Лучше всего около одиннадцати вечера. И прошу еще раз: обязательно
предупреди Констанс.
- Что ж, я предупрежу ее, - уверил мистер Бедфорд и вышел из лавки с
такой миной, будто только что узнал, что заработал миллион долларов.
14
Я сидел в лавке до четырех часов дня. Несмотря на то, что было только
начало марта и погода была паскудная, дела шли довольно хорошо. Мне
удалось продать большой мерзкий телеграф в корабельном исполнении двум
педерастам из Дарьена, штат Коннектикут, которые радостно загрузили его в
свою блестящую голубую фургонетку-"олдсмобиль", а один серьезный убеленный
сединами мистер почти час просматривал мои гравюры, безошибочно выбирая
самые лучшие.
Заперев лавку, я пошел в бар "Бисквит" (прости меня, Боже), где
заказал себе кофе с пирожным. Там работали приятные официантки, а одна из
них, Лаура, была подружкой Джейн и могла разговаривать со мной так, чтобы
не огорчать меня.
- Ну и как сегодня дела? - спросила она, ставя передо мной кофе.
- Неплохо. Я наконец-то продал этот корабельный телеграф, который
Джейн терпеть не могла.
- Ох, ту штуковину, которую ты привез из Рокпорта, когда поехал на
закупки один?
- Вот именно.
- Ну, на будущее не покупай таких вещей, - предупредила Лаура. -
Иначе дух Джейн начнет регулярно являться тебе.
Я невольно скривился. Лаура присмотрелась ко мне, склонив голову, и
спросила:
- Не смешно? Извини. Я не хотела...
- Все в порядке, - уверил я ее. - Это не твоя вина.
- Мне действительно очень жаль, - повторила Лаура.
- Забудь об этом. Просто у меня плохое настроение.
Я допил кофе, оставил Лауре доллар чаевых и вышел на мороз. Проходя
через рынок Грейнитхед, я думал, что охотнее всего сел бы в машину и ехал
бы всю ночь на запад, подальше от Массачусетса, назад в Сент-Луис, а
может, и еще дальше. Несмотря на непрестанный ветер, несмотря на близость
океана, мне казалось, что Салем и Грейнитхед крайне малы, темны, стары и
затхлы. На меня давила огромная тяжесть минувших лет, всех этих
исторических зданий, давно умерших людей, таинственных случаев из
прошлого. Тяжесть ложащихся слоями предубеждений, гнева и страдания.
Я поехал на юго-запад, до улицы Лафайет, а потом свернул в Салем,
проехав мимо кладбища "Звезда Морей". День был исключительно солнечным,
сильный свет отражался в окнах домов, в стеклах машин и яхт. Небо
серебряной иглой прошивал самолет, совершая круг перед посадкой в
аэропорту Биверли, в пяти милях отсюда.
Я доехал до улицы Чартер, напротив главного управления полиции
свернул вправо, на улицу Либерти, и там запарковался. Потом я перешел на
другую сторону, к Музею Пибоди, на площади Ист-Индиа.
Салем был отреставрирован так же, как и Грейнитхед, а недавно
восстановленная чистенькая площадь Ист-Индиа была заново вымощена и
украшена в центре фонтаном в форме китайской пагоды. С западной стороны
площадь соединялась с длинным крытым торговым пассажем, где рядами стояли
изысканные ювелирные магазины, обувные и антикварные лавки. Подлинное
здание 1824 года, известное как "Ист-Индиа Марин Холл", в котором
располагался Музей Пибоди, совершенно не подходило к этому окружению и
торчало над площадью как мафусаиловых лет родственник, свежевыбритый,
вычищенный и великолепно одетый на свадьбу пра-пра-пра-пра...-внука.
Я нашел Эдварда Уордвелла в отделе морской истории. Он сидел,
развалившись, в обширной каюте яхты "Барка Клеопатры" 1816 года, читая
руководство по плаванию с аквалангом. Я постучал в деревянную стенку и
завопил:
- Есть кто живой?
- О, Джон, - сказал Эдвард, откладывая книгу. - Как раз о тебе я и
думал. Освежаю в памяти сведения о нырянии для начинающих. Все идет к
тому, что хорошая погода удержится до завтрашнего утра.
- Разве что боги бури услышат мои молитвы и смилостивятся надо мной.
- Тебе нечего бояться, - уверил меня Эдвард. - Честно говоря, во
время ныряния очень важно не бояться, по крайней мере хотя бы совладать со
страхом. Под водой боится каждый. Мы боимся задохнуться, боимся темноты,
боимся запутаться в водорослях. Некоторые ныряльщики чувствуют страх даже
перед подъемом. Но если сумеешь немного расслабиться, то можешь пережить
великолепнейшие минуты.
- Гмм, - заговорил я, так и не убежденный.
- Тебе не о чем беспокоиться, - успокоил меня Эдвард. Он снял очки и
заморгал. - Я буду с тобой все время.
- Когда ты заканчиваешь работу? - спросил я. - Мне нужно с тобой
поговорить.
- Мы запираем в пять, но потом нужно немного прибраться. Это займет
минут двадцать.
Я огляделся. За арочными окнами музея спускались сумерки. Близилась
очередная ночь, время, когда мертвые из Грейнитхед могут посещать своих
потерявших их близких. Время, когда снова могла появиться Джейн. Я
собирался ночевать сегодня в Салеме, в мотеле "Под боярышником", но у меня
совершенно не было уверенности, что призрак Джейн может являться мне
только в моем доме.
- Пойдем что-нибудь выпьем, - предложил я. - Я собираюсь в "Корчму
любимых девушек". Может, встретимся там около шести?
- У меня идея лучше, - ответил Эдвард. - Иди в пассаж и представься
Джилли Кормик. Она ведет наш корабельный журнал и завтра плывет с нами, но
вы прекрасно можете познакомиться и дожидаясь завтрашнего утра. Джилли
управляет салоном под названием "Лен и кружева", вроде бы шестая с края
лавка под арками. Я приду туда, как только закончу работу.
Я вышел из музея и прошел через площадь Ист-Индиа. Наступали сумерки,
становилось все холоднее. Я энергично потирал руки, разогревая их. Меня
миновала небольшая группа туристов. Одна из женщин громко сказала с
носовым техасским выговором:
- Разве здесь не чудесно? Я прямо-таки чувствую атмосферу
восемнадцатого века.
"Лен и кружева" оказались, элегантным и дорогим салоном, где
продавали платья в стиле принцессы Дианы, с жабо, бантами, высокими
воротниками и надувными рукавами. Черноволосая, плоская как доска девица
направила меня вглубь салона, показывая за себя длинным кроваво-красным
ногтем; там я и нашел Джилли Маккормик, которая как раз завязывала
разноцветный, в веселых тонах пакет для какой-то пропахшей нафталином
древней бостонской матроны в облезлой норке.
Джилли была высока, курчава, черноволоса; красивое лицо, слегка
выдающиеся скулы. Одета она была в черно-серую юбку, доходящую до половины
полных икр, и одну из льняных блузок собственного изготовления с кружевным
жабо, которое тщетно пыталось скрыть ее пышные груди и тонкую талию.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107
предупреди Констанс.
- Что ж, я предупрежу ее, - уверил мистер Бедфорд и вышел из лавки с
такой миной, будто только что узнал, что заработал миллион долларов.
14
Я сидел в лавке до четырех часов дня. Несмотря на то, что было только
начало марта и погода была паскудная, дела шли довольно хорошо. Мне
удалось продать большой мерзкий телеграф в корабельном исполнении двум
педерастам из Дарьена, штат Коннектикут, которые радостно загрузили его в
свою блестящую голубую фургонетку-"олдсмобиль", а один серьезный убеленный
сединами мистер почти час просматривал мои гравюры, безошибочно выбирая
самые лучшие.
Заперев лавку, я пошел в бар "Бисквит" (прости меня, Боже), где
заказал себе кофе с пирожным. Там работали приятные официантки, а одна из
них, Лаура, была подружкой Джейн и могла разговаривать со мной так, чтобы
не огорчать меня.
- Ну и как сегодня дела? - спросила она, ставя передо мной кофе.
- Неплохо. Я наконец-то продал этот корабельный телеграф, который
Джейн терпеть не могла.
- Ох, ту штуковину, которую ты привез из Рокпорта, когда поехал на
закупки один?
- Вот именно.
- Ну, на будущее не покупай таких вещей, - предупредила Лаура. -
Иначе дух Джейн начнет регулярно являться тебе.
Я невольно скривился. Лаура присмотрелась ко мне, склонив голову, и
спросила:
- Не смешно? Извини. Я не хотела...
- Все в порядке, - уверил я ее. - Это не твоя вина.
- Мне действительно очень жаль, - повторила Лаура.
- Забудь об этом. Просто у меня плохое настроение.
Я допил кофе, оставил Лауре доллар чаевых и вышел на мороз. Проходя
через рынок Грейнитхед, я думал, что охотнее всего сел бы в машину и ехал
бы всю ночь на запад, подальше от Массачусетса, назад в Сент-Луис, а
может, и еще дальше. Несмотря на непрестанный ветер, несмотря на близость
океана, мне казалось, что Салем и Грейнитхед крайне малы, темны, стары и
затхлы. На меня давила огромная тяжесть минувших лет, всех этих
исторических зданий, давно умерших людей, таинственных случаев из
прошлого. Тяжесть ложащихся слоями предубеждений, гнева и страдания.
Я поехал на юго-запад, до улицы Лафайет, а потом свернул в Салем,
проехав мимо кладбища "Звезда Морей". День был исключительно солнечным,
сильный свет отражался в окнах домов, в стеклах машин и яхт. Небо
серебряной иглой прошивал самолет, совершая круг перед посадкой в
аэропорту Биверли, в пяти милях отсюда.
Я доехал до улицы Чартер, напротив главного управления полиции
свернул вправо, на улицу Либерти, и там запарковался. Потом я перешел на
другую сторону, к Музею Пибоди, на площади Ист-Индиа.
Салем был отреставрирован так же, как и Грейнитхед, а недавно
восстановленная чистенькая площадь Ист-Индиа была заново вымощена и
украшена в центре фонтаном в форме китайской пагоды. С западной стороны
площадь соединялась с длинным крытым торговым пассажем, где рядами стояли
изысканные ювелирные магазины, обувные и антикварные лавки. Подлинное
здание 1824 года, известное как "Ист-Индиа Марин Холл", в котором
располагался Музей Пибоди, совершенно не подходило к этому окружению и
торчало над площадью как мафусаиловых лет родственник, свежевыбритый,
вычищенный и великолепно одетый на свадьбу пра-пра-пра-пра...-внука.
Я нашел Эдварда Уордвелла в отделе морской истории. Он сидел,
развалившись, в обширной каюте яхты "Барка Клеопатры" 1816 года, читая
руководство по плаванию с аквалангом. Я постучал в деревянную стенку и
завопил:
- Есть кто живой?
- О, Джон, - сказал Эдвард, откладывая книгу. - Как раз о тебе я и
думал. Освежаю в памяти сведения о нырянии для начинающих. Все идет к
тому, что хорошая погода удержится до завтрашнего утра.
- Разве что боги бури услышат мои молитвы и смилостивятся надо мной.
- Тебе нечего бояться, - уверил меня Эдвард. - Честно говоря, во
время ныряния очень важно не бояться, по крайней мере хотя бы совладать со
страхом. Под водой боится каждый. Мы боимся задохнуться, боимся темноты,
боимся запутаться в водорослях. Некоторые ныряльщики чувствуют страх даже
перед подъемом. Но если сумеешь немного расслабиться, то можешь пережить
великолепнейшие минуты.
- Гмм, - заговорил я, так и не убежденный.
- Тебе не о чем беспокоиться, - успокоил меня Эдвард. Он снял очки и
заморгал. - Я буду с тобой все время.
- Когда ты заканчиваешь работу? - спросил я. - Мне нужно с тобой
поговорить.
- Мы запираем в пять, но потом нужно немного прибраться. Это займет
минут двадцать.
Я огляделся. За арочными окнами музея спускались сумерки. Близилась
очередная ночь, время, когда мертвые из Грейнитхед могут посещать своих
потерявших их близких. Время, когда снова могла появиться Джейн. Я
собирался ночевать сегодня в Салеме, в мотеле "Под боярышником", но у меня
совершенно не было уверенности, что призрак Джейн может являться мне
только в моем доме.
- Пойдем что-нибудь выпьем, - предложил я. - Я собираюсь в "Корчму
любимых девушек". Может, встретимся там около шести?
- У меня идея лучше, - ответил Эдвард. - Иди в пассаж и представься
Джилли Кормик. Она ведет наш корабельный журнал и завтра плывет с нами, но
вы прекрасно можете познакомиться и дожидаясь завтрашнего утра. Джилли
управляет салоном под названием "Лен и кружева", вроде бы шестая с края
лавка под арками. Я приду туда, как только закончу работу.
Я вышел из музея и прошел через площадь Ист-Индиа. Наступали сумерки,
становилось все холоднее. Я энергично потирал руки, разогревая их. Меня
миновала небольшая группа туристов. Одна из женщин громко сказала с
носовым техасским выговором:
- Разве здесь не чудесно? Я прямо-таки чувствую атмосферу
восемнадцатого века.
"Лен и кружева" оказались, элегантным и дорогим салоном, где
продавали платья в стиле принцессы Дианы, с жабо, бантами, высокими
воротниками и надувными рукавами. Черноволосая, плоская как доска девица
направила меня вглубь салона, показывая за себя длинным кроваво-красным
ногтем; там я и нашел Джилли Маккормик, которая как раз завязывала
разноцветный, в веселых тонах пакет для какой-то пропахшей нафталином
древней бостонской матроны в облезлой норке.
Джилли была высока, курчава, черноволоса; красивое лицо, слегка
выдающиеся скулы. Одета она была в черно-серую юбку, доходящую до половины
полных икр, и одну из льняных блузок собственного изготовления с кружевным
жабо, которое тщетно пыталось скрыть ее пышные груди и тонкую талию.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107