Ходил с ребятами в ночной обход. Вернулись ни с чем. Не задержали никого, не постреляли даже, не то что в прошлые ночи. Бойцы наши сейчас отсыпаются, а я вздремнул немного и сюда... Разрешите еще одну? - Он выпил и опять, морщась, покачал головой. Я отнял у него бутылку, и Прокофий недоуменно и с мольбой уставился на меня, точно я совершил что-то непозволительное. - Товарищ капитан, разве вы не знаете, что бог любил троицу? - Я налил ему третью рюмку. - Спасибо за гуманность. Эту рюмку я приберегу до вашей жены. Выйдет к нам, и тогда...
- Дима! - послышался голос Нины.
Я быстро прошел в спальню. Нина сидела на кровати. Восхищение мое медленно сменилось тоской, мне стало страшно: скоро, очень скоро наступит момент, который разъединит нас надолго, быть может, навсегда. Я ощутил, как кровь медленно отлила от лица, и Нина спросила, испуганно расширив глаза:
- Ты побледнел оттого, что подумал о нашей разлуке?
- Да.
- Зачем? Ведь мы вместе. Мы всегда будем вместе... пока... пока живем на земле...
Я никогда не верил в слияние душ, не понимал, как можно быть вместе, находясь на расстоянии, и еще крепче прижал ее к себе.
- Кто там пришел? - спросила Нина, осторожно освобождаясь.
- Прокофий.
- За тобой? - испугалась она.
- Пришел поздравить...
- Я сейчас выйду к вам.
Чертыханов недвижно сидел, облокотясь о стол и положив на ладонь тяжеловатый свой подбородок; его глаза, утратившие обычную хитроватую ухмылку, смотрели в одну точку, не мигая.
- Ты, кажется, загрустил?
- Думаю, товарищ капитан. - Вопреки своему обыкновению он не встал. Из такого-то дома, теплого, чистого, просторного, от жены - да в осеннюю стужу, в дождь, в огонь, под пули... Ох, неохота, товарищ капитан! Выть впору, как неохота. А надо. Вот как надо. - Он провел ребром ладони по горлу. - Позарез надо.
- Надо, Прокофий, - сказал я, садясь напротив него.
Прокофий гулко вздохнул.
- Подумать только: Москва, наша Москва, столица всего мирового пролетариата, на осадном положении. Даже не верится.
В столовой появилась Нина. Чертыханов поспешно вскочил, опрокидывая стул, сказал тихо:
- Позвольте вас поздравить с законным браком.
- Спасибо, Прокофий. - Нина поцеловала его.
- Вам спасибо. За такой поцелуй можно идти на смерть, как по нотам! Позвольте выпить за ваше здоровье! - Выпив рюмку, он звучно чмокнул донышко. - Вот теперь хватит. В самый раз. Теперь, товарищ капитан, приказы исполнять намного будет способнее.
Некоторое время мы молчали. Минута расставания подступила вплотную, к самому горлу. Мне страшно было смотреть Нине в глаза. Смятение мое выдавала рука, лежавшая на столе: пальцы непроизвольно выбивали дробь. Нина прикрыла их своей узенькой рукой.
- Не надо, - сказала она тихо и встала; выйдя в кабинет, позвала Чертыханова. Они о чем-то пошептались там, должно быть, она просила Прокофия о том, чтобы он за мной "присматривал". Я слышал, как Чертыханов пробасил:
- Будьте уверены...
Они вышли. Нина была немного озабоченная и строгая. У Прокофия был беспечный вид подвыпившего человека.
- Я сейчас пойду по своим делам, а затем приду к вам в батальон, сказала Нина.
- Но ты можешь нас не застать.
- Застану, - уверенно ответила она. - Я только уберу немного со стола.
- Подожди. - Я усадил ее рядом с собой. И замолчал, подыскивая нужные слова.
Чтобы не стеснять нас своим присутствием, Чертыханов, взяв стопку тарелок, ушел на кухню.
- Как бы тебе объяснить, Нина, - проговорил я. - Ты теперь не свободна принимать решения самостоятельно. Пойми меня правильно... Ты теперь не одна... Ты обязана думать о нем, который у нас будет... Ты обязана его оберегать... И понимаешь... - Я запнулся, и она, не раздумывая, подсказала:
- Тебе бы не хотелось, чтобы я вернулась опять туда, в леса?
- Да, - сознался я. - И здесь для тебя хватит работы...
Нина нахмурила брови, отняла у меня руку и положила ее на горло.
- Хорошо, Дима, я подумаю. Я скажу тебе о своем решении, когда приду к тебе в батальон.
- Ты только не думай, пожалуйста, что я чего-то испугался или еще там что...
- Нет, нет, - поспешно отозвалась Нина. - Я ничего такого не думаю.
22
Браслетов неожиданно и по-дружески обнял меня.
- А ведь сдружились мы с тобой, Ракитин! - воскликнул он, впервые переходя на "ты". - Я схожусь с людьми медленно и нелегко - сомнения грызут душу: все думается, что человек не такой, каким хочет казаться, что внутри он совсем иной... А ты такой, какой есть, без хитрой подоплеки. И знаешь, чем ты меня сразил: у тебя тоже есть жена, но ты ни слова о ней не сказал. А я распинался перед тобой - противно вспоминать...
Я прервал его:
- Не надо об этом, Николай Николаевич. Мы друг друга поняли?
- Вполне.
- Вот и хорошо. Главное - понять друг друга и поверить.
Браслетов становился все более уверенным в своих поступках и все более чувствовал себя хозяином в батальоне. Красивое, нежных девичьих линий лицо его немного огрубело, на нем заметно проступали - как бы вновь прорезывались - волевые черты, которые безошибочно формируются опасностью.
- Прощание с Москвой не страшит, - как бы вслух подумал он, пошевелив круто изогнутой бровью. - Беспокоит другое: не вернуться бы нам в нее, пятясь задом.
Я рассмеялся:
- Откуда такие мрачные мысли, Николай Николаевич! Загадывать, что с нами будет впереди, занятие бесполезное. Уверен в одном: придется тяжело. До невозможности. А если случится полегче, то это будет для нас вроде приятного сюрприза.
Браслетов тоже рассмеялся, беспечно и как будто с облегчением.
- Ты прав. Привык я к тебе, честное слово! Как будто знаю тебя давно-давно...
- И я привык к тебе, - сказал я. - За первые наши беседы - они были резковаты большей частью по моей вине - приношу извинения. Совершенно искренне...
Браслетов отступил от меня на несколько шагов, точно испугавшись чего-то.
- Нет, нет, - запротестовал он. - Даже вспоминать об этом не надо.
- Согласен. Не будем вспоминать. Садись, обсудим положение. Необходима особая бдительность на марше: не привести бы к фронту вместо батальона роту.
- Нам опасаться нечего. Бойцы один к одному, - возразил Браслетов. Но замечание мое вселило в него невольное беспокойство. Он встал. - Пойду соберу своих ребят, проведу с ними беседу...
- Потом ты можешь навестить жену и дочку, - сказал я.
Комиссар вдруг заволновался, хотя всячески старался скрыть это волнение.
- Если не возражаешь, я схожу на часок. Извини меня...
Когда комиссар ушел, я позвонил Нине. Никто не отозвался. На душе было неспокойно, сердце болело, я просто чувствовал это физически.
За стеклянной перегородкой появился лейтенант Тропинин, сдержанный, подчеркнуто аккуратный, с четкими движениями.
- Машин на ходу оказалось три, - доложил он. - Остальные не пригодны. Бензин слили в эти три полуторки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81