уже до встречи с Тодоровым у тебя в кармане
должен был лежать билет на самолет, чтобы на другой же день ты мог уехать.
Либо, что одно и тоже, ты должен был отложить встречу с Тодоровым до
следующего дня и, передав пленку связному, в тот же вечер уехать поездом.
Короче говоря, пока Тодоров информировал Сеймура о твоем посещении и
консультировался с ним, ты уже был бы для них недосягаем".
Борислав порывается что-то сказать, но, встретив укоризненный взгляд
генерала, достает из кармана янтарный мундштук и засовывает его в рот.
Между нами будь сказано, Борислав давно пытается бросить курить и, чтобы
как-то обмануть себя, прибегает к помощи этого мундштука. Правда, в
присутствии начальства он старается этого не делать - генерал как-то
заметил ему: "Этот твой мундштук напоминает мне пустышку, которой мать
обманывает ребенка".
Назвав три основные ошибки, мой бывший шеф переходит к
второстепенным: мой вечерний рейд на вокзал, когда меня выследили люди
Сеймура, и то, что я оставил портфель в камере хранения. Мой оппонент не
может удержаться, чтобы не назвать эти мои действия авантюризмом. Однако
со свойственной ему объективностью он оценивает на четыре с плюсом мою
смекалку в части использования двух мансард и делает небольшое заключение:
Боев проявил, как всегда, лучшие свои качества, но, к сожалению, не сумел
преодолеть некоторых присущих ему слабостей.
Теперь слово предоставляется Бориславу, которому не терпится разбить
в пух и прах аргументы моего бывшего шефа, и не потому, что имеет что-то
против него, а потому, что сам он мыслит и действует так же, как я. И что
характерно - мы с Бориславом никогда не работали вместе, однако, несмотря
на это, наши взгляды настолько совпадают, что мой бывший шеф порой не
может не съехидничать:
"В целях экономии времени было бы вполне достаточно высказаться
одному из вас..."
Борислав, так же как и я, в преамбулах не шибко силен, поэтому он
жмет на психологическую сторону:
"Тут говорилось, что не следовало пугать Тодорова. А где гарантия,
что он отдал бы пленку, если бы его не припугнули как следует? Такой
гарантии, разумеется, нет. А это практически означает, что главное-то
могло быть и не достигнуто. В чем же тогда ошибка? Либо операция
выполняется, пусть с несколько неприятными последствиями для самого Боева,
либо она терпит провал из-за перестраховки". Хотя в конце его речи
применяется безличная форма, Борислав явно имеет в виду моего бывшего
шефа. Но шеф невозмутим.
"Что касается поставленного перед Тодоровым условия о возврате
долларов, то, как мне кажется, тут Боев действительно перестарался, -
продолжает Борислав. - Я только не могу понять, что бы изменилось, если бы
Боев не поставил этого условия. Изрядно напуганный, а на него следовало
нагнать страху, Тодоров все равно обратился бы к своим покровителям, так
что о долларах толковать нечего. Говорилось здесь, что Боев не обеспечил
себе возможности отступления. А как он мог его обеспечить? Уехать на
следующий же день, увезя в кармане пленку, подвергнув риску не только
себя, но и негативы? Или отложить встречу с Тодоровым, поставив под
сомнение возможность этой встречи? Надо же учитывать, что при известных
обстоятельствах встречи устраиваются не тогда, когда тебе хочется, а когда
это возможно. И если уж говорить об авантюризме, то это и есть авантюризм
чистой воды: отказаться от встречи под тем предлогом, что ты к ней еще не
готов".
"По-твоему, выходит, что в действиях Боева не было никаких ошибок?.."
- резюмирует мой бывший шеф.
"Почему не было? Наверно, были, но не такие уж они роковые, эти
ошибки, и не из-за них возникли осложнения", - возражает мой друг.
"Как ты докажешь это?"
"А как вы докажете другое? Допустим, вы правы. Допустим, Боев
поступил именно так, как вам хочется. Он не стал запугивать Тодорова -
Тодоров по своей доброй воле передал ему пленки, - и Сеймур даже не
подозревал о состоявшейся между ними встрече. И что из этого? Ничего,
конечно. Раз уж американец или его шефы задумали любой ценой прибрать к
рукам Боева, они придумают сто других способов, не обязательно обвинение в
убийстве. Как говорил Сеймур, при современной технике ничего не стоит
сделать человека полнейшим кретином. И печальные примеры подобных вещей
вам хорошо известны".
"Боев должен был убраться оттуда, а не дожидаться, пока они приберут
его к рукам, - настаивает на своем бывший шеф. - Ему обеспечили четыре
билета, четыре пути отступления, и, несмотря на это, он не сумел вырваться
из рук противника. Вот в чем его главная оплошность".
"Может быть, ты что-нибудь скажешь?" - обращается генерал ко мне.
"Конечно, я допустил какие-то ошибки, - говорю. - Но, как тут уже
отметил Борислав, беда в том, что, даже не допусти я этих ошибок,
результат был бы один и тот же. И если уж говорить о результате, то ведь
не так уж он плох? Секретные сведения прибыли по назначению. Что касается
меня самого, то я пока жив. А если бы даже со мной что-нибудь стряслось,
то ведь далеко не все равно, случилось бы это до выполнения задачи или
после".
Я смотрю на генерала, чья оценка для меня всех важней. Но генерал
молчит, глядя на меня своими светлыми глазами, до неприличия голубыми для
генерала. Затем говорит то, что и следовало ожидать:
"Верно, Боев. Только до чего же мы дойдем, если при выполнении каждой
задачи будем терять по человеку? Мы посылаем людей не для того, чтобы они
там гибли, а для того, чтоб возвращались с победой"...
В общем, среда и четверг проходят кое-как: мало еды и много дум.
Пятница кажется бесконечной. Хлеб давно съеден, я передумал уже обо всем
не один раз, в том числе о том, не поискать ли мне работу в порту.
Заманчивая перспектива: получить за один день столько, что при твоем
образе жизни тебе бы на десять дней хватило на еду. Только мне так много
не требуется, мне осталось всего пять дней. И потом, совсем уж глупо из-за
какой-то еды попасть в ловушку и распрощаться с жизнью.
А может быть, продать единственную свою вещь, которую могут купить, -
часы. Хотя они у меня не золотые, зато обладают важнейшим для часов
достоинством: они точны. К сожалению, при создавшейся ситуации попытка
получить за ненужный мне хронометр столь необходимые кроны может стоить
мне жизни: часы у меня советские.
И от последнего, совсем невинного искушения приходится отказаться. Я
имею в виду фруктовые сады на фермах. Хотя до них от моего барака не
больше километра, они никогда не остаются без присмотра;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78
должен был лежать билет на самолет, чтобы на другой же день ты мог уехать.
Либо, что одно и тоже, ты должен был отложить встречу с Тодоровым до
следующего дня и, передав пленку связному, в тот же вечер уехать поездом.
Короче говоря, пока Тодоров информировал Сеймура о твоем посещении и
консультировался с ним, ты уже был бы для них недосягаем".
Борислав порывается что-то сказать, но, встретив укоризненный взгляд
генерала, достает из кармана янтарный мундштук и засовывает его в рот.
Между нами будь сказано, Борислав давно пытается бросить курить и, чтобы
как-то обмануть себя, прибегает к помощи этого мундштука. Правда, в
присутствии начальства он старается этого не делать - генерал как-то
заметил ему: "Этот твой мундштук напоминает мне пустышку, которой мать
обманывает ребенка".
Назвав три основные ошибки, мой бывший шеф переходит к
второстепенным: мой вечерний рейд на вокзал, когда меня выследили люди
Сеймура, и то, что я оставил портфель в камере хранения. Мой оппонент не
может удержаться, чтобы не назвать эти мои действия авантюризмом. Однако
со свойственной ему объективностью он оценивает на четыре с плюсом мою
смекалку в части использования двух мансард и делает небольшое заключение:
Боев проявил, как всегда, лучшие свои качества, но, к сожалению, не сумел
преодолеть некоторых присущих ему слабостей.
Теперь слово предоставляется Бориславу, которому не терпится разбить
в пух и прах аргументы моего бывшего шефа, и не потому, что имеет что-то
против него, а потому, что сам он мыслит и действует так же, как я. И что
характерно - мы с Бориславом никогда не работали вместе, однако, несмотря
на это, наши взгляды настолько совпадают, что мой бывший шеф порой не
может не съехидничать:
"В целях экономии времени было бы вполне достаточно высказаться
одному из вас..."
Борислав, так же как и я, в преамбулах не шибко силен, поэтому он
жмет на психологическую сторону:
"Тут говорилось, что не следовало пугать Тодорова. А где гарантия,
что он отдал бы пленку, если бы его не припугнули как следует? Такой
гарантии, разумеется, нет. А это практически означает, что главное-то
могло быть и не достигнуто. В чем же тогда ошибка? Либо операция
выполняется, пусть с несколько неприятными последствиями для самого Боева,
либо она терпит провал из-за перестраховки". Хотя в конце его речи
применяется безличная форма, Борислав явно имеет в виду моего бывшего
шефа. Но шеф невозмутим.
"Что касается поставленного перед Тодоровым условия о возврате
долларов, то, как мне кажется, тут Боев действительно перестарался, -
продолжает Борислав. - Я только не могу понять, что бы изменилось, если бы
Боев не поставил этого условия. Изрядно напуганный, а на него следовало
нагнать страху, Тодоров все равно обратился бы к своим покровителям, так
что о долларах толковать нечего. Говорилось здесь, что Боев не обеспечил
себе возможности отступления. А как он мог его обеспечить? Уехать на
следующий же день, увезя в кармане пленку, подвергнув риску не только
себя, но и негативы? Или отложить встречу с Тодоровым, поставив под
сомнение возможность этой встречи? Надо же учитывать, что при известных
обстоятельствах встречи устраиваются не тогда, когда тебе хочется, а когда
это возможно. И если уж говорить об авантюризме, то это и есть авантюризм
чистой воды: отказаться от встречи под тем предлогом, что ты к ней еще не
готов".
"По-твоему, выходит, что в действиях Боева не было никаких ошибок?.."
- резюмирует мой бывший шеф.
"Почему не было? Наверно, были, но не такие уж они роковые, эти
ошибки, и не из-за них возникли осложнения", - возражает мой друг.
"Как ты докажешь это?"
"А как вы докажете другое? Допустим, вы правы. Допустим, Боев
поступил именно так, как вам хочется. Он не стал запугивать Тодорова -
Тодоров по своей доброй воле передал ему пленки, - и Сеймур даже не
подозревал о состоявшейся между ними встрече. И что из этого? Ничего,
конечно. Раз уж американец или его шефы задумали любой ценой прибрать к
рукам Боева, они придумают сто других способов, не обязательно обвинение в
убийстве. Как говорил Сеймур, при современной технике ничего не стоит
сделать человека полнейшим кретином. И печальные примеры подобных вещей
вам хорошо известны".
"Боев должен был убраться оттуда, а не дожидаться, пока они приберут
его к рукам, - настаивает на своем бывший шеф. - Ему обеспечили четыре
билета, четыре пути отступления, и, несмотря на это, он не сумел вырваться
из рук противника. Вот в чем его главная оплошность".
"Может быть, ты что-нибудь скажешь?" - обращается генерал ко мне.
"Конечно, я допустил какие-то ошибки, - говорю. - Но, как тут уже
отметил Борислав, беда в том, что, даже не допусти я этих ошибок,
результат был бы один и тот же. И если уж говорить о результате, то ведь
не так уж он плох? Секретные сведения прибыли по назначению. Что касается
меня самого, то я пока жив. А если бы даже со мной что-нибудь стряслось,
то ведь далеко не все равно, случилось бы это до выполнения задачи или
после".
Я смотрю на генерала, чья оценка для меня всех важней. Но генерал
молчит, глядя на меня своими светлыми глазами, до неприличия голубыми для
генерала. Затем говорит то, что и следовало ожидать:
"Верно, Боев. Только до чего же мы дойдем, если при выполнении каждой
задачи будем терять по человеку? Мы посылаем людей не для того, чтобы они
там гибли, а для того, чтоб возвращались с победой"...
В общем, среда и четверг проходят кое-как: мало еды и много дум.
Пятница кажется бесконечной. Хлеб давно съеден, я передумал уже обо всем
не один раз, в том числе о том, не поискать ли мне работу в порту.
Заманчивая перспектива: получить за один день столько, что при твоем
образе жизни тебе бы на десять дней хватило на еду. Только мне так много
не требуется, мне осталось всего пять дней. И потом, совсем уж глупо из-за
какой-то еды попасть в ловушку и распрощаться с жизнью.
А может быть, продать единственную свою вещь, которую могут купить, -
часы. Хотя они у меня не золотые, зато обладают важнейшим для часов
достоинством: они точны. К сожалению, при создавшейся ситуации попытка
получить за ненужный мне хронометр столь необходимые кроны может стоить
мне жизни: часы у меня советские.
И от последнего, совсем невинного искушения приходится отказаться. Я
имею в виду фруктовые сады на фермах. Хотя до них от моего барака не
больше километра, они никогда не остаются без присмотра;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78