ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 


Борислав хочет что-то сказать ответ, однако у меня нет времени
разговаривать на свободные темы, поэтому я машу на прощанье рукой и ухожу.
Соответствующая служба вручает мне необходимые материалы, и я трогаюсь в
обратный путь по длинному прохладному коридору. Сотни людей проделывают
этот обратный путь с чувством облегчения, досады или с легким нетерпением
- они возвращаются к родному очагу, к детям, в мир личных забот. Со мной
же дело обычно обстоит совсем иначе: этот коридор всегда уводит меня в
новые места, в неведомые города, к незнакомым людям, после чего я попадаю
в весьма сложные ситуации. И всякий раз, когда я, спускаясь по лестнице,
киваю козыряющему мне милиционеру, в голове моей шевелится идиотская
мысль: что, может быть, я иду по этим ступенькам в последний раз, что, сам
того не подозревая, ухожу туда, откуда нет возврата.

Просыпаюсь в дремучем сосновом бору. У меня такое чувство, будто мой
отдых на берегу моря прервали только для того, чтобы я еще некоторое время
побыл в горах. Словно по предписанию врачей, которые любят давать советы,
поскольку им это ничего не стоит: "Двадцать дней проведете на море, а
затем отправитесь в горы". Сон покидает меня окончательно, и я понимаю,
что я вовсе не в Рильском монастыре. Поезд с мерным перестуком пробирается
по крутым склонам гор, мимо пробегают сосновые леса Словении. И хотя мы не
на курорте, приятно проснуться в такое вот раннее утро и смотреть, как по
стенам вагона движутся, исчезают и снова появляются зеленые тени лесов и
треугольники сияющих солнечных бликов. Позавтракав остывшим в термосе кофе
и выкурив сигарету, начинаю бриться. Бритье и без того занятие довольно
досадное, а уж в качающемся вагоне оно требует от тебя и терпения, и
акробатической ловкости. К счастью, события в это утро развиваются мне на
пользу. Не успел я намылиться, как поезд остановился. На перроне пусто,
напротив виднеется надпись: "Постойна". Это граница. Пока я продолжаю
методично разукрашивать себя мыльной пеной, раздается сильный стук в
дверь, и, прежде чем я сказал "войдите", она с грохотом открывается и с
той бесцеремонностью, с какой действуют пограничники на всех континентах,
в купе заходит человек в форме.
Он берет мой паспорт и читает: "Михаил Коев - научный работник",
затем подозрительно смотрит мне в лицо, как бы желая убедиться, что я
действительно научный работник. Разумеется, я вовсе не Михаил Коев, если
такой вообще существует. Бросив взгляд на покрытое мылом лицо, сходство с
фотографией все равно не установишь; человек в форме резким движением
ставит штемпель и с каким-то мычанием возвращает мне паспорт - вероятно,
это у них такой способ любезно раскланиваться.
На станции Постойна приходится постоять некоторое время. Я могу
спокойно закончить свой туалет, одеться и снова погрузиться в науку об
обществе, чем я занимался до поздней ночи. Люди из Центра действительно
постарались дать мне лишь необходимый минимум литературы, так что заболеть
менингитом я не рискую. Отпечатанный на ротаторе конспект по истории
социологических учений, такой же конспект, предназначенный для того, чтобы
освежить мои знания по историческому материализму, и книга на русском
языке о современной буржуазной социологии - вот и вся моя передвижная
библиотека. Но что удивительно: в этих пособиях содержатся элементарные
вещи, известные любому и каждому, хотя далеко не все подозревают, что это
и есть принципы социологии.
Я уже прочел все это, и самое существенное запечатлелось в моем
мозгу. Несколько трудней даются буржуазные социологические теории.
Во-первых, их слишком много; во-вторых, они изобилуют именами. Так что
сегодняшний день я посвящаю анализу всех этих биологических,
неомальтузианских, геополитических, эмпирических, семантических,
структуралистских и бог весть каких еще теорий.
Как бы долго нас ни держали в Постойне, перемолоть всю эту кучу школ
и мудрецов моя голова просто не успевает. Теперь поезд движется по
местности, лишенной даже признаков лесной растительности, чтобы сделать
очередную остановку уже на итальянском пограничье. Опять с грохотом
открывается дверь, человек в форме читает по слогам "Михаил Коев", затем
смотрит мне в лицо, шлепает штемпель, бросает свое "грациа, синьор", после
чего я пытаюсь проглотить очередную порцию неудобоваримых буржуазных
теорий.
Наконец поезд решительно устремляется вперед, грохоча по рельсам и
вычерчивая широкие дуги на поворотах. Мы движемся по залитому солнцем
каменистому плато, и в силу того, что железнодорожная насыпь очень высока,
а поезд мчится все быстрей и быстрей, у меня такое ощущение, будто мы
пересекаем плато не на колесах, а летим на небольшой высоте. Уже нет ни
сосен, ни влажных альпийских лугов, ни лесной зелени с ее синеватой тенью.
Под ослепительным солнцем местность вокруг белая и пустынная, как на Луне,
- равнины, усыпанные измельченным камнем, небольшие скалы и каменистые
обрывы, белесое, обесцвеченное зноем небо.
Вот он каков, здешний пейзаж. В складках каменистого плато едва
заметно вырисовываются массивы бетонных бункеров, над обрывами бдят слепые
черные глаза замаскированных в защитный цвет укреплений, вдали
поблескивают обращенные к небесному своду металлические уши радарных
установок. Вот он каков, здешний пейзаж, пустынный и тревожный, тонущий в
тишине и безмолвии, в напряженном бдении и выжидании, которое в какую-то
долю секунды способно превратиться в оглушительный взрыв войны. Это мой
пейзаж - теневая сторона жизни, хотя это каменистое плато, напоминающее
лунную поверхность, слепит глаза своей мертвящей белизной.
Я снова погружаюсь в сухой анализ дрожащей в моих руках книги. А
когда спустя полчаса выглядываю в окно, в нем уже синеет манящее царство
красивой иллюзии, как писал Шиллер. Поезд мчится по карнизу глубокой
пропасти, дно пропасти устлано лазурью Адриатического моря, склоны тонут в
зелени, а между зеленью лесов и морской синевой пестрой полоской тянутся
пляжи с многоцветьем лодок, зонтов, купальников. Вот мы снова на курорте.
Опять я вижу ее, хотя и издали, солнечную сторону улицы. Вдали мельтешат
ее обитатели, они разгуливают в соломенных шляпах, пьют цитронад через
соломинку, флиртуют. Они даже не осознают того, как хрупок их лазурный и
солнечный мир, не задумываются над тем, что в непосредственном соседстве с
ним находится мир совсем иной - с бункерами и бетонными крепостями, с
напряженно выжидающими щупальцами радаров и зенитных батарей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78