- Мне пора... Сеймуру может понадобиться машина.
- Нет, вы в самом деле великолепны, и вам от меня не уйти.
- Впрочем, Сеймур может еще полчасика подождать, - говорит Грейс,
глядя на свои часы...
Поправляя прическу перед убогим зеркалом в алюминиевой рамке, женщина
говорит безразличным тоном:
- Пожалуй, это эпилог нашего романа, не правда ли?
- Что это вы вдруг?
- У меня такое чувство, что из двух решений вы выбрали третье...
- Самоубийство?
- Именно.
- Чтобы быть искренним до конца, скажу, что пока ничего не выбрал, -
признаюсь я, помогая ей надеть светло-синий жакет.
- Нет, выбрали, об этом говорит ваше спокойствие.
Грейс достает из сумочки какую-то визитную карточку и подает ее мне.
- Сохраните это. На печатный текст не обращайте внимания. Вам может
пригодиться только написанный от руки номер телефона. Если мои подозрения
верны и если вы действительно окажетесь в безвыходном положении, позвоните
по этому номеру. Назовите только свое имя и явитесь по адресу, который вам
дадут, да смотрите не тяните за собою "хвост"... Итак...
Она подает руку на прощанье, и я чувствую, как ее длинные тонкие
пальцы охватывают мою руку, словно через них женщина упорно пытается влить
в меня свое властное внушение, тогда как голос совершенно безучастно
говорит:
- С богом, Майкл.
И я остаюсь один в своей мансарде, где еще долго будет витать легкий
запах ее дорогих духов.
Скоро вечер.
Выходя из кафе, я свертываю номер "Таймс", засовываю его в карман и
направляюсь к Вестерброгаде. Газету я покупал в тайной надежде, что она не
понадобится. Если все же придется ею воспользоваться, то это спасет
человека в клетчатой кепке, но будет означать, что при выполнении задачи,
на которой мне пришлось сосредоточить все свои усилия, я потерпел провал.
За мной и сегодня следят с близкого расстояния. Следят попеременно
четыре лица и три машины; к "форду" и "опель-капитану" присоединился еще
"ситроен", тоже черный. Настоящее расточительство, если принять во
внимание незначительность моей персоны и то, что я только тем и занимаюсь,
что кисну по заведениям и болтаюсь по городским улицам.
Однако болтаться мне больше некогда. До семи часов остается ровным
счетом восемьдесят минут, и за эти считанные минуты я во что бы то ни
стало должен избавиться от своих преследователей, дабы не сорвать встречу
перед "Тиволи" и успеть смешаться с толпой, больше не имея при себе ничего
такого, что могло бы бросить на меня тень.
Чтобы избавиться от этих нахалов, тянущихся за мною по пятам, можно
прибегнуть к десятку различных способов, начиная с бегства через кухню
бара "Амбасадор" и кончая аналогичной операцией через склад универсального
магазина "Даэлс". Все возможные варианты были на всякий случай выношены во
время моих беззаботных скитаний по городу, но по разным причинам от них
пришлось отказаться, чтобы отдать предпочтение более надежному маневру,
детально продуманному в последние три дня.
Мой вид скучающего зеваки, ленивая походка и полное мое пренебрежение
к соглядатаям не усыпили их бдительности, но все же в какой-то степени
притупили ее. Такова уж природа человека - долго противиться инерции ему
не удается. И вот, переминаясь с ноги на ногу возле витрин на
Вестерброгаде, я с удовлетворением устанавливаю, что субъект, находящийся
ко мне ближе всех, уверенный, что мне никуда не деться, часть своего
внимания также уделяет магазинам и прохожим женского пола.
Среди множества еще не освещенных в это время неоновых реклам,
установленных на фасадах, едва виднеется небольшая вертикальная вывеска:
"ОТЕЛЬ "НОРЛАНД".
Поравнявшись с нею, я круто сворачиваю в пассаж и быстро шагаю в
самый его конец, где виднеется парадная дверь отеля. Того, что я вдруг
выпал из поля зрения, полагаю, будет вполне достаточно, чтобы
преследователь попал в затруднительное положение. В пассаже есть два-три
магазина. Их ему придется обследовать, пока он доберется до отеля, но и
здесь он потеряет несколько минут, пока установит, как я совершил побег.
"Норланд" - одна из дешевых гостиниц, а значит, в ней полным-полно
туристов, и одна из крупных - это позволяет пришельцу оставаться
незамеченным. Когда я вхожу в холл, окошко дежурного администратора
осаждает группа только что прибывших путешественников, швейцар с мальчиком
заняты багажом, а сидящие в креслах гости читают газеты и поглощают пиво.
Я, никем не замеченный, шмыгаю в служебную дверь и оказываюсь во
внутреннем дворе. Хорошо известный мне узкий проход между двумя бетонными
стенками выводит меня на тесную улочку, к месту временного пребывания
моего автоветерана. Так что всего через несколько минут, уже
моторизованный, я вылетаю из ворот гаража, даю полный газ, круто
сворачиваю влево и только чудом не сталкиваюсь с каким-то черным "фордом".
Увы, это не "какой-то "форд", а совершенно определенный, точнее, тот
самый, что со вчерашнего дня всюду ползает за мной, куда бы я ни шел.
То ли эта неприятная встреча чистая случайность, то ли преследование
приняло такие масштабы, что под наблюдение взяты и прилегающие улицы,
решать это сейчас бесполезно.
Разминувшись с "фордом", почти взлетев при этом на безлюдный тротуар,
я на полном газу устремляюсь вперед, пока преследователь не развернулся,
на перекрестке делаю поворот, на следующем - еще один и мчусь к порту. Я
не идеалист и вполне отдаю себе отчет, что на моем жалком "волво" мне не
уйти от черной машины, конечно же снабженной специальным мотором и
поддерживающей радиосвязь с другими машинами преследования. Но моя
слабость в этом состязании заранее учтена, как учтена и возможность этой
досадной встречи с "фордом" - неважно, случайная она или нет. Поэтому я
без колебаний мчусь к порту, и единственная моя забота - максимальной
порцией газа поддержать воодушевление моего ветерана.
То, что должно было случиться, случается уже возле самой набережной.
В глубине улицы, по которой я еду, возникает черный автомобиль, чей вид
мне достаточно знаком, чтобы узнать в нем наглый "форд". Через мгновение
выкатываю на набережную и, пользуясь полным безлюдьем, жму на всю железку.
Впереди, над широким каналом, вдоль которого я мчусь, синеет разводной
мост. Пароход, отправляющийся в Мальме точно в шесть, будет у моста в
шесть десять. Мне остается ровно три минуты.
"Волво" тужится, будто идет не на третьей, а на первой скорости, но
стрелка спидометра танцует на цифре "100", а это предел моей таратайки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78