..
Приостановившись возле белого ствола березы, он указал в темноту.
- Видите повозку? - Я ничего не видел во тьме, как ни вглядывался. - А слышите, как лошадь сеном хрустит? Это их повозка. Я вас тут подожду...
Распряженная лошадь жевала, похрустывая, сено. В повозке, закрытые брезентом, спали Нина и дядя Никифор. Солдат, запрокинувшись, прерывисто всхрапывал. Нина спала тихо, голова ее была накрыта полой шинели. Я притронулся к выбившейся прядке волос, влажной от росы. Я хотел уйти, чтобы не потревожить ее, но Нина, не отнимая от лица шинели, спросила тихо:
- Дима, это ты?
- Да. Я тебя разбудил?
- Я сама проснулась, как только ты подошел. Сердце два раза стукнулось, точно в дверь... Мое сердце тебя узнает.
Я рассмеялся:
- Выдумщица ты!
- Правда же! Ты сегодня утром подходил к нам, к нашей подводе, еще там, на Бронной?
- Подходил.
Нина осторожно, чтобы не разбудить солдата, выбралась из-под брезента и спрыгнула на землю.
- Вот видишь! Сердце подсказало, что ты смотришь на меня. Я боялась обернуться, а вдруг тебя нет...
Солдат повернулся в повозке и сонным голосом предупредил:
- Нина, далеко не отходи - ночь...
- Я здесь, Никифор Иванович, - отозвалась Нина.
Мы отдалились от повозки на несколько шагов.
- Ты устала? - спросил я.
- Отчего мне уставать? - сказала она. - Захочется - иди пешком, надоест - садись на повозку... Раненых после налета перевязали, погрузили на попутные машины. Вот и все. А как ты, Дима?
- Все пока хорошо. О тебе думаю. Иногда жалею, что взял с собой.
- Что мне сделать такое, чтобы ты не думал обо мне, не беспокоился? Неужели тебе не хорошо оттого, что мы вместе? Война нас сблизила и обручила. Как же мы можем расстаться? Нас разлучит только смерть - твоя или моя!
Она все говорила, перескакивая с одного на другое, торопливо, точно старалась победить в себе не то смущение, не то отчаянное душевное смятение.
- Знаешь, теперь, когда прошлая жизнь осталась где-то позади, далеко-далеко, мне она стала казаться какой-то розовой, как весеннее утро без единого облачка. Обиды, которые тогда казались значительными и глубокими, теперь выглядят просто смешными и ничтожными.
Я смотрел на ее сверкавшие во тьме зубы, держал ее руки в своих и радовался тому, что мы вместе.
Нина спохватилась:
- А где Чертыханов?
- Где-то тут.
Я взмахнул рукой в темноту. Нина тихонько свистнула. Чертыханов таким же свистом ответил ей.
- Иди сюда! - позвала она.
Чертыханов выступил из темноты.
- Чего?
- Забирай своего командира и уводи. Ему отдохнуть надо.
Чертыханов тем же путем и с теми же односложными предупреждениями привел меня назад. Я лег на постель из еловых веток, от которых крепко пахло свежей смолой, хвоей. Чертыханов тотчас же уснул: дышал он глубоко, ровно и от усталости шумно, со сдержанным стоном. Я долго не мог заснуть, смотрел в черное небо с расплывавшимися красными лужами зарев и думал... Вспоминались солдаты и офицеры - герои книг, прочитанных мною совсем недавно, перед войной: Ремарк, Хемингуэй, Олдингтон... Они, те герои, называли себя потерянным поколением. Мне нравилась их грусть, их сомнения, страдания, они рассуждали о бессмысленности войны, о загубленных молодых жизнях. Но как не похожа судьба тех людей на наши судьбы! На нашу долю выпала высочайшая задача: отстоять Отечество во что бы то ни стало, ценою жизни. Иначе рабство на многие годы, на столетия...
Слева, километрах в трех от нас, над шоссейной дорогой пролетали вражеские самолеты. Они знали, что и ночью к фронту двигались подкрепления. Развесив зеленоватые фонари, страшные совиные глаза войны, выискивали цели и швыряли бомбы. Гул тупо и нехотя накатывался на рощи, трепал их и где-то вдалеке, в темных чащобах, глох...
5
На рассвете, отойдя от места ночлега километров на пять, бойцы первой роты встретились со странной колонной. Люди, в большинстве пожилые, были разномастно одеты в шинели, в телогрейки, в ватные пиджаки с меховыми воротниками, перепоясаны ремнями из серой парусины. Они сидели сбоку от дороги на земле, на пенечках, на вещмешках и что-то жевали перед тем, как тронуться в путь. Некоторые из них были с винтовками, возле других валялись связанные попарно противотанковые гранаты и бутылки с зажигательной смесью. Я догадался, что это ополченцы. Они устало улыбались нам, молодым и крепким.
Прокофий Чертыханов, шагая мимо, отметил с беспощадной насмешкой:
- Старая гвардия вооружена до зубов!
Пробегая взглядом по лицам "старой гвардии", я увидел знакомые глаза, черные и горячие.
Это был заслуженный артист республики Николай Сергеевич Столяров, наш учитель. Я никак не ожидал встретить его именно здесь.
- Здравствуйте, Николай Сергеевич! - сказал я, подбежав к нему.
Он чуть прищурился, не сразу узнавая меня.
- Дима! Батюшки, вот так встреча! - Столяров поспешно встал, и мы обнялись.
- Как вы сюда попали? - спросил я. - Куда вас направляют?
- То есть как куда? В бой. Разве мы могли отстать, Дима? В моем отделении все люди достойные и уважаемые. - Глаза Столярова, сузившись, сверкнули прежним веселым озорством. - Вот этот отважный воин, что с гранатами у пояса, - кандидат биологических наук Лукашов Петр Степанович. Столяров театральным жестом указал на человека в ботинках и обмотках на худых икрах; кандидат сидел на пенечке, вздернув ввысь острые колени, и читал сложенную вчетверо газету, поднеся ее к самым очкам. - Рядом с ним преподаватель истории кино в Институте кинематографии товарищ Казанский. А тот, что чинит сапог своему другу, - заведующий мастерской по ремонту обуви. Есть у нас начальник главка, профессор есть, мастер пекарни и даже циркач, жонглер... И так во всем батальоне... - Николай Сергеевич чуть наклонился ко мне и проговорил, как по секрету: - Мы их, фашистов, обожди как расхлещем!
Я взглянул вдоль дороги. Бойцы нашего батальона перемешались с ополченцами, обращались к ним почтительно: "папаша" или "дорогой товарищ". Курили, закусывали...
Я был убежден, что эти большой духовной ценности люди пошли в бой честно, по приказу сердца, с единственной и великой целью - умереть, но не пропустить врага в Москву. Но сумеют ли они это сделать?
- Месяц назад встретил Сергея Петровича Дубровина, - проговорил Столяров. - Он рассказал мне про тебя и про Нину...
- Она со мной, - сказал я. - Мы ведь поженились.
- Знаю. Так и должно было случиться. Хотел бы я на нее взглянуть!..
- Она тоже будет рада повидать вас... Чертыханов! - позвал я. Прокофий вынырнул из-за дерева. - Сходи за Ниной.
Но в это время по всей колонне понеслось зычно и пронзительно: "Воздух! Воздух!"
- Рассредоточиться! - крикнул я. Команда полетела от взвода к взводу.
Самолеты шли звеньями, низко, не спеша, с распластанными огромными крыльями. Грозный и мощный их рев, подобно водопаду, ниспадающему с кручи, придавливал к земле.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81