, как тебе мой пунш. Если это вообще похоже на пунш.
– Хм… вполне похоже. Честно. Настолько похоже, что я свой стакан уже выдула и не заметила как. Так что давай по второму кругу.
Вера и Лариса пили пунш в памятной Зале-с-клавикордами. Здесь было тихо, охотничьи заботы и страсти кипели в основном этажом ниже, поэтому никто не препятствовал двум дамам интеллигентно напиваться в свое удовольствие. Тем более что это были особенные дамы: одна – Хранительница Камня морферов, а вторая – ее лучшая подруга. Да скрутит остеопороз того, кто нарушит их покой и болтовню!
– Говорят, Ежинский после смены облика куда-то смылся, так и не смогли найти нашего… ежа. – Сказав это, Вера усмехнулась. – Досадно, конечно.
– Почему?
– Он пакостник. В любом образе. Даже в образе ежа. Я планировала его в вольере держать вместе с немецкой овчаркой…
– Вера, это жестоко!
– Шучу. Просто хочется быть уверенной, что ближайшие несколько десятков лет он будет носить на спине набор “Юная швея”, жрать мышей и при приближении опасности сворачиваться клубком.
– Не думаю, что он теперь представляет какую-нибудь опасность. Честно сказать, я не так уж и дрожала перед ним…
– Это ты сейчас так говоришь. Впрочем, это понятно. Негоже убийце мастер-класса показывать свой страх.
– Вера, зачем ты опять об этом!
– О чем?
– О моей специальности. Ведь тогда, после Суда, я сказала тебе, что покончила с этим. И ты – первый человек, которого мне заказали и которого я не убью . Так зачем ты мне душу рвешь?
– Прости. Все. Забыли. Давай накатим по стаканчику, пока эти трезвенники развлекаются охот ничьими побрякушками. К тому же у меня есть TOCI .
– Я вся внимание.
Вера строго глянула Ларисе в лицо:
– Я хочу выпить за то, чтобы мы были в безопасности.
– Хорошее пожелание, хоть и невыполнимое.
– Я не говорю: в безопасности от ударов судьбы. – продолжила Вера, пропустив мимо ушей реплику Ларисы. – Я не говорю: в безопасности от врагов. Пусть мы будем в безопасности от самих себя. И ты пони маешь, о чем я.
Лариса медленно выпила стакан до дна, а потом сказала:
– Да.
Несколько минут они молчали, а потом Вера хлопнула себя по толстым коленкам:
– Чего тебе еще надо. Лариска? Что ты квелишьсм. не радуешься жизни?!
– Смотря какой жизни радоваться, – хмыкнула Лариса. – Тебе, Вера, проще: ты нашла свою нишу, точнее, зону… Курортную.
– Ха!
– Ты нашла, как бы это сказать, точку отсчета своего бытия. Живешь, как хочешь, пишешь, что нравится, и даже обладаешь весом…
– Эт-точно!
– …весомым авторитетом у этих морферов. Твоя жизнь расписана, как инструкция по пользованию стиральной машиной.
– Ты не права…
– Погоди, я хочу объяснить тебе суть моей “квелости”, а не бросаться оскорблениями.
– Ну-ну.
– Я больше не убийца, – медленно заговорила Лариса. – Вот только те, кто хочет свести со мной счеты за старые дела, об этом не знают. Им всем нужен Косметолог – в качестве убийцы и в качестве жертвы одновременно. Решив отказаться от… специальности, я теряю прикрытие. Раз. И становлюсь мишенью. Два. И будет чертовски замечательно, когда я, вернувшись из “Дворянского гнезда”, буду вести жизнь как мокрица: забиваясь в самые темные и узкие щели, прячась от врагов и бывших коллег. Ха! Я, конечно, выучилась быть незаметной, но чтоб до такой степени…
Лариса чуть помолчала, словно собираясь с духом, а потом сказала:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78