А уж когда Терентий, прикинувшись Тихоном, проникал на дворцовую кухню, все ложились спать натощак.
Во всех странах и при всех дворах из такой ситуации существует единственный выход, и вы его знаете: это старая добрая порка.
Но вы не забыли еще, что королевичи были намертво связаны друг с другом незримыми узами, и боль одного тотчас становилась болью другого?
Как-то король, забывшись, снял ремень да перепоясал пакостника Терентия от всей души. Пакостник стиснул зубы и смолчал, но тотчас же из детской раздался горестный вопль доброго Тихона, который, ни о чем не подозревая, мирно оборудовал кукольный домик.
— Видишь, бесстыжая твоя морда, как из-за тебя братец терпит? — попробовал воззвать Стремглав к чувству братской любви.
— Размазня мой братец, шел бы он ко всем хвостам собачьим! — отвечал Терентий. — Разве можно такому королевство доверить?
Стремглав охватывал голову руками и начинал мычать, как от зубной боли.
— Перемелется, мон шер, — утешал короля Ироня. — К совершенным годам станут наши парни примерно одинаковыми…
— Нет, — говорил Стремглав. — Это она мне так отомстила. Она их еще в утробе так поделила, на черного и белого…
Надо ли говорить, что близнецы и болели враз одними и теми же болезнями? Мало того, стоило Терентию, сверзившись с крыши, сломать ногу, как та же участь постигла и Тихона буквально на ровном месте! И переломы, по утверждению лекарей, были совершенно одинаковые…
Однажды же случилось вообще не сообразное ни с чем происшествие.
Близнецы играли во дворе в огромной песочнице. Игра была нехитрая: Тихон строил из песка увиденный им в бонжурской книге прекрасный замок Эван-Дюрак, а Терентий, улучив момент, разрушал построенное. Тихон рыдал, Терентий хохотал.
И вдруг оба повалились на землю с выпученными глазами.
— Да они не дышат! — завопили мамки и няньки.
Набежавшие лекаря принялись тормошить принцев, стараясь вернуть их к жизни. Примчался, бросив заседание государственного совета, и сам король, обещая всех тут же переказнить к чирьям свинячьим. Но и это не помогало.
Только шут Ироня спросил сам у себя:
— А отчего же они мокрые?
И, схватив не то Тихона, не то Терентия, положил его животом себе на колено и врезал кулаком по спине.
Изо рта принца хлынула вода.
— Делай, как я! — приказал шут королю, и Стремглав тотчас же взял в оборот не то Терентия, не то Тихона.
— Да они у нас утонули на сухом месте! — ужаснулся король.
Из наследников хлестала вода, затхлая, чуть ли не с тиной и головастиками.
Но старым воякам не впервой было откачивать утопленников: при форсировании водных преград идут на дно подчас до половины рыцарей.
Когда королевичи, наконец, задышали и порозовели, Стремглав и шут поглядели друг на друга с нескрываемым ужасом.
— Я понял, что это значит, — сказал Ироня. — Выходит, что…
— Нет! — страшно крикнул король. — Ничего не выходит! Это чары! Это воскресший Кренотен! Это такие же чары, как тогда, той проклятой ночью!
— Да я что? — сказал Ироня. — Я гипотез не измышляю. Чары так чары…
Принцы же ожившие ничего толком сказать не сумели, но так перепугались, что негодяй Терентий целую неделю ходил как пришибленный и даже дал согласие учиться грамоте.
Правда, на пользу ему это не пошло. Освоив сию науку, он первым делом схватил уголек, побежал к забору и начертал на нем три тайные руны. Руны-то были тайные, зато рисунок, их сопровождавший, получился таким явным, что мамки и няньки тотчас же вытерли его собственными спинами, не пожалев нарядов.
А усердный Тихон тем временем переводил с бонжурского «Роман о роже» Палантена де Уа.
Разумеется, принц Терентий ненавидел принца Тихона. За вечную благожелательность, за постоянную улыбку, за непреклонную незлобивость, за то, что в будущем предстоит каким-то образом делить с ним посконский престол.
Будь они обычными близнецами, Терентий нашел бы способ избавиться от брата-слюнтяя. Но столкни его со стены — сам костей не соберешь. Насыпь ему в манную кашу крысиного яду — сам окочуришься. Пырни его ножом — сам изойдешь кровью.
Вот ведь какая незадача.
Проклятому тихоне даже глаз не подбить без того, чтобы собственный не заплыл.
Помаленьку Терентий стал привыкать к мысли, что брат — это часть его самого, пусть бесполезная, бессмысленная, но часть, и трогать его — себе дороже.
Стремглав, глядя на сыновей, мечтал: вот бы и между державами существовала такая же связь! Спалил у соседа крепость, ан и своя сгорела. Сходил в чужую землю в набег — и свою вотчину разорил. И был бы повсюду вечный мир…
Король крепился-крепился да и отправился на поклон к старцу Килострату за советом. Сыновей оставил на Ироню да на фрейлину Инженю, пообещав в случае чего казнить.
Старец Килострат к тому времени принимал подношения исключительно совиньоном и оттого пребывал постоянно на Седьмом Столпе Мудрости — это когда от мудреца невозможно добиться никакого толку.
Выслушав долгие жалобы и пени Стремглава, старец Килострат на миг прояснил взор, прекратил жевать воздух и явственно произнес:
— Один сын — не сын. Два сына — полсына. Три сына — вот это сын!
— Где ж я тебе возьму третьего сына? — изумился король.
— Где, где… В Караганде! — сказал старец и захрапел вмертвую.
Вернувшись домой, озадаченный король выяснил, что Карагандой назывался сказочный город глубокой древности, в котором, по преданию, всегда били голубые фонтаны и цвели красные розы, а люди были вечно молоды и вели премудрые речи.
ГЛАВА 4,

в которой на посконскую землю приходят спорт и литература
Когда еще принцы питались молоком кормилиц и не проявляли разницы в характерах, король Стремглав постановил:
— Сыновья мои будут расти в культурной и цивилизованной стране!
А слово у Стремглава было настолько тесно сопряжено с делом, что становилось даже страшно.
Мужицкий король объявил, что в Гран-Поскони найдется место всякому умелому и разумному человеку, который не может найти себе применения в родном краю.
Но в Западной Агенориде как раз в то же время такие люди стали востребованы — кончалась эпоха магии, со скрежетом зубовным уступая место науке и прогрессу.
Поэтому в Посконию косяком пошли люди вовсе не умелые и разумные, а какие попало: конюхи и лакеи, поварята и мусорщики, бродячие торговцы и беглые преступники. Само собой, было среди них немало лазутчиков.
Все они рассчитывали стать на новой родине наместниками провинций, сборщиками налогов, откупщиками, цеховыми старостами, управителями имений, светочами знаний, на худой конец сгодились бы обучать посконских детей ненормативному бонжурскому или стрижанскому.
Каково же было удивление проходимцев, когда, после непродолжительной, но бурной беседы с королевским шутом, почти всех их поверстали в дорожные рабочие, поскольку дороги всегда были в Посконии слабым местом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78