Завтра ты убедишься в этом в который раз.
- Я до завтра не доживу, - улыбнулась Дана.
На капище собрался не только весь университет, но и вся Сычевка, и множество людей из Новгорода - университетские праздники славились на всю округу. Сычевских и новгородских девушек явно не хватало на всех, и вокруг каждой вилась стайка студентов. Как-то незаметно растворился в темноте Добробой, только Ширяй, смущенный своей вчерашней неудачей, понурив голову стоял около Млада и прятался за его спину.
Перекрикивая вой ветра и гул огня, один из волхвов начал праздник - самый мрачный праздник в году, и от этого, наверное, самый величественный. И вскоре тягучая песня, поющая славу тьме, морозу и силе, укорачивающей день, заклокотала над капищем, под редкий бой больших барабанов и шорох пламени факелов. Песню подхватывали постепенно, сначала густыми басами - и она била в грудь тяжестью низких звуков, потом в нее вплелись молодые голоса студентов, и она прорезала снежную пелену и понеслась над Волховом, а потом запели бабы и девушки - словно вой плакальщиц рассек пространство и устремился к низкому небу. Метель вихрилась вкруг тысяч качающихся огней, и выло пламя, и выл ветер, и песня то лилась, то кипела, то сполохами рвалась вверх, то стелилась над землей, то гремела угрозой, то вставала непоколебимой стеной. Гордая песня отважных людей, осмелившихся смотреть в лицо тьме и северному ветру.
Млад на секунду ощутил себя вне толпы, словно взлетел над берегом и глянул на капище с высоты: тяжелый ритм песни шевелил в нем и шаманскую, и волховскую силу. Могучий Волхов, усмиренный и закованный в лед, разломом в земле бежал за горизонт; черный лес увяз в глубоких снегах и вцепился корнями в землю, трепеща перед северным ветром; белый лик луны накрыли снежные тучи, и со всех сторон, сверху и снизу, на сколько хватало глаз, бесновалась метель. А далеко внизу подрагивали слабые искорки; раскачивались, трепыхались оранжевые точки костров, и то, что мнило себя могучей многотысячной толпой, выглядело жалкой горсткой маленьких, слабых существ, называющих себя людьми. Но песня их поднималась до снежных туч, и песня, поющая славу Зиме, пугала Зиму и заставляла ее сомневаться в своем могуществе.
Большие деревянные кружки с горячим медом пошли по кругу, мед плескали на снег и в огонь, кутью с жертвенника передавали толпе в мисках - и она не стыла на морозе.
- Что, и кутью не будешь есть? - Дана с огромной ложкой в руках повернулась к Младу.
Он покачал головой, плеснул меда на снег и передал кружку дальше.
- И на братчину не пойдешь?
- Конечно, нет. Ну, если ты хочешь, я могу с тобой посидеть…
- Смотри, обидятся на тебя темные боги, - она покачала головой.
- Главное, чтоб светлые не обиделись… - проворчал Млад.
Волхвы послушали его совета, стараясь закончить праздник быстрей. Кулачные бои отложили до Коляды, показали только пару самых знатных кулачников в университете, и бой их был злым, жестким - под стать погоде. Уговорили выступить и Млада - рассказать, что ждет университет в будущем.
- Будущего не знают даже боги, - как всегда, начал он, и в передних рядах раздались смешки - он каждый год начинал свои речи с этих слов, - но могу посоветовать: гадайте на седьмую ночь Коляды. Как пройдет эта ночь - так и сложится год. А вообще… трудный будет год… Боги предупреждают… Лучше я девушкам погадаю… Кто хочет?
Девушек, как всегда, нашлось немало. Млад знал, что не стоит тратить силы перед подъемом, но праздник захватил его, и сила клокотала в горле, требовала выхода. Каждый год он обещал им суженых, каждый год его гадания сбывались, но в этот раз… Самая первая из девушек, подошедшая к нему, посмотрела ему в лицо, и в ее глазах Млад ясно увидел: ее суженый будет убит. Волхв не может лгать…
- Нет, милая, ты пока в девках останешься, - улыбнулся он ей ласково. Будущего не знают даже боги… Но изменить ЭТО будущее нельзя, ее суженый будет убит на войне. Она отошла в сторону, недовольная и удивленная.
А потом их была целая вереница, словно в этом году погибнет каждый третий жених… Млад мрачнел с каждой минутой: война. Вот что надо менять в этом будущем! Это не та война, на которую ушло ополчение, и не та, на которую собирали людей в помощь Москве. Большая война. Враг пострашней татарина.
И вдруг последней перед ним остановилась Дана. Он опешил, он не сразу узнал ее, и хотел отвести глаза.
- Ну? Что же ты? Или мое замужество полностью исключено? - она улыбнулась - румяная от меда и от мороза. Порыв ветра поднял снег между ними.
- Будущего не знают даже боги, - вздохнул он, - но если ты хочешь замуж, ты выйдешь замуж…
- Это ты мне как волхв говоришь? - она засмеялась.
- Нет. Я просто знаю это.
- Понятно. Я, как всегда, осталась без предсказания волхва. Ну хоть с какой стороны мне ждать суженого?
Млад не пил меда, ее веселье заставило его вспомнить о разговоре с Родомилом, и снова нестерпимая боль сжала сердце.
- Выбирай любую сторону… Не тебя выбирают, выбираешь ты…
- Спасибо, конечно, на добром слове, - сказала она, - придется гадать у кого-нибудь другого.
Они отошли в сторону - праздник еще не закончился.
- Чудушко, ты даже как волхв ничего не хочешь мне сказать… А мог бы, между прочим.
- Ну что я мог бы тебе сказать как волхв? - он растерялся.
- Хоть что-нибудь.
- Дана, мы сами делаем свое будущее. Я вижу только возможности. И у тебя их не одна и даже не две. Завтра к тебе посватается ректор или Сова Осмолов - и ты будешь выбирать. Или ты хочешь, чтоб волхвы выбрали за тебя?
- Ни в коем случае. Я хотела услышать совсем не это, - она сжала губы, а потом оглянулась к кострам, - посмотри! Такого еще не было!
Между кострами и кумирами появилась девочка лет пятнадцати - без шапки, в венке из сухих пшеничных колосьев.
- Она будет плясать для зимних богов, - пронеслось от передних к задним рядам.
Неожиданно рядом оказался Ширяй, снова прячась за спину Млада, только на этот раз он постоянно выглядывал из-за плеча учителя.
Млад подумал, что наряд девочка выбрала не самый подходящий - спускающуюся до полу шубу. А потом раздался резкий звук жалейки - одинокий, надрывный, плачущий. Ропоток прокатился по толпе, и все смолкли. И тут девочка одним движением скинула шубу с плеч и осталась совершенно нагой. Ветер словно впился в ее худенькое, угловатое тело, словно обрадовался добыче. Хлопнуло пламя костра, жалейка свистнула громче, девочка взмахнула руками, и метель, как послушный ей кружевной плащ, подняла и опустила крылья. Задрожал, зашелестел бубен, она повернулась вокруг себя, и снежный вихрь закрутился вокруг нее спиралью. А потом бубен забился в неистовом ритме, жалейка подхватила легкую, быструю мелодию, гусляры ударили по струнам, и ловкие их пальцы забегали, заплясали - переливчатый звон был похож на снежную круговерть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154
- Я до завтра не доживу, - улыбнулась Дана.
На капище собрался не только весь университет, но и вся Сычевка, и множество людей из Новгорода - университетские праздники славились на всю округу. Сычевских и новгородских девушек явно не хватало на всех, и вокруг каждой вилась стайка студентов. Как-то незаметно растворился в темноте Добробой, только Ширяй, смущенный своей вчерашней неудачей, понурив голову стоял около Млада и прятался за его спину.
Перекрикивая вой ветра и гул огня, один из волхвов начал праздник - самый мрачный праздник в году, и от этого, наверное, самый величественный. И вскоре тягучая песня, поющая славу тьме, морозу и силе, укорачивающей день, заклокотала над капищем, под редкий бой больших барабанов и шорох пламени факелов. Песню подхватывали постепенно, сначала густыми басами - и она била в грудь тяжестью низких звуков, потом в нее вплелись молодые голоса студентов, и она прорезала снежную пелену и понеслась над Волховом, а потом запели бабы и девушки - словно вой плакальщиц рассек пространство и устремился к низкому небу. Метель вихрилась вкруг тысяч качающихся огней, и выло пламя, и выл ветер, и песня то лилась, то кипела, то сполохами рвалась вверх, то стелилась над землей, то гремела угрозой, то вставала непоколебимой стеной. Гордая песня отважных людей, осмелившихся смотреть в лицо тьме и северному ветру.
Млад на секунду ощутил себя вне толпы, словно взлетел над берегом и глянул на капище с высоты: тяжелый ритм песни шевелил в нем и шаманскую, и волховскую силу. Могучий Волхов, усмиренный и закованный в лед, разломом в земле бежал за горизонт; черный лес увяз в глубоких снегах и вцепился корнями в землю, трепеща перед северным ветром; белый лик луны накрыли снежные тучи, и со всех сторон, сверху и снизу, на сколько хватало глаз, бесновалась метель. А далеко внизу подрагивали слабые искорки; раскачивались, трепыхались оранжевые точки костров, и то, что мнило себя могучей многотысячной толпой, выглядело жалкой горсткой маленьких, слабых существ, называющих себя людьми. Но песня их поднималась до снежных туч, и песня, поющая славу Зиме, пугала Зиму и заставляла ее сомневаться в своем могуществе.
Большие деревянные кружки с горячим медом пошли по кругу, мед плескали на снег и в огонь, кутью с жертвенника передавали толпе в мисках - и она не стыла на морозе.
- Что, и кутью не будешь есть? - Дана с огромной ложкой в руках повернулась к Младу.
Он покачал головой, плеснул меда на снег и передал кружку дальше.
- И на братчину не пойдешь?
- Конечно, нет. Ну, если ты хочешь, я могу с тобой посидеть…
- Смотри, обидятся на тебя темные боги, - она покачала головой.
- Главное, чтоб светлые не обиделись… - проворчал Млад.
Волхвы послушали его совета, стараясь закончить праздник быстрей. Кулачные бои отложили до Коляды, показали только пару самых знатных кулачников в университете, и бой их был злым, жестким - под стать погоде. Уговорили выступить и Млада - рассказать, что ждет университет в будущем.
- Будущего не знают даже боги, - как всегда, начал он, и в передних рядах раздались смешки - он каждый год начинал свои речи с этих слов, - но могу посоветовать: гадайте на седьмую ночь Коляды. Как пройдет эта ночь - так и сложится год. А вообще… трудный будет год… Боги предупреждают… Лучше я девушкам погадаю… Кто хочет?
Девушек, как всегда, нашлось немало. Млад знал, что не стоит тратить силы перед подъемом, но праздник захватил его, и сила клокотала в горле, требовала выхода. Каждый год он обещал им суженых, каждый год его гадания сбывались, но в этот раз… Самая первая из девушек, подошедшая к нему, посмотрела ему в лицо, и в ее глазах Млад ясно увидел: ее суженый будет убит. Волхв не может лгать…
- Нет, милая, ты пока в девках останешься, - улыбнулся он ей ласково. Будущего не знают даже боги… Но изменить ЭТО будущее нельзя, ее суженый будет убит на войне. Она отошла в сторону, недовольная и удивленная.
А потом их была целая вереница, словно в этом году погибнет каждый третий жених… Млад мрачнел с каждой минутой: война. Вот что надо менять в этом будущем! Это не та война, на которую ушло ополчение, и не та, на которую собирали людей в помощь Москве. Большая война. Враг пострашней татарина.
И вдруг последней перед ним остановилась Дана. Он опешил, он не сразу узнал ее, и хотел отвести глаза.
- Ну? Что же ты? Или мое замужество полностью исключено? - она улыбнулась - румяная от меда и от мороза. Порыв ветра поднял снег между ними.
- Будущего не знают даже боги, - вздохнул он, - но если ты хочешь замуж, ты выйдешь замуж…
- Это ты мне как волхв говоришь? - она засмеялась.
- Нет. Я просто знаю это.
- Понятно. Я, как всегда, осталась без предсказания волхва. Ну хоть с какой стороны мне ждать суженого?
Млад не пил меда, ее веселье заставило его вспомнить о разговоре с Родомилом, и снова нестерпимая боль сжала сердце.
- Выбирай любую сторону… Не тебя выбирают, выбираешь ты…
- Спасибо, конечно, на добром слове, - сказала она, - придется гадать у кого-нибудь другого.
Они отошли в сторону - праздник еще не закончился.
- Чудушко, ты даже как волхв ничего не хочешь мне сказать… А мог бы, между прочим.
- Ну что я мог бы тебе сказать как волхв? - он растерялся.
- Хоть что-нибудь.
- Дана, мы сами делаем свое будущее. Я вижу только возможности. И у тебя их не одна и даже не две. Завтра к тебе посватается ректор или Сова Осмолов - и ты будешь выбирать. Или ты хочешь, чтоб волхвы выбрали за тебя?
- Ни в коем случае. Я хотела услышать совсем не это, - она сжала губы, а потом оглянулась к кострам, - посмотри! Такого еще не было!
Между кострами и кумирами появилась девочка лет пятнадцати - без шапки, в венке из сухих пшеничных колосьев.
- Она будет плясать для зимних богов, - пронеслось от передних к задним рядам.
Неожиданно рядом оказался Ширяй, снова прячась за спину Млада, только на этот раз он постоянно выглядывал из-за плеча учителя.
Млад подумал, что наряд девочка выбрала не самый подходящий - спускающуюся до полу шубу. А потом раздался резкий звук жалейки - одинокий, надрывный, плачущий. Ропоток прокатился по толпе, и все смолкли. И тут девочка одним движением скинула шубу с плеч и осталась совершенно нагой. Ветер словно впился в ее худенькое, угловатое тело, словно обрадовался добыче. Хлопнуло пламя костра, жалейка свистнула громче, девочка взмахнула руками, и метель, как послушный ей кружевной плащ, подняла и опустила крылья. Задрожал, зашелестел бубен, она повернулась вокруг себя, и снежный вихрь закрутился вокруг нее спиралью. А потом бубен забился в неистовом ритме, жалейка подхватила легкую, быструю мелодию, гусляры ударили по струнам, и ловкие их пальцы забегали, заплясали - переливчатый звон был похож на снежную круговерть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154