а чем же я за удачу буду расплачиваться? А когда она кончится?
— Ты считаешь меня удачливым?
— А то нет! Удача державы — государева удача.
— То-то я век свой бобылем коротаю, и дети вот… Что ни говори, ненормальные ведь они, не такие, как все! Как я на них все оставлю? Долог ли век их будет? У них ведь и возможности помереть в два раза больше, чем у обычного человека… Болезни эти внезапные, когда никакого поветрия нет… ты бы послушал, что они во сне говорят!
— А что? Я как-то не обращал внимания.
— Ты не отец. А я не одну ночь у их постелей провел.
— И что же они говорят?
— А говорят они, мон шер, разные эльфийские слова.
— Ты что, эльфийский знаешь?
— Так, кое-что. И то, что они говорят, мне крепко не нравится. Эх, нельзя им без присмотра жить!
— Почему же тогда отправляешь их учиться?
— И при отцовских штанах тоже нечего отираться. А, пусть судьба сама решает. Пора, пора им в дорогу.
— Ты им охрану-то назначишь? Да что охрану — я сам с ними поеду!
— Нет, Ироня. Поедут они в Плезир не как посконские принцы, а как купеческие дети. Наши богатеи взяли себе похвальную моду отправлять детей за границу, вот пусть и они…
— Они все же королевские сыновья. Неужели ты думаешь, что старина Пистон…
— Он не вечен. А в случае чего он тоже может посадить их в темницу и требовать потом у меня чего пожелает. Или он, или его враги — такие заложники всякому полезны. И тебе туда ехать нельзя, твои горбы в Плезире любая собака помнит. Скажут: с чего это друг-приятель посконского короля состоит при каких-то худородных выскочках?
— Может, лучше тогда в Стрижанию их отправить? Там ведь у них и Факбридж, и Трэшфорд, вообще просвещенное мореплавание…
— Да они бонжурский-то уже знают как следует в случае чего сообразят и местными прикинутся — скажем, деревенскими дурачками… А в Стрижании разведка добрая, живо догадаются, ху из ху. Оттуда, из-за моря, их будет и вовсе не выцарапать. Нет уж Бонжурия надежней. В случае чего поклонюсь венценосному брату Пистону — спина не переломится.
— А как же в Плезирской Академии принцы других стран открыто учатся, не таятся, не боятся? Наши ребята тоже не на свалке подобраны…
Король досадливо махнул рукой.
— Есть и еще одна причина. Ректор тамошний, мэтр Забульдон, их просто-напросто не примет в студенты.
— Так мы же заплатим!
— Не поглядит и на деньги.
— Так ему Пистончик прикажет!
— Не поглядит и на Пистона. Академия там вольная, даже королю не подчиняется. Свой суд, своя стража. Город в городе. На меня же мэтр Забульдон в большой обиде…
— За что, государь?
— А ты Хому Хроноложца вспомни!
ГЛАВА 11,
в которой рассказывается о большой обиде, причиненной посконскпм королем великому ученому
В самом начале Стремглавова правления ко двору его сразу же стали стекаться многочисленные проходимцы и авантюристы, не признанные у себя дома.
Одни предлагали новые, неслыханные дотоле способы устроения государства вечного благоденствия.
Другие обещали всего за пятьсот дней сделать Посконию великой за какие-то жалкие два процента ежегодного дохода.
Третьи брались разводить в посконских снегах слоновьи стада — слоны-де от холода живо отрастят густую шерсть, будут давать еще мясо, молоко, слоновую кость и прочную кожу, отчего держава немедленно процветет еще краше и пышнее. Нужен только небольшой аванс для поездки за слонами да несколько тысяч корабельных сосен для строительства плотов.
Четвертые просили денег для плавания в Хлестофорику — не одним же неспанцам богатеть!
Пятые всего-навсего желали купить исключительное право добывать посконские меха.
Но всех превзошел некий бродячий ученый. Имя ему было Хома, а прозвище — Хроноложец, потому что он вытворял с привычным летоисчислением уж такие вещи…
Он предложил мужицкому королю не только сочинить благороднейшую родословную (это любому мошеннику под силу), но и неопровержимо доказать, что Стремглав Бесшабашный и древний император Эбистоса Кавтирант Багрянорожий — одно и то же лицо.
— Вы, мэтр, верно, забыли, что эта империя давным-давно развалилась! — сказал пораженный Стремглав.
— Да. Но весь вопрос в том — насколько давно? — хитро прищурился ученый.
— Ну… Лет пятьсот… Или даже тысячу… — растерялся король.
— Вот видите — даже вы, образованный человек, и то путаетесь. Что же говорить об остальных! Мы даже не можем со всей уверенностью сказать, какой нынче год!
— Что же тут сложного? От Восхода одна тысяча девятьсот девяносто девятый!
— Ой ли? За Темные века люди разучились читать по звездам, поскольку и самих звезд не было видно. Пока-то времена года твердо установились, пока-то люди, покинув теплые пещеры, снова приладились вести счет годам от весны до весны… Для них тогда время до-олго тянулось, пожалуй, что год за три шел. Теперь слушай дальше. Как столица империи Кавтиранта именовалась?
— Вестимо, Метрополь.
— Правильно. А твоя?
— Вестимо, Столенград.
— Так ведь это одно и то же слово, только на разных языках! Значит, и город один и тот же. Потом поищем в словарях, что значит имя «Кавтирант» на чужих языках. Наверняка у кого-то оно и переводится именно как «Стремглав». Или хотя бы «Бесшабашный». А на еще каком-нибудь языке это переводится как «мужицкий король». Или, к примеру, «узурпатор». Значит, это один и тот же человек. Опять же возьмем название страны. «Посконь» значит «конопля», так? Конопля же на Мертвом языке именуется «каннабис». А от «Каннабиса» до «Эбистоса» и вовсе не далеко. Значит, это одна и та же империя…
— Ловко! — восхитился король. — Так ты, ученейший муж, пожалуй, сумеешь доказать, что я отнюдь не Стремглав, сын шорника Обуха, а сама царица Настырра?
— Как два пальца облизать! Тебя же подданные и «настырным королем» именуют в частных беседах. Кроме того, при каждом новом правителе старые летописи уничтожают, а новые сочиняют. Летописцам да хронистам вообще веры нет! Все они твари продажные! Пистон Бонжурский, по моим расчетам, никакой не Девятый, а совсем даже Второй. Просто бонжурцам лестно свою историю распространить далеко в прошлое, а на самом-то деле они только-только из пещер выбрались…
Стремглав даже глаза придержал руками, чтобы из орбит случайно не вылезли.
— Постой! А как же великие свидетельства древности — эпосы там всякие, сказания… Куда же ты «Были Ада» и «Олдиссею» денешь, сложенные Великим Скупцом? Кто, по-твоему, построил циклопический звездодром Бумазеи? Кто изображения философов Бабрия и Фесона изваял, кто создал прекрасный торс Автандиллы Форосской?
— Ну, это совсем просто. Эпосами неталийские алхимики баловались. Им ведь подолгу приходится ждать, пока ихние составы в атанорах доводятся до нужной кондиции. Иногда годами!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78
— Ты считаешь меня удачливым?
— А то нет! Удача державы — государева удача.
— То-то я век свой бобылем коротаю, и дети вот… Что ни говори, ненормальные ведь они, не такие, как все! Как я на них все оставлю? Долог ли век их будет? У них ведь и возможности помереть в два раза больше, чем у обычного человека… Болезни эти внезапные, когда никакого поветрия нет… ты бы послушал, что они во сне говорят!
— А что? Я как-то не обращал внимания.
— Ты не отец. А я не одну ночь у их постелей провел.
— И что же они говорят?
— А говорят они, мон шер, разные эльфийские слова.
— Ты что, эльфийский знаешь?
— Так, кое-что. И то, что они говорят, мне крепко не нравится. Эх, нельзя им без присмотра жить!
— Почему же тогда отправляешь их учиться?
— И при отцовских штанах тоже нечего отираться. А, пусть судьба сама решает. Пора, пора им в дорогу.
— Ты им охрану-то назначишь? Да что охрану — я сам с ними поеду!
— Нет, Ироня. Поедут они в Плезир не как посконские принцы, а как купеческие дети. Наши богатеи взяли себе похвальную моду отправлять детей за границу, вот пусть и они…
— Они все же королевские сыновья. Неужели ты думаешь, что старина Пистон…
— Он не вечен. А в случае чего он тоже может посадить их в темницу и требовать потом у меня чего пожелает. Или он, или его враги — такие заложники всякому полезны. И тебе туда ехать нельзя, твои горбы в Плезире любая собака помнит. Скажут: с чего это друг-приятель посконского короля состоит при каких-то худородных выскочках?
— Может, лучше тогда в Стрижанию их отправить? Там ведь у них и Факбридж, и Трэшфорд, вообще просвещенное мореплавание…
— Да они бонжурский-то уже знают как следует в случае чего сообразят и местными прикинутся — скажем, деревенскими дурачками… А в Стрижании разведка добрая, живо догадаются, ху из ху. Оттуда, из-за моря, их будет и вовсе не выцарапать. Нет уж Бонжурия надежней. В случае чего поклонюсь венценосному брату Пистону — спина не переломится.
— А как же в Плезирской Академии принцы других стран открыто учатся, не таятся, не боятся? Наши ребята тоже не на свалке подобраны…
Король досадливо махнул рукой.
— Есть и еще одна причина. Ректор тамошний, мэтр Забульдон, их просто-напросто не примет в студенты.
— Так мы же заплатим!
— Не поглядит и на деньги.
— Так ему Пистончик прикажет!
— Не поглядит и на Пистона. Академия там вольная, даже королю не подчиняется. Свой суд, своя стража. Город в городе. На меня же мэтр Забульдон в большой обиде…
— За что, государь?
— А ты Хому Хроноложца вспомни!
ГЛАВА 11,
в которой рассказывается о большой обиде, причиненной посконскпм королем великому ученому
В самом начале Стремглавова правления ко двору его сразу же стали стекаться многочисленные проходимцы и авантюристы, не признанные у себя дома.
Одни предлагали новые, неслыханные дотоле способы устроения государства вечного благоденствия.
Другие обещали всего за пятьсот дней сделать Посконию великой за какие-то жалкие два процента ежегодного дохода.
Третьи брались разводить в посконских снегах слоновьи стада — слоны-де от холода живо отрастят густую шерсть, будут давать еще мясо, молоко, слоновую кость и прочную кожу, отчего держава немедленно процветет еще краше и пышнее. Нужен только небольшой аванс для поездки за слонами да несколько тысяч корабельных сосен для строительства плотов.
Четвертые просили денег для плавания в Хлестофорику — не одним же неспанцам богатеть!
Пятые всего-навсего желали купить исключительное право добывать посконские меха.
Но всех превзошел некий бродячий ученый. Имя ему было Хома, а прозвище — Хроноложец, потому что он вытворял с привычным летоисчислением уж такие вещи…
Он предложил мужицкому королю не только сочинить благороднейшую родословную (это любому мошеннику под силу), но и неопровержимо доказать, что Стремглав Бесшабашный и древний император Эбистоса Кавтирант Багрянорожий — одно и то же лицо.
— Вы, мэтр, верно, забыли, что эта империя давным-давно развалилась! — сказал пораженный Стремглав.
— Да. Но весь вопрос в том — насколько давно? — хитро прищурился ученый.
— Ну… Лет пятьсот… Или даже тысячу… — растерялся король.
— Вот видите — даже вы, образованный человек, и то путаетесь. Что же говорить об остальных! Мы даже не можем со всей уверенностью сказать, какой нынче год!
— Что же тут сложного? От Восхода одна тысяча девятьсот девяносто девятый!
— Ой ли? За Темные века люди разучились читать по звездам, поскольку и самих звезд не было видно. Пока-то времена года твердо установились, пока-то люди, покинув теплые пещеры, снова приладились вести счет годам от весны до весны… Для них тогда время до-олго тянулось, пожалуй, что год за три шел. Теперь слушай дальше. Как столица империи Кавтиранта именовалась?
— Вестимо, Метрополь.
— Правильно. А твоя?
— Вестимо, Столенград.
— Так ведь это одно и то же слово, только на разных языках! Значит, и город один и тот же. Потом поищем в словарях, что значит имя «Кавтирант» на чужих языках. Наверняка у кого-то оно и переводится именно как «Стремглав». Или хотя бы «Бесшабашный». А на еще каком-нибудь языке это переводится как «мужицкий король». Или, к примеру, «узурпатор». Значит, это один и тот же человек. Опять же возьмем название страны. «Посконь» значит «конопля», так? Конопля же на Мертвом языке именуется «каннабис». А от «Каннабиса» до «Эбистоса» и вовсе не далеко. Значит, это одна и та же империя…
— Ловко! — восхитился король. — Так ты, ученейший муж, пожалуй, сумеешь доказать, что я отнюдь не Стремглав, сын шорника Обуха, а сама царица Настырра?
— Как два пальца облизать! Тебя же подданные и «настырным королем» именуют в частных беседах. Кроме того, при каждом новом правителе старые летописи уничтожают, а новые сочиняют. Летописцам да хронистам вообще веры нет! Все они твари продажные! Пистон Бонжурский, по моим расчетам, никакой не Девятый, а совсем даже Второй. Просто бонжурцам лестно свою историю распространить далеко в прошлое, а на самом-то деле они только-только из пещер выбрались…
Стремглав даже глаза придержал руками, чтобы из орбит случайно не вылезли.
— Постой! А как же великие свидетельства древности — эпосы там всякие, сказания… Куда же ты «Были Ада» и «Олдиссею» денешь, сложенные Великим Скупцом? Кто, по-твоему, построил циклопический звездодром Бумазеи? Кто изображения философов Бабрия и Фесона изваял, кто создал прекрасный торс Автандиллы Форосской?
— Ну, это совсем просто. Эпосами неталийские алхимики баловались. Им ведь подолгу приходится ждать, пока ихние составы в атанорах доводятся до нужной кондиции. Иногда годами!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78