Страх за всех, в том числе за создателей
бомбы.
- Это лишь служит доказательством простой истины, что технический
прогресс далеко обогнал общественное устройство. Будь общество более
совершенным...
- Иллюзии! - прерывает меня Сеймур. - Все это подтверждает бессилие
всего общества, любого общества, опирающегося на фикции тех или иных
мнимых закономерностей.
- А какие, по-вашему, действительные? - спрашиваю я, довольный тем,
что могу предоставить слово собеседнику.
- Их не существует, - отвечает Сеймур, разводя руками. - Но если даже
таковые имеются, они недоступны для нас, для нашего жалкого мозга,
оценивающего вещи, пользуясь ограниченными возможностями каких-то трех
измерений. Но будь мы хоть немного честней, мы при всем нашем невежестве
могли бы признать, что вселенная - это некий гигантский, неизмеримый
пульсар, своего рода движение, закономерное или хаотическое, вечное
дыхание некой материальной или какой хотите субстанции, каждый вдох
которой вызывает рождение, зачатие, создание, а каждый выдох - смерть,
космические катастрофы, уничтожение. Бурный, не вкладывающийся ни в какое
воображение процесс прорастания и гниения, неумолимого роста и
беспощадного размалывания произрастающего. И представьте себе, в этом
гигантском процессе человек-муравей пытается установить какой-то свой
порядок - иными словами, блоха пытается навязать свою волю волу, по спине
которого ползает.
- Впечатляющее сравнение... - тихо говорю я.
- Нисколько. Вы знаете не хуже меня, что разница между ничтожеством
человека и величием вселенной вообще не поддается образному сравнению.
- В таком случае я не могу понять, почему вы посвятили себя такой
никчемной науке, как социология.
- Потому, что такое решение было принято прежде, чем я успел
прозреть. И потому, что социология столь же никчемна, как и все остальное.
А раз так, то не все ли равно, какую именно специальность ты избрал, чтобы
внушать людям и самому себе, будто занимаешься полезным делом?
- Что касается полезности, то никакого обмана я тут не вижу:
социология помогает вам заработать себе на хлеб, - осмеливаюсь заметить я.
- В том-то и дело, что у меня нет необходимости зарабатывать себе на
хлеб, как вы изволите выражаться. Я отношусь к той категории людей,
которых принято называть "обеспеченными".
Последнюю фразу он произносит с каким-то непонятным смущением, словно
выдает порочащую его тайну. И, быстро оправившись от этого смущения,
предлагает:
- Давайте возьмем еще по бокалу виски, а?
- Как хотите.
Сеймур небрежно делает знак официанту, и вскоре перед нами появляются
еще два бокала, щедро заправленные ледяными кубиками.
- В сущности, я стал социологом еще тогда, когда находился в плену
собственных предрассудков, хотя уже начинал чувствовать весь их комизм.
Разум мне говорил, что я преспокойно могу плюнуть на все, однако
предрассудок напоминал: "А что скажут другие?" Разумеется, я уже тогда
мысленно плевал на других, на всех этих "других", именуемых обществом, и
все же мне не хотелось, чтобы на меня смотрели как на богатого лентяя
вроде тех легкомысленных субъектов, которые добрую четверть своей жизни
проводят в самолетах и на аэродромах, летая с курорта на курорт, от одного
игорного дома к другому. Это не означает, что я не был таким же
сумасбродом, как они, но мое сумасбродство было несколько иным, оно
требовало от меня возни, в которой люди видели бы общественно полезную
деятельность. Надеюсь, вы меня понимаете?
- Думаю, что да, - киваю я, поднося ко рту бокал. - Если это имеет
для вас значение.
- Естественно, имеет значение.
- "Естественно"? Если я не ошибаюсь, для вас в этом мире все не имеет
значения.
- О, не воспринимайте мои слова буквально. И не следует смешивать мои
теоретические концепции с моим поведением на практике. Вы, как выразилась
моя секретарша, - противник, и тоже, разумеется, в теоретическом плане. А
разумный человек всегда прислушивается к мнению противника... подчас даже
больше, чем к мнению друга. Не так ли?
- Не знаю, - говорю в ответ и ставлю бокал на стол, основательно
остудив им ладонь. - Мне думается, что если противник расточает по моему
адресу комплименты, то это едва ли должно меня радовать.
- Речь идет не о комплиментах, а об уважении, - уточняет Сеймур. -
Можно относиться к противнику уважительно и не говорить ему
комплиментов...
- Что-то мне трудно уловить нюанс... - заявляю я, нимало не смущаясь,
хотя нюанс налицо.
- Уважение к вам не мешает мне презирать ваши иллюзии, - терпеливо
поясняет собеседник.
Но поскольку его реплика на сей раз остается без ответа, он
продолжает:
- Вы никак не поймете, что беспорядок в своем естественном виде не
столь опасен, как ваши иллюзии насчет порядка и справедливости. Опасные
иллюзии. Все войны, все ужасные кровопролития велись во имя подобных
иллюзий. Человечество всегда истребляло себя во имя прекрасной жизни,
высоких идеалов. И вообще беды человечества состоят главным образом в том,
что о нем всегда пеклось множество самозваных благодетелей вашего образца.
Если бы каждый заботился о себе, вместо того чтобы пытаться спасать
других, в этом абсурдном мире было бы несколько спокойней.
- По-вашему, выходит, дела пойдут наилучшим образом лишь при условии,
если ими никто не станет заниматься.
- Да, если иметь в виду именно эти дела. Перестаньте учить людей, как
им жить, перестаньте помогать им устраивать свою жизнь, не спрашивая,
нуждаются ли они в вашей помощи.
- Я не пытаюсь кого-либо учить.
- Я говорю не о вас лично, а о ваших мыслителях. Что же касается
конкретно нас с вами, правило может быть выражено по-иному: мы не должны
позволять другим вмешиваться в нашу жизнь, навязывать нам принципы, в
выработке которых мы не участвовали.
- Ваша выработка началась несколько неожиданно и довольно энергично,
- замечаю я, сдерживая усмешку.
- Именно это должно вас убедить, что никакой тут обработки нет. Как
вы могли понять, я человек на редкость нетактичный, - едва заметно
усмехается Сеймур.
- Вы под нетактичностью подразумеваете искренность?
- В обществе, к которому я имею несчастье принадлежать, эти два
понятия совершенно равнозначны.
- Но вы же вообще недовольны, что принадлежите к человеческому
обществу, с трудом несете свой крест в этой жизни.
- Лучше скажите "со скучным видом". Это будет верней, - уточняет
Сеймур, выплевывая на пол очередной окурок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78
бомбы.
- Это лишь служит доказательством простой истины, что технический
прогресс далеко обогнал общественное устройство. Будь общество более
совершенным...
- Иллюзии! - прерывает меня Сеймур. - Все это подтверждает бессилие
всего общества, любого общества, опирающегося на фикции тех или иных
мнимых закономерностей.
- А какие, по-вашему, действительные? - спрашиваю я, довольный тем,
что могу предоставить слово собеседнику.
- Их не существует, - отвечает Сеймур, разводя руками. - Но если даже
таковые имеются, они недоступны для нас, для нашего жалкого мозга,
оценивающего вещи, пользуясь ограниченными возможностями каких-то трех
измерений. Но будь мы хоть немного честней, мы при всем нашем невежестве
могли бы признать, что вселенная - это некий гигантский, неизмеримый
пульсар, своего рода движение, закономерное или хаотическое, вечное
дыхание некой материальной или какой хотите субстанции, каждый вдох
которой вызывает рождение, зачатие, создание, а каждый выдох - смерть,
космические катастрофы, уничтожение. Бурный, не вкладывающийся ни в какое
воображение процесс прорастания и гниения, неумолимого роста и
беспощадного размалывания произрастающего. И представьте себе, в этом
гигантском процессе человек-муравей пытается установить какой-то свой
порядок - иными словами, блоха пытается навязать свою волю волу, по спине
которого ползает.
- Впечатляющее сравнение... - тихо говорю я.
- Нисколько. Вы знаете не хуже меня, что разница между ничтожеством
человека и величием вселенной вообще не поддается образному сравнению.
- В таком случае я не могу понять, почему вы посвятили себя такой
никчемной науке, как социология.
- Потому, что такое решение было принято прежде, чем я успел
прозреть. И потому, что социология столь же никчемна, как и все остальное.
А раз так, то не все ли равно, какую именно специальность ты избрал, чтобы
внушать людям и самому себе, будто занимаешься полезным делом?
- Что касается полезности, то никакого обмана я тут не вижу:
социология помогает вам заработать себе на хлеб, - осмеливаюсь заметить я.
- В том-то и дело, что у меня нет необходимости зарабатывать себе на
хлеб, как вы изволите выражаться. Я отношусь к той категории людей,
которых принято называть "обеспеченными".
Последнюю фразу он произносит с каким-то непонятным смущением, словно
выдает порочащую его тайну. И, быстро оправившись от этого смущения,
предлагает:
- Давайте возьмем еще по бокалу виски, а?
- Как хотите.
Сеймур небрежно делает знак официанту, и вскоре перед нами появляются
еще два бокала, щедро заправленные ледяными кубиками.
- В сущности, я стал социологом еще тогда, когда находился в плену
собственных предрассудков, хотя уже начинал чувствовать весь их комизм.
Разум мне говорил, что я преспокойно могу плюнуть на все, однако
предрассудок напоминал: "А что скажут другие?" Разумеется, я уже тогда
мысленно плевал на других, на всех этих "других", именуемых обществом, и
все же мне не хотелось, чтобы на меня смотрели как на богатого лентяя
вроде тех легкомысленных субъектов, которые добрую четверть своей жизни
проводят в самолетах и на аэродромах, летая с курорта на курорт, от одного
игорного дома к другому. Это не означает, что я не был таким же
сумасбродом, как они, но мое сумасбродство было несколько иным, оно
требовало от меня возни, в которой люди видели бы общественно полезную
деятельность. Надеюсь, вы меня понимаете?
- Думаю, что да, - киваю я, поднося ко рту бокал. - Если это имеет
для вас значение.
- Естественно, имеет значение.
- "Естественно"? Если я не ошибаюсь, для вас в этом мире все не имеет
значения.
- О, не воспринимайте мои слова буквально. И не следует смешивать мои
теоретические концепции с моим поведением на практике. Вы, как выразилась
моя секретарша, - противник, и тоже, разумеется, в теоретическом плане. А
разумный человек всегда прислушивается к мнению противника... подчас даже
больше, чем к мнению друга. Не так ли?
- Не знаю, - говорю в ответ и ставлю бокал на стол, основательно
остудив им ладонь. - Мне думается, что если противник расточает по моему
адресу комплименты, то это едва ли должно меня радовать.
- Речь идет не о комплиментах, а об уважении, - уточняет Сеймур. -
Можно относиться к противнику уважительно и не говорить ему
комплиментов...
- Что-то мне трудно уловить нюанс... - заявляю я, нимало не смущаясь,
хотя нюанс налицо.
- Уважение к вам не мешает мне презирать ваши иллюзии, - терпеливо
поясняет собеседник.
Но поскольку его реплика на сей раз остается без ответа, он
продолжает:
- Вы никак не поймете, что беспорядок в своем естественном виде не
столь опасен, как ваши иллюзии насчет порядка и справедливости. Опасные
иллюзии. Все войны, все ужасные кровопролития велись во имя подобных
иллюзий. Человечество всегда истребляло себя во имя прекрасной жизни,
высоких идеалов. И вообще беды человечества состоят главным образом в том,
что о нем всегда пеклось множество самозваных благодетелей вашего образца.
Если бы каждый заботился о себе, вместо того чтобы пытаться спасать
других, в этом абсурдном мире было бы несколько спокойней.
- По-вашему, выходит, дела пойдут наилучшим образом лишь при условии,
если ими никто не станет заниматься.
- Да, если иметь в виду именно эти дела. Перестаньте учить людей, как
им жить, перестаньте помогать им устраивать свою жизнь, не спрашивая,
нуждаются ли они в вашей помощи.
- Я не пытаюсь кого-либо учить.
- Я говорю не о вас лично, а о ваших мыслителях. Что же касается
конкретно нас с вами, правило может быть выражено по-иному: мы не должны
позволять другим вмешиваться в нашу жизнь, навязывать нам принципы, в
выработке которых мы не участвовали.
- Ваша выработка началась несколько неожиданно и довольно энергично,
- замечаю я, сдерживая усмешку.
- Именно это должно вас убедить, что никакой тут обработки нет. Как
вы могли понять, я человек на редкость нетактичный, - едва заметно
усмехается Сеймур.
- Вы под нетактичностью подразумеваете искренность?
- В обществе, к которому я имею несчастье принадлежать, эти два
понятия совершенно равнозначны.
- Но вы же вообще недовольны, что принадлежите к человеческому
обществу, с трудом несете свой крест в этой жизни.
- Лучше скажите "со скучным видом". Это будет верней, - уточняет
Сеймур, выплевывая на пол очередной окурок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78