Мне стало неловко, и я отвернулся, сделав вид что разглядываю обезьянку в берете и солнечных очках, сидящую в стеклянном ящике на миниатюрном унитазе.
– Это называется эпифания.
Я оглянулся и увидел Али стера Ферстона с бутылкой виски в одной руке и пачкой «Мальборо» в другой. Он сиял от гордости, время от времени прихлебывая виски и нюхая порошок. Но почему же он снизошел до разговора со мной? Или пообщался со всеми и все ему успели надоесть?
– У вас когда-нибудь было такое в жизни?
– Да, – отозвался я, – когда я встретил Киттен.
– О да! – Он расхохотался, как пьяный Фальстаф.
Я осмотрелся. Киттен и Дэнни куда-то пропали.
Ферстон снова ухмыльнулся и добавил:
– Так они признанная пара года?
– Не знаю. Но рейтинг у них высокий. Возможно, они его еще удержат.
– Слишком поздно, – заметил Ферстон. Он повернулся и пошел прочь от меня. И я, к изумлению своему, увидел, что у него на плече, свисая на спину и прячась за его шеей, сидит обезьянка с сигаретой во рту и корчит рожу.
Мне захотелось выйти на свежий воздух. Ночь была прохладная, у входа в студию стояли ряды роскошных автомобилей, вечеринка приближалась к концу. Я с удовольствием готов был пешком добраться до отеля, который находился поблизости. Все такси были забиты, и я почему-то представлял себе, что в каждой машине сидит целующаяся парочка. Улица была запружена праздношатающимися и теми, кто уже собирался уезжать с выставки.
Киттен и Дэнни, кажется, успели удалиться раньше всех. Я даже подумал, что они, возможно, уже легли спать. Но мне было грустно при воспоминании о сцене, свидетелем которой поневоле я стал. Их отношения находились на грани распада. И чем дальше, тем сильнее ревность разъедала обоих. Киттен становилась все более блестящей моделью, а Дэнни все более известным актером. Чрезмерная учтивость и внимание, которое он готов был уделять своим поклонницам, приводили Киттен в бешенство. А Киттен все сильнее раздражала его своим поведением на вечеринках, которые обожала, но на которых она постепенно стала все чаще принимать изрядные дозы наркотика. Впрочем, ее не за что было осуждать – законы мира, в котором она вращалась, редко позволяли мужчине и женщине долго ограничиваться одним лишь бокалом шампанского.
НЕВЕСТА СЕВЕРИНА
Северин – вымышленное имя. На самом деле его звали Сеймур – имя, унаследованное от его дяди, богатого торговца мехом. Но когда он поступил в художественную школу, то решил, что станет Северином, поскольку это напоминает о песнях «Вельвет Андеграунд». Эта группа позаимствовала свое название из романа «Венера в мехах» Леопольда фон Захер-Мазоха, писателя, почти полностью забытого, зато давшего наименование целому направлению в художественном стиле и психологии секса. Но для Северина важно было то, что его имя будет звучать достаточно экзотично и мрачновато в восприятии всякого европейца.
Несколько лет спустя он поменял и фамилию. Это произошло в тот день, когда он опубликовал свою первую фотографию. Вместо Коэна он стал Каганом. Ему казалось, что фамилия Каган будет звучать с неким монгольским оттенком и лучше подойдет к его фирменному знаку, на котором изображена меховая шапка.
Северин свято верил в силу фирменного знака. И в необходимость поддерживать неизменным и узнаваемым свой персональный стиль. Он даже одевался соответственно – носил шляпы, одежду темных тонов, плащи из ткани защитного цвета, мотоциклистские ботинки с отворотами. Северин черпал свои идеи в творчестве Уорхола, который ввел моду на солнечные очки, одежду, стилизованную под военную униформу, кожаные пиджаки и матросские рубахи, предопределившую вкусы целого поколения.
Северин хотел во всем походить на Энди. Быть богатым, знаменитым, гламурным, эксклюзивным… и обладать всем тем, чем обладал Уорхол. В рамках обыденной жизни ему было тесно, и он всячески стремился их раздвинуть. Характер постоянно провоцировал его продвигаться дальше, в глубь того мира, который сам изобретал и в который все сильнее верил. По сути, характер и был источником его безусловной гениальности.
Северин заслуженно считался великим модным фотографом. Настолько великим, насколько это возможно в нашем мире. Но его подлинные достижения были связаны не с фотографией, а с умением создать имидж модели. Это он играл роль бога мира моды, создавая образные мифы, которыми пестрели страницы журналов и рекламных буклетов и каталогов.
Он не творил девушек из ничего. Но, один раз взглянув на объект своих будущих усилий, мог точно составить идеальный портрет, в соответствии с которым затем трансформировал обычную или даже заурядную внешность посредством прически, макияжа, одежды, превращая очередную Золушку в мегазвезду. Я склонен все же считать его настоящим художником, пусть даже ни одна художественная академия и не готова была признать его достижения. Высоким современным искусством он очень мало интересовался, поскольку находил его слишком претенциозным, выхолощенным и бесполезным. Втайне он верил, что, создавая нечто в сфере массового потребления, обеспечивая удовлетворение общечеловеческих чаяний и желаний, он творит искусство гораздо более ценное, нежели картины, повисающие мертвым грузом на стенах музеев.
Грешная троица Роттвейлер – Кара, Сьюзан и Зули – это его творения. Он сделал из них, простеньких и наивных школьниц, настоящих суперзвезд. Не только создал – фотографии, которые превратили их в знаменитостей и принесли им огромные доходы. Северин сотворил их сознание. Он определял, какой длины и какого цвета должны быть у них волосы, и хотя не обязан был подыскивать им бойфрендов или советовать соглашаться на ту или иную работу, мог позволить себе делать и то и другое. Что интересно, модели нередко слушались его беспрекословно.
Северин располагал неслыханным влиянием. Например, он мог уговорить девушек отказаться от работы с Роттвейлер и перейти в другое агентство, но ни за что не стал бы делать это, поскольку слишком любил Мисс и прекрасно понимал, что никто столь высоко, как она, не ценит его талант. Он мог также уговорить Роттвейлер не брать на работу меня. Думаю, Мисс сама предусмотрительно направила меня к нему, чтобы узнать его мнение. Она ему доверяла и хотела, чтобы некоторое время он понаблюдал за мной и вынес свой приговор. И он действительно присматривался ко мне довольно долго, вероятно, втайне потешаясь над моей неуклюжей манерой держаться и неосведомленностью по части всего, что составляло основу фэшн-индустрии. Порой он хихикал надо мной вместе с девицами или со стилистами, но чаще был необычайно любезен. И, самое странное, я заметил, что очень хотел заслужить его одобрение. Я хотел ему понравиться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109
– Это называется эпифания.
Я оглянулся и увидел Али стера Ферстона с бутылкой виски в одной руке и пачкой «Мальборо» в другой. Он сиял от гордости, время от времени прихлебывая виски и нюхая порошок. Но почему же он снизошел до разговора со мной? Или пообщался со всеми и все ему успели надоесть?
– У вас когда-нибудь было такое в жизни?
– Да, – отозвался я, – когда я встретил Киттен.
– О да! – Он расхохотался, как пьяный Фальстаф.
Я осмотрелся. Киттен и Дэнни куда-то пропали.
Ферстон снова ухмыльнулся и добавил:
– Так они признанная пара года?
– Не знаю. Но рейтинг у них высокий. Возможно, они его еще удержат.
– Слишком поздно, – заметил Ферстон. Он повернулся и пошел прочь от меня. И я, к изумлению своему, увидел, что у него на плече, свисая на спину и прячась за его шеей, сидит обезьянка с сигаретой во рту и корчит рожу.
Мне захотелось выйти на свежий воздух. Ночь была прохладная, у входа в студию стояли ряды роскошных автомобилей, вечеринка приближалась к концу. Я с удовольствием готов был пешком добраться до отеля, который находился поблизости. Все такси были забиты, и я почему-то представлял себе, что в каждой машине сидит целующаяся парочка. Улица была запружена праздношатающимися и теми, кто уже собирался уезжать с выставки.
Киттен и Дэнни, кажется, успели удалиться раньше всех. Я даже подумал, что они, возможно, уже легли спать. Но мне было грустно при воспоминании о сцене, свидетелем которой поневоле я стал. Их отношения находились на грани распада. И чем дальше, тем сильнее ревность разъедала обоих. Киттен становилась все более блестящей моделью, а Дэнни все более известным актером. Чрезмерная учтивость и внимание, которое он готов был уделять своим поклонницам, приводили Киттен в бешенство. А Киттен все сильнее раздражала его своим поведением на вечеринках, которые обожала, но на которых она постепенно стала все чаще принимать изрядные дозы наркотика. Впрочем, ее не за что было осуждать – законы мира, в котором она вращалась, редко позволяли мужчине и женщине долго ограничиваться одним лишь бокалом шампанского.
НЕВЕСТА СЕВЕРИНА
Северин – вымышленное имя. На самом деле его звали Сеймур – имя, унаследованное от его дяди, богатого торговца мехом. Но когда он поступил в художественную школу, то решил, что станет Северином, поскольку это напоминает о песнях «Вельвет Андеграунд». Эта группа позаимствовала свое название из романа «Венера в мехах» Леопольда фон Захер-Мазоха, писателя, почти полностью забытого, зато давшего наименование целому направлению в художественном стиле и психологии секса. Но для Северина важно было то, что его имя будет звучать достаточно экзотично и мрачновато в восприятии всякого европейца.
Несколько лет спустя он поменял и фамилию. Это произошло в тот день, когда он опубликовал свою первую фотографию. Вместо Коэна он стал Каганом. Ему казалось, что фамилия Каган будет звучать с неким монгольским оттенком и лучше подойдет к его фирменному знаку, на котором изображена меховая шапка.
Северин свято верил в силу фирменного знака. И в необходимость поддерживать неизменным и узнаваемым свой персональный стиль. Он даже одевался соответственно – носил шляпы, одежду темных тонов, плащи из ткани защитного цвета, мотоциклистские ботинки с отворотами. Северин черпал свои идеи в творчестве Уорхола, который ввел моду на солнечные очки, одежду, стилизованную под военную униформу, кожаные пиджаки и матросские рубахи, предопределившую вкусы целого поколения.
Северин хотел во всем походить на Энди. Быть богатым, знаменитым, гламурным, эксклюзивным… и обладать всем тем, чем обладал Уорхол. В рамках обыденной жизни ему было тесно, и он всячески стремился их раздвинуть. Характер постоянно провоцировал его продвигаться дальше, в глубь того мира, который сам изобретал и в который все сильнее верил. По сути, характер и был источником его безусловной гениальности.
Северин заслуженно считался великим модным фотографом. Настолько великим, насколько это возможно в нашем мире. Но его подлинные достижения были связаны не с фотографией, а с умением создать имидж модели. Это он играл роль бога мира моды, создавая образные мифы, которыми пестрели страницы журналов и рекламных буклетов и каталогов.
Он не творил девушек из ничего. Но, один раз взглянув на объект своих будущих усилий, мог точно составить идеальный портрет, в соответствии с которым затем трансформировал обычную или даже заурядную внешность посредством прически, макияжа, одежды, превращая очередную Золушку в мегазвезду. Я склонен все же считать его настоящим художником, пусть даже ни одна художественная академия и не готова была признать его достижения. Высоким современным искусством он очень мало интересовался, поскольку находил его слишком претенциозным, выхолощенным и бесполезным. Втайне он верил, что, создавая нечто в сфере массового потребления, обеспечивая удовлетворение общечеловеческих чаяний и желаний, он творит искусство гораздо более ценное, нежели картины, повисающие мертвым грузом на стенах музеев.
Грешная троица Роттвейлер – Кара, Сьюзан и Зули – это его творения. Он сделал из них, простеньких и наивных школьниц, настоящих суперзвезд. Не только создал – фотографии, которые превратили их в знаменитостей и принесли им огромные доходы. Северин сотворил их сознание. Он определял, какой длины и какого цвета должны быть у них волосы, и хотя не обязан был подыскивать им бойфрендов или советовать соглашаться на ту или иную работу, мог позволить себе делать и то и другое. Что интересно, модели нередко слушались его беспрекословно.
Северин располагал неслыханным влиянием. Например, он мог уговорить девушек отказаться от работы с Роттвейлер и перейти в другое агентство, но ни за что не стал бы делать это, поскольку слишком любил Мисс и прекрасно понимал, что никто столь высоко, как она, не ценит его талант. Он мог также уговорить Роттвейлер не брать на работу меня. Думаю, Мисс сама предусмотрительно направила меня к нему, чтобы узнать его мнение. Она ему доверяла и хотела, чтобы некоторое время он понаблюдал за мной и вынес свой приговор. И он действительно присматривался ко мне довольно долго, вероятно, втайне потешаясь над моей неуклюжей манерой держаться и неосведомленностью по части всего, что составляло основу фэшн-индустрии. Порой он хихикал надо мной вместе с девицами или со стилистами, но чаще был необычайно любезен. И, самое странное, я заметил, что очень хотел заслужить его одобрение. Я хотел ему понравиться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109