Она была невысокой, самое большее - метр
шестьдесят, у нее было худое лицо с резкими чертами, большие темные глаза
и прямые, длинные, черные и блестящие волосы, спускавшиеся до середины
спины. Одета она была в черное льняное платье, скроенное крайне просто,
однако я сразу заметил, что под ним на ней ничего не было, обута же она
была в черные блестящие туфельки с остроконечными носами на исключительно
высоком каблуке.
- Мистер Эвелит просил, чтобы я провела вас в библиотеку, -
заговорила она с бостонским акцентом, проглатывая окончания слов. Эдвард
посмотрел на меня, подняв бровь. В этой девушке решительно чувствовался
класс. Но что она делала здесь, в этой безлюдной местности, вместе со
старым эксцентричным отшельником и индейцем, одетым, как Уильям Рандольф
Херст [Уильям Рандольф Херст (1863-1951) - магнат прессы США]. Особенно,
если не была внучкой Эвелита?
Девушка исчезла, и нам пришлось ускорить шаг, чтобы догнать ее в
соседней комнате. Она провела нас через холл, постукивая каблучками по
деревянному полу, а когда она проходила мимо какого-то неприкрытого
ставнями окна и серый дневной свет осветил тонкий материал ее платья, я
убедился, что мое первое впечатление было верным. Я различил даже родинку
на ее правой ягодице. Я понял, что Форрест тоже это заметил, так как он
громко хмыкнул.
Наконец мы вошли в библиотеку. Это была длинная обширная комната,
занимающая, наверно, половину этажа. На дальнем ее конце находилось
огромное витражное окно. Через янтарно-зеленые стекла пробивались
разноцветные полосы света, освещая стоящие рядами тысячи томов,
оправленных в кожу, толстые рулоны картин и гравюр.
Посередине, за широким дубовым столом, заваленным открытыми книгами,
сидел седовласый старец. Лицо у него было как у обезьяны, сморщенное от
старости и отсутствия солнца, но в нем все еще можно было узнать Эвелита -
те же удлиненные черты, что и на его портрете внизу, и такие же тяжелые
веки, отличительная черта всех его предков.
Он читал, пользуясь увеличительным стеклом. Когда мы вошли, он
отложил лупу, снял очки и присмотрелся к нам взглядом дальнозоркого. На
нем была поношенная, но чистая белая рубашка, черная шерстяная куртка и
черные перчатки без пальцев. Я подумал, что он страшно похож на
рассерженного ворона.
- Сначала прошу вас представиться, - сухо сказал он. - Я редко
позволяю, чтобы посетители мешали мне работать, поэтому хотел бы знать, с
кем имею честь.
- Меня зовут Джон Трентон, я торговец сувенирами из Грейнитхед. Это
Эдвард Уордвелл и Форрест Броу, оба из музея Пибоди.
Дуглас Эвелит со свистом втянул воздух одной ноздрей и опять одел
очки.
- Разве нужно было приходить втроем, чтобы показать мне какой-то
пенал?
Я положил письменный прибор Генри Геррика на стол.
- Это прекрасная вещь, мистер Эвелит. Я думал, что вы хотя бы
захотите взглянуть на нее.
- И только затем вы сюда приехали? Разве это была главная причина?
Я поднял взгляд. Девушка в черном отодвинулась от нас и стояла,
опираясь спиной о книжную полку. Она внимательно наблюдала за нами, почти
так же бдительно и жадно, как и доберман снаружи. Я не знал, хочет ли она
изнасиловать всех нас или только перегрызть нам горло, но я выразительно
ощущал на себе ее сосредоточенный, жадный взгляд. В полумраке ее черное
платье снова стало непрозрачным, но я знал, что под ним ничего нет, и эта
мысль была удивительно возбуждающей, а также крайне опасной.
- Вы правы, мистер Эвелит, - сказал Эдвард. - Да, мы и впрямь
приехали не за тем, чтобы показать вам этот письменный прибор, хотя это
действительно очень ценная историческая реликвия, и мы надеемся, что вы с
удовольствием полюбуетесь им. Истинная причина нашего визита - то, что нам
просто необходимо воспользоваться вашей библиотекой.
Старый Эвелит втянул воздух сквозь зубы и ничего не ответил.
- Дело в том, мистер Эвелит, - продолжал Эдвард, - что мы столкнулись
с крайне трудной исторической проблемой. В Музее Пибоди есть много книг,
карт и так далее, но этих материалов явно недостаточно, чтобы разрешить
эту проблему. Я надеюсь... мы все надеемся, что мы найдем решение здесь.
Наступило долгое молчание, после чего Дуглас Эвелит оттолкнул кресло,
встал и медленно, задумчиво обогнул стол, опираясь на него рукой, чтобы
удержать равновесие.
- Вы отдаете себе отчет в том, что это исключительная наглость? -
спросил он.
- Это никакая не наглость, мистер Эвелит, - вмешался я. - Сотни, даже
тысячи человеческих существ находится в опасности. Угроза нависла даже над
душами.
Дуглас Эвелит чопорно поднял голову и бросил на меня один быстрый
взгляд.
- Душами, молодой человек?
- Да, сэр. Душами.
- Ну, ну, - сказал он. Он подошел к письменному прибору и коснулся
инициалов на крышке сухими, как мел, кончиками пальцев. - Ну, ну,
действительно прекрасная вещь. Вы утверждаете, она принадлежала Генри
Геррику?
- Генри Геррику-старшему. Двенадцатый судья в процессах над
салемскими ведьмами.
- Гм. Пытаетесь меня подкупить очень дорогим даром, чтобы попасть в
мою библиотеку. Сколько вы за это хотите?
- Ни цента, сэр.
- Ни цента? Вы сошли с ума?
- Нет, мистер Эвелит, не сошел. Я сказал, что не хочу денег. Я только
хочу получить доступ в вашу библиотеку.
- Понимаю, - буркнул Дуглас Эвелит. Он уже начал открывать футляр, но
сменил намерение. - Ну что ж, мне нелегко будет исполнить это требование.
Я хочу закончить мою историю религий семнадцатого века в Массачусетсе. Это
труд всей моей жизни. По моей оценке, на то, чтобы ее закончить, у меня
уйдет еще год, и я не собираюсь терять ни минуты из этого времени. Вот
сейчас, например, я сейчас мог бы писать, вместо того, чтобы разговаривать
с вами. Предположим, что в минуту смерти мне не хватит именно этих десяти
минут для того, чтобы закончить книгу. Как я тогда пожалею об этом
разговоре!
- Мистер Эвелит, мы точно знаем, что мы ищем, - вмешался Эдвард. -
Если ваша коллекция полностью каталогизирована, мы будем вас беспокоить
максимум день или два. И мы можем приходить только ночью, когда вы спите.
- Гм, - повторил Дуглас Эвелит. - Я никогда не сплю по ночам. Я
отдыхаю часа три после полудня, этого мне вполне хватает.
- В таком случае, будет ли нам позволено приходить после полудня?
Дуглас Эвелит снова коснулся письменного прибора.
- Так это на самом деле принадлежало Генри Геррику? У вас есть
доказательства?
- Внутри него есть три коротких письма, написанных лично Генри
Герриком, что доказано экспертизой, - проинформировал я его.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107
шестьдесят, у нее было худое лицо с резкими чертами, большие темные глаза
и прямые, длинные, черные и блестящие волосы, спускавшиеся до середины
спины. Одета она была в черное льняное платье, скроенное крайне просто,
однако я сразу заметил, что под ним на ней ничего не было, обута же она
была в черные блестящие туфельки с остроконечными носами на исключительно
высоком каблуке.
- Мистер Эвелит просил, чтобы я провела вас в библиотеку, -
заговорила она с бостонским акцентом, проглатывая окончания слов. Эдвард
посмотрел на меня, подняв бровь. В этой девушке решительно чувствовался
класс. Но что она делала здесь, в этой безлюдной местности, вместе со
старым эксцентричным отшельником и индейцем, одетым, как Уильям Рандольф
Херст [Уильям Рандольф Херст (1863-1951) - магнат прессы США]. Особенно,
если не была внучкой Эвелита?
Девушка исчезла, и нам пришлось ускорить шаг, чтобы догнать ее в
соседней комнате. Она провела нас через холл, постукивая каблучками по
деревянному полу, а когда она проходила мимо какого-то неприкрытого
ставнями окна и серый дневной свет осветил тонкий материал ее платья, я
убедился, что мое первое впечатление было верным. Я различил даже родинку
на ее правой ягодице. Я понял, что Форрест тоже это заметил, так как он
громко хмыкнул.
Наконец мы вошли в библиотеку. Это была длинная обширная комната,
занимающая, наверно, половину этажа. На дальнем ее конце находилось
огромное витражное окно. Через янтарно-зеленые стекла пробивались
разноцветные полосы света, освещая стоящие рядами тысячи томов,
оправленных в кожу, толстые рулоны картин и гравюр.
Посередине, за широким дубовым столом, заваленным открытыми книгами,
сидел седовласый старец. Лицо у него было как у обезьяны, сморщенное от
старости и отсутствия солнца, но в нем все еще можно было узнать Эвелита -
те же удлиненные черты, что и на его портрете внизу, и такие же тяжелые
веки, отличительная черта всех его предков.
Он читал, пользуясь увеличительным стеклом. Когда мы вошли, он
отложил лупу, снял очки и присмотрелся к нам взглядом дальнозоркого. На
нем была поношенная, но чистая белая рубашка, черная шерстяная куртка и
черные перчатки без пальцев. Я подумал, что он страшно похож на
рассерженного ворона.
- Сначала прошу вас представиться, - сухо сказал он. - Я редко
позволяю, чтобы посетители мешали мне работать, поэтому хотел бы знать, с
кем имею честь.
- Меня зовут Джон Трентон, я торговец сувенирами из Грейнитхед. Это
Эдвард Уордвелл и Форрест Броу, оба из музея Пибоди.
Дуглас Эвелит со свистом втянул воздух одной ноздрей и опять одел
очки.
- Разве нужно было приходить втроем, чтобы показать мне какой-то
пенал?
Я положил письменный прибор Генри Геррика на стол.
- Это прекрасная вещь, мистер Эвелит. Я думал, что вы хотя бы
захотите взглянуть на нее.
- И только затем вы сюда приехали? Разве это была главная причина?
Я поднял взгляд. Девушка в черном отодвинулась от нас и стояла,
опираясь спиной о книжную полку. Она внимательно наблюдала за нами, почти
так же бдительно и жадно, как и доберман снаружи. Я не знал, хочет ли она
изнасиловать всех нас или только перегрызть нам горло, но я выразительно
ощущал на себе ее сосредоточенный, жадный взгляд. В полумраке ее черное
платье снова стало непрозрачным, но я знал, что под ним ничего нет, и эта
мысль была удивительно возбуждающей, а также крайне опасной.
- Вы правы, мистер Эвелит, - сказал Эдвард. - Да, мы и впрямь
приехали не за тем, чтобы показать вам этот письменный прибор, хотя это
действительно очень ценная историческая реликвия, и мы надеемся, что вы с
удовольствием полюбуетесь им. Истинная причина нашего визита - то, что нам
просто необходимо воспользоваться вашей библиотекой.
Старый Эвелит втянул воздух сквозь зубы и ничего не ответил.
- Дело в том, мистер Эвелит, - продолжал Эдвард, - что мы столкнулись
с крайне трудной исторической проблемой. В Музее Пибоди есть много книг,
карт и так далее, но этих материалов явно недостаточно, чтобы разрешить
эту проблему. Я надеюсь... мы все надеемся, что мы найдем решение здесь.
Наступило долгое молчание, после чего Дуглас Эвелит оттолкнул кресло,
встал и медленно, задумчиво обогнул стол, опираясь на него рукой, чтобы
удержать равновесие.
- Вы отдаете себе отчет в том, что это исключительная наглость? -
спросил он.
- Это никакая не наглость, мистер Эвелит, - вмешался я. - Сотни, даже
тысячи человеческих существ находится в опасности. Угроза нависла даже над
душами.
Дуглас Эвелит чопорно поднял голову и бросил на меня один быстрый
взгляд.
- Душами, молодой человек?
- Да, сэр. Душами.
- Ну, ну, - сказал он. Он подошел к письменному прибору и коснулся
инициалов на крышке сухими, как мел, кончиками пальцев. - Ну, ну,
действительно прекрасная вещь. Вы утверждаете, она принадлежала Генри
Геррику?
- Генри Геррику-старшему. Двенадцатый судья в процессах над
салемскими ведьмами.
- Гм. Пытаетесь меня подкупить очень дорогим даром, чтобы попасть в
мою библиотеку. Сколько вы за это хотите?
- Ни цента, сэр.
- Ни цента? Вы сошли с ума?
- Нет, мистер Эвелит, не сошел. Я сказал, что не хочу денег. Я только
хочу получить доступ в вашу библиотеку.
- Понимаю, - буркнул Дуглас Эвелит. Он уже начал открывать футляр, но
сменил намерение. - Ну что ж, мне нелегко будет исполнить это требование.
Я хочу закончить мою историю религий семнадцатого века в Массачусетсе. Это
труд всей моей жизни. По моей оценке, на то, чтобы ее закончить, у меня
уйдет еще год, и я не собираюсь терять ни минуты из этого времени. Вот
сейчас, например, я сейчас мог бы писать, вместо того, чтобы разговаривать
с вами. Предположим, что в минуту смерти мне не хватит именно этих десяти
минут для того, чтобы закончить книгу. Как я тогда пожалею об этом
разговоре!
- Мистер Эвелит, мы точно знаем, что мы ищем, - вмешался Эдвард. -
Если ваша коллекция полностью каталогизирована, мы будем вас беспокоить
максимум день или два. И мы можем приходить только ночью, когда вы спите.
- Гм, - повторил Дуглас Эвелит. - Я никогда не сплю по ночам. Я
отдыхаю часа три после полудня, этого мне вполне хватает.
- В таком случае, будет ли нам позволено приходить после полудня?
Дуглас Эвелит снова коснулся письменного прибора.
- Так это на самом деле принадлежало Генри Геррику? У вас есть
доказательства?
- Внутри него есть три коротких письма, написанных лично Генри
Герриком, что доказано экспертизой, - проинформировал я его.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107