Сидя за рулем, я чувствовал нарастающую горечь; горечь и усталость.
Охваченный ужасающей депрессией, я повторял себе, что я совершенно
бессилен, что я не могу сделать ничего, чтобы обеспечить покой душе Джейн.
Хотя после ее смерти я погрузился в пучину отчаяния, намного хуже было
сознание, что ее душа все еще томится в этой ужасной бездне среди
призраков, скелетов и гниющих трупов. Боль стала более мучительной, а
беспомощность и отчаяние усилили старое чувство потери.
Я слушал Брамса по автомобильному магнитофону, чтобы успокоиться, и
болтал с Эдвардом и Форрестом о Джилли Маккормик, о музыке, о "Дэвиде
Дарке"... и снова о Джилли Маккормик.
- Она к тебе неравнодушна? - спросил Эдвард, когда мы въезжали в
пригород Берлингтона.
- Кто, Джилли?
- А кто же еще?
- Не знаю, - ответил я. - Мне кажется, между нами есть какая-то
симпатия.
- Ты слышал, - завопил Форрест. - Между нами есть какая-то симпатия.
Так говорит образованный тип вместо: "Мы только друзья".
Эдвард снял очки и протер их мятым платком.
- Восхищаюсь твоим темпом, Джон. Ты действительно прешь к цели, как
"Шерман", когда чего-то хочешь.
- Она очень привлекательная девушка, - ответил я.
- Это точно, - согласился Эдвард. Казалось, я почувствовал в его
голосе нотку ревности.
Форрест склонился с заднего сиденья вперед и слегка похлопал Эдварда
по плечу.
- Не переживай, - обратился он ко мне. - Эдвард влюбился в Джилли с
первого же взгляда.
В Берлингтоне мы свернули с шоссе номер 95 вправо и поехали на
северо-восток по шоссе номер 93. Автомобиль пересекал лужи, разбрызгивая
их. "Дворники" выражали свое возмущение неустанным писком резины,
скользящей по стеклу, а на боковых окнах дрожали капли дождя, как будто
упорные, не дающие себя прогнать воспоминания.
- Знаете, - провозгласил Эдвард, - Брамс играл на фортепиано в
танцклассах и в портовых забегаловках.
- Это еще ничего, - ответил Форрест. - Прокофьев ведь даже готовил
сукиаки.
- А какую это связь имеет с Брамсом, ко всем чертям? - закипятился
Эдвард.
- Ради Бога, заткнитесь оба, - заревел я. - Я сегодня не в настроении
для академических споров.
Оба послушно заткнулись, и с минуту мы молча ехали под дождем в
сторону округа Дракут. Потом Эдвард заявил:
- Так это правда? С этим сукиаки?
- Конечно, - подтвердил Форрест. - Он научился этому в Японии. Но в
то же время он так никогда и не полюбил суси. Заявлял, что после суси его
постоянно тянет сочинять не в такт.
Мы добрались до Тьюсбери в самом начале первого. Эдвард уверил нас,
что он великолепно помнит дорогу к дому Эвелита. Но тем не менее следующие
десять минут мы ездили кругами вокруг лужайки, разыскивая главные ворота.
У ограды стоял пожилой мужчина в длинном, до пят, непромокаемом плаще с
капюшоном и хмуро приглядывался к нам, когда мы проезжали мимо него в
третий раз.
Я съехал на край дороги и остановил машину.
- Прошу прощения, не подскажете, как нам доехать до дома под
названием Биллингтон?
Мужчина подошел к нам ближе и вперил в нас строгий взгляд, как
деревенский коп, пытающийся определить, не хиппи ли мы и не страховые ли
мы агенты из большого города.
- До дома Эвелитов? Вы его ищете?
- Да, извините. Мы договорились с мистером Дугласом Эвелитом на
двенадцать часов.
Мужчина сунул руку под плащ, вытащил "луковицу" наверно в стоун
весом, открыл крышку и посмотрел на циферблат через нижние части
бифокальных очков.
- В таком случае, вы опоздали. Уже 12:13.
- Только покажите нам дорогу, хорошо? - вмешался Эдвард.
- Да, доедете легко, - ответил тот. - Нужно проехать ограду и с
другой стороны свернуть влево рядом с вон тем кленом.
- Большое спасибо.
- Не благодарите, - буркнул мужчина. - Я не пошел бы туда ни за какие
сокровища.
- В дом Эвелита? Почему же?
- Этот дом проклят, вот почему. Проклят и одержим. Если бы это от
меня зависело, то я сжег бы его до самого фундамента.
- Ох, успокойтесь, - бросил Эдвард. Очевидно, он науськивал старика,
чтобы вытянуть у него побольше информации. - Мистер Эвелит просто
отшельник, вот и все. Но ведь это еще не значит, что в его доме страшно.
- Страшно, говорите? Ну так вот что я тебе скажу, сынок: если хотите
увидеть дом, где страшно, то поезжайте мимо дома Эвелита в летнюю ночь,
вот что. Услышите самые безумные звуки на этом свете, вопли, стоны и тому
подобное. Увидите удивительные отблески, танцующие на крыше, и если я не
ошибаюсь, можете заглянуть на обратной дороге ко мне. Поставлю вам обед и
дам деньги на билет назад, откуда вы приехали.
- Из Салема, - ответил Форрест.
- Из Салема, да? - переспросил мужчина. - Ну, если живете в Салеме,
то знаете, о чем я говорю.
- Вопли и стоны? - уточнил Эдвард.
- Вопли и стоны, - подтвердил мужчина без дальнейших объяснений.
Эдвард посмотрел на меня, а я посмотрел на Эдварда.
- Надеюсь, никто из нас не отказывается? - спросил я.
- Конечно, - ответил Эдвард. - А ты, Форрест?
- Я не отказываюсь, - уверил нас Форрест. - Что мне какие-то вопли и
стоны.
- Не забывай и об удивительных отблесках, - предупредил его Эдвард.
Мы поблагодарили мужчину, я прикрыл стекло и объехал вокруг ограды.
За развесистым кленом, почти полностью скрытым виноградной лозой и
кустами, находились ворота из кованого железа, ведущие в резиденцию
Биллингтонов, где с 1763 года жили Эвелиты.
- Мы на месте, - заявил Эдвард. - Не понимаю, как я мог забыть
дорогу. Готов поклясться, что когда я был здесь в последний раз, то ворота
были дальше за ограждением.
- Все страньше и страньше, как у Кэрролла, - усмехнулся Форрест.
Я остановил машину и вышел. За воротами простиралась широкая,
покрытая гравием подъездная дорога, а в глубине стоял красивый белый дом
восемнадцатого века, с колоннами, зелеными ставнями, серой гонтовой крышей
и тремя оконцами мансарды в крыше. Почти все ставни на первом этаже были
закрыты. Не очень благоприятное впечатление произвел на меня доберман с
подпалинами, который стоял у ступеней, ведущих к входным дверям, и
внимательно наблюдал за мной, насторожив уши.
- Звонок здесь, - заявил Эдвард и потянул за черную железную ручку,
выступающую из столба ворот. Где-то внутри дома раздался сдавленный звон,
а доберман придвинулся еще ближе к воротам, грозно всматриваясь в нас.
- Как ты относишься к собакам? - спросил меня Эдвард.
- Великолепно, - ответил я. - Просто лежу, свернувшись калачиком, и
позволяю себя грызть. Никто никогда не жаловался в Американский союз
кинологов, что я плохо отношусь к собакам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107