Да ведь такое самому Примордиалю навряд ли под силу!
— Мы старались, батюшка, — кротко сказал отнюдь не Тихон — но Терентий.
— Кончай, батя, дуру гнать, — поддержал его, представьте, Тихон. — Да и наука нам не простит. Опять станут говорить — страна невежд, никак из Темных веков выбраться не могут… Пользоваться надо, пока пруха прет!
Тут Стремглав припомнил восстание свое противу грозного шорника Обуха.
— Да-а, — вымолвил он наконец. — Теперь вижу — наша порода прорезалась. Оперились птенчики, скоро очи мои ясные повыклюют… Что ты там, Терешечка дорогой, насчет расширения престола толковал?
— А, — сказал Терентий. — Так я думал, что ты у нас навсегда окаменел, а державе без монарха ни дня нельзя жить.
— Счастлив буду, коли у вас в старости корки хлеба допрошусь, — сказал король. — В общем, так. В Великом Уговоре Агенориды перечислены все виды драконов, в том числе и василиски. А вот насчет говорящих василисков там ничего не сказано. И за это ухватится любой адвокат. Но вот если он у вас подохнет да его чужие люди найдут — тогда нам конец. Тогда не оправдаемся: как докажем, что он у нас говорил? Жидковата еще наша держава противу всей Агенориды переть…
— Не подохну, — пообещал василиск. — Я еще толком и не жил.
— Мы его лелеять будем, — пообещал Тихон.
— Я за него всякому голову оторву, — пообещал Терентий.
— Надо бы с Килостратом посоветоваться, — сказал король. — Только худой из него теперь советчик…
— Своим умом проживем, — хором сказали принцы.
— Хрен с вами, дети мои, — торжественно сказал король. — Берегите выкормыша своего, как самих себя. Может, он нам и взаправду когда-нибудь пригодится.
ГЛАВА 10,
в которой решено отправить принцев на обучение, только под чужими именами
Прошла долгая, студеная и скучная посконская зима.
Как ни топили во дворцовых покоях, все равно маленькому василиску было холодно, и он почти все время спал, изредка пробуждаясь для кормления.
Глазки у него, кстати сказать, были ярко-синенькие, и потому Тихон дал ему имя Василек. Терентий хотел назвать его как-нибудь пострашнее — Буреносец там или Громовержец, но уж больно мал был зверек для таких наименований.
Единственную в Агенориде газету — все ту же «Меенхеерваам» — доставляли в Столенград с большим опозданием. Стремглав и горбатый шут читали ее с мрачными лицами и еще более мрачными предчувствиями.
Сообщения из разных мест изобиловали самыми неблагоприятными знамениями. Что-то такое повисло в воздухе, что-то такое, чему и названия было не подобрать.
В Западной Междометии, к примеру, среди бела дня произошло редкое природное явление — психопад. На столицу этого небольшого королевства начали падать из тучи тысячи умалишенных, и при падении они не разбивались, поскольку дуракам и пьяным всегда везет.
В Плезирской Академии крупнейший посконолог мэтр Мурье (никогда в Посконии не бывавший) сделал крупное открытие: оказывается, посконичи не являются потомками легендарных гей-славян, потому что у гей-славян потомства не могло быть в принципе.
Принцы Тихон и Терентий с удивлением узнали из газеты, что сдурели окончательно, поскольку за едой стали тащить ложку не в рот, а в ухо. Но на самом деле мимо рта они проносили не каждую ложку, а через одну. Вторая же ложка опорожнялась ими в особую мисочку, стоящую на полу и предназначавшуюся для кормежки Василька.
Сообщения с побережья Серого моря, где высились развалины Чизбурга, были и вовсе уж несообразные. Согласно им, старая крепость восстановлена почти полностью, хотя жители Северной Немчурии не видели ни одного обоза со строительными материалами, двигавшегося в ту сторону, а миновать их землю было уж никак нельзя. Да ведь и вести восстановление было вроде бы некому…
Стрижанцы тоже клялись страшными клятвами, что никакого отношения к возрождению павшей твердыни не имеют — им хватает забот с возвысивщейся Неспанией, которая невероятно разбогатела благодаря золоту, вывозимому с новооткрытой земли Хлестафорики.
В самих Неверландах и в Немчурии стали поговаривать о каких-то эльфийских шпионах, и не только поговаривать, но и сажать таковых в тюрьму.
В самый короткий день года ко дворам всех агеноридских владык явились какие-то удивительные немые гонцы, вручившие одно и то же краткое послание: «Я иду». Кое-где гонцов этих, вопреки обычаю, пытали, но никакого толку не добились.
Явился такой гонец и в Посконию, только у него послание было малость подлиннее: «Я иду за тем, что мне принадлежит». Подписи не имелось, а на печати изображен был цветок бессмертника.
Почти из всех стран приходили жутковатые сообщения о раскопанных свежих могилах и пропавших покойниках.
— Ерунда, — сказал Ироня. — Ихний листок просто перестали покупать, вот они и выдумывают что попало. А вот качество бумаги у них никудышнее стало: смотри, какая она желтая…
— Мне печать на этом послании покоя не дает, — сказал Стремглав.
— А что печать? Печать как печать. Цветок ли, баранья ли голова, какая разница?
— Помнишь ожерелье Алатиэли?
— Помню… Ах ты! Там ведь тоже цветочки бессмертника! Но это просто совпадение.
— Если бы… — сказал король. — А гонца, немтыря этого, ты узнал?
— С чего бы это?
— А я узнал. И посол Кадрильяк узнал — я по глазам его понял. Это лейтенант Жевар, командир арбалетчиков. Изменился, конечно, страшный стал, но это он.
— Спятил! Жевара я сам хоронил после взятия Чизбурга, даже поминальную чару пил…
— Он, он. Только ногу приволакивать стал.
— Что же мы, по-твоему, его живого похоронили? Да у него башка рассечена была до зубов, а у посла вроде бы никаких шрамов я не видел. Только нет на свете такого мага, чтобы мертвого мог поднять. Правда, ходячего мертвеца многие умеют сотворить, но ведь его сразу видно, и слышно… по запаху…
— Значит, могут некоторые, — сказал Стремглав. — Только думается мне, что самого этого мага тоже пришлось из мертвых поднимать.
— Брось ты. Никого живого там не осталось, некому было чудеса творить. А коли так, что же ты лейтенанта не задержал? Может, он бы нам по старой дружбе растолковал, что к чему? Хотя бы на пальцах?
— Он и растолковал мне. Но тебе об этом лучше пока не знать. Вот когда отправим ребят учиться, тогда я, может быть…
— Все-таки решил?
— Все-таки решил. Чему еще они здесь выучиться могут? Да и пора им повидать мир. К тому же, думаю, в Бонжурии им будет безопаснее.
— А они знают?
— Пока нет.
Король и шут сидели, как два деревенских мужика, прямо на полу возле печки (Ироня — спиной к дверце) и время от времени подкармливали ее полешками. Помаленьку прихлебывали совиньон из ковшиков.
— Не дергайся, капитан Ларусс. Так всегда бывает, когда слишком долго везет. Чем дольше везет, тем больше забота:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78
— Мы старались, батюшка, — кротко сказал отнюдь не Тихон — но Терентий.
— Кончай, батя, дуру гнать, — поддержал его, представьте, Тихон. — Да и наука нам не простит. Опять станут говорить — страна невежд, никак из Темных веков выбраться не могут… Пользоваться надо, пока пруха прет!
Тут Стремглав припомнил восстание свое противу грозного шорника Обуха.
— Да-а, — вымолвил он наконец. — Теперь вижу — наша порода прорезалась. Оперились птенчики, скоро очи мои ясные повыклюют… Что ты там, Терешечка дорогой, насчет расширения престола толковал?
— А, — сказал Терентий. — Так я думал, что ты у нас навсегда окаменел, а державе без монарха ни дня нельзя жить.
— Счастлив буду, коли у вас в старости корки хлеба допрошусь, — сказал король. — В общем, так. В Великом Уговоре Агенориды перечислены все виды драконов, в том числе и василиски. А вот насчет говорящих василисков там ничего не сказано. И за это ухватится любой адвокат. Но вот если он у вас подохнет да его чужие люди найдут — тогда нам конец. Тогда не оправдаемся: как докажем, что он у нас говорил? Жидковата еще наша держава противу всей Агенориды переть…
— Не подохну, — пообещал василиск. — Я еще толком и не жил.
— Мы его лелеять будем, — пообещал Тихон.
— Я за него всякому голову оторву, — пообещал Терентий.
— Надо бы с Килостратом посоветоваться, — сказал король. — Только худой из него теперь советчик…
— Своим умом проживем, — хором сказали принцы.
— Хрен с вами, дети мои, — торжественно сказал король. — Берегите выкормыша своего, как самих себя. Может, он нам и взаправду когда-нибудь пригодится.
ГЛАВА 10,
в которой решено отправить принцев на обучение, только под чужими именами
Прошла долгая, студеная и скучная посконская зима.
Как ни топили во дворцовых покоях, все равно маленькому василиску было холодно, и он почти все время спал, изредка пробуждаясь для кормления.
Глазки у него, кстати сказать, были ярко-синенькие, и потому Тихон дал ему имя Василек. Терентий хотел назвать его как-нибудь пострашнее — Буреносец там или Громовержец, но уж больно мал был зверек для таких наименований.
Единственную в Агенориде газету — все ту же «Меенхеерваам» — доставляли в Столенград с большим опозданием. Стремглав и горбатый шут читали ее с мрачными лицами и еще более мрачными предчувствиями.
Сообщения из разных мест изобиловали самыми неблагоприятными знамениями. Что-то такое повисло в воздухе, что-то такое, чему и названия было не подобрать.
В Западной Междометии, к примеру, среди бела дня произошло редкое природное явление — психопад. На столицу этого небольшого королевства начали падать из тучи тысячи умалишенных, и при падении они не разбивались, поскольку дуракам и пьяным всегда везет.
В Плезирской Академии крупнейший посконолог мэтр Мурье (никогда в Посконии не бывавший) сделал крупное открытие: оказывается, посконичи не являются потомками легендарных гей-славян, потому что у гей-славян потомства не могло быть в принципе.
Принцы Тихон и Терентий с удивлением узнали из газеты, что сдурели окончательно, поскольку за едой стали тащить ложку не в рот, а в ухо. Но на самом деле мимо рта они проносили не каждую ложку, а через одну. Вторая же ложка опорожнялась ими в особую мисочку, стоящую на полу и предназначавшуюся для кормежки Василька.
Сообщения с побережья Серого моря, где высились развалины Чизбурга, были и вовсе уж несообразные. Согласно им, старая крепость восстановлена почти полностью, хотя жители Северной Немчурии не видели ни одного обоза со строительными материалами, двигавшегося в ту сторону, а миновать их землю было уж никак нельзя. Да ведь и вести восстановление было вроде бы некому…
Стрижанцы тоже клялись страшными клятвами, что никакого отношения к возрождению павшей твердыни не имеют — им хватает забот с возвысивщейся Неспанией, которая невероятно разбогатела благодаря золоту, вывозимому с новооткрытой земли Хлестафорики.
В самих Неверландах и в Немчурии стали поговаривать о каких-то эльфийских шпионах, и не только поговаривать, но и сажать таковых в тюрьму.
В самый короткий день года ко дворам всех агеноридских владык явились какие-то удивительные немые гонцы, вручившие одно и то же краткое послание: «Я иду». Кое-где гонцов этих, вопреки обычаю, пытали, но никакого толку не добились.
Явился такой гонец и в Посконию, только у него послание было малость подлиннее: «Я иду за тем, что мне принадлежит». Подписи не имелось, а на печати изображен был цветок бессмертника.
Почти из всех стран приходили жутковатые сообщения о раскопанных свежих могилах и пропавших покойниках.
— Ерунда, — сказал Ироня. — Ихний листок просто перестали покупать, вот они и выдумывают что попало. А вот качество бумаги у них никудышнее стало: смотри, какая она желтая…
— Мне печать на этом послании покоя не дает, — сказал Стремглав.
— А что печать? Печать как печать. Цветок ли, баранья ли голова, какая разница?
— Помнишь ожерелье Алатиэли?
— Помню… Ах ты! Там ведь тоже цветочки бессмертника! Но это просто совпадение.
— Если бы… — сказал король. — А гонца, немтыря этого, ты узнал?
— С чего бы это?
— А я узнал. И посол Кадрильяк узнал — я по глазам его понял. Это лейтенант Жевар, командир арбалетчиков. Изменился, конечно, страшный стал, но это он.
— Спятил! Жевара я сам хоронил после взятия Чизбурга, даже поминальную чару пил…
— Он, он. Только ногу приволакивать стал.
— Что же мы, по-твоему, его живого похоронили? Да у него башка рассечена была до зубов, а у посла вроде бы никаких шрамов я не видел. Только нет на свете такого мага, чтобы мертвого мог поднять. Правда, ходячего мертвеца многие умеют сотворить, но ведь его сразу видно, и слышно… по запаху…
— Значит, могут некоторые, — сказал Стремглав. — Только думается мне, что самого этого мага тоже пришлось из мертвых поднимать.
— Брось ты. Никого живого там не осталось, некому было чудеса творить. А коли так, что же ты лейтенанта не задержал? Может, он бы нам по старой дружбе растолковал, что к чему? Хотя бы на пальцах?
— Он и растолковал мне. Но тебе об этом лучше пока не знать. Вот когда отправим ребят учиться, тогда я, может быть…
— Все-таки решил?
— Все-таки решил. Чему еще они здесь выучиться могут? Да и пора им повидать мир. К тому же, думаю, в Бонжурии им будет безопаснее.
— А они знают?
— Пока нет.
Король и шут сидели, как два деревенских мужика, прямо на полу возле печки (Ироня — спиной к дверце) и время от времени подкармливали ее полешками. Помаленьку прихлебывали совиньон из ковшиков.
— Не дергайся, капитан Ларусс. Так всегда бывает, когда слишком долго везет. Чем дольше везет, тем больше забота:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78