Я вспомнил, я читал!
Тихон осторожно, едва-едва коснулся губ спящей и сразу же отпрянул: глаза девушки открылись!
И столько гнева и негодования было в этих глазах!
Ну, первой красавицей ее назвать было трудно, но в любой толпе глаз понимающего мужчины отметил бы именно ее. Столько в ней огня было, словно вся жизнь, что скопилась за годы, проведенные в хрустальном гробу, запросилась в дело.
Платье неопределенного цвета от первого же движения немедленно поползло по швам. Тихон стыдливо отвернулся, а Терентий радостно выпялился.
Девушка, не обращая внимания на некоторый беспорядок в одежде, ловко покинула гроб, подбоченилась и вопросительно поглядела на притихших бородатых детей. Темные волосы ее при этом рассыпались и скрыли многочисленные прорехи на платье.
— Ну, чего смотришь? — спросил, наконец, старший ребенок. — Ну, истощился наш рудник, а жить-то надо? Ты одна, а нам семерым прокорм нужен, одежда, то, се…
— Не в том дело, Себастьян, — очень мягко сказала девушка, но братьям показалось, что зашипела змея. — Дело-то не в том. Приходил ли ко гробу мой нареченный жених — принц Кавтирант Белолицый?
Тихон и Терентий свистнули, а дон Кабальо удивленно заржал.
За то время, покуда принцесса спала в своем хрустальном гробу, Кавтирант из Белолицего успел стать Багрянорожим, из принца — императором Эбистоса, помереть, не оставив наследников, а сама империя успела распасться на множество государств, образующих нынешнюю Агенориду.
Словом, прошло лет четыреста, если не больше.
— Приходил, — кое-как выдавил старшой, ковыряя башмаком осколки стекла.
— И что?
— Как все… Поколотился-поколотился, плюнул да и прочь пошел — некогда мне, говорит, из-за полуцарства здесь время терять, когда меня большие дела ждут…
— И вы, значит…
— Нет! — запротестовал старшой. — Первые лет триста мы честно выдерживали условие злой мачехи.
— Надеюсь, она тоже мертва? — поинтересовалась девушка.
Старшой отвел глаза.
— Как же, помрет она, — сказал он. — Рассыпается на ходу, но власть держит крепко…
— Погоди-ка, — сказала принцесса. — Ты говоришь, триста лет? Я спала триста лет?
— Чуть побольше, — деликатно молвил старшой.
— Четыреста пятьдесят шесть, — уточнил ученый дон Кабальо.
Он ожидал, что принцесса, услышав страшное известие, тут же грохнется в обморок и придется бежать к аптекарю. Но принцесса сказала:
— Милый рыцарь… э-э, как ваше имя?
Дон Кабальо замялся.
— Это не рыцарь, — сказал честный Тихон.
Тут только принцесса заметила братьев в их причудливых, хоть и попорченных дорогой и разбойниками одеждах.
— А это что за чучела? Уж не вы ли меня разбудили?
— Это он, — показал на Тихона честный на данный момент Терентий.
— Да? — страшным голосом спросила принцесса. — Значит, вот он каков, мой суженый? Веди же меня под венец, о юный герой! Я вся твоя!
И протянула Тихону руку.
— Бери, бери, пока дают! — зашипел Терентий.
Тихон, содрогаясь, коснулся пальцами тонкой руки. Но едва лишь принцесса сделала шаг, как ее платье, честно служившее четыре с лишним века, разом ушло в отставку и осыпалось на пол мелкими клочками.
Тихон мгновенно развернулся и раскинул руки, чтобы закрыть принцессу от чужих взоров. Она рассмеялась.
— Как, однако, целомудрен ваш век, юные кавалеры! А вот мы на Майский день…
— Ваше высочество, — сказал старшой. — Есть у нас, что накинуть. Мы время от времени покупали как раз для такого случая… Обновляли гардероб…
— Раз в сто лет, — сказала принцесса. — Ну, тащи. … Потом она гоняла старшого принесенным платьем по всему балагану.
— Да такого даже пьяная троллиха носить не станет! Разве это цвет? Разве такое носят?
Бедный Себастьян пытался ей объяснить, что сейчас как раз такое и носят, а братья и даже перетрудившийся дон Кабальо с восхищением следили за скандалом.
Тихон от восхищения и смущаться забыл — так прекрасна была принцесса во гневе. Но гнев мигом перекинулся на всю честную компанию.
— Чего выставились? Лучше найдите девушке приличную одежду!
Но пойти за новым платьем никто не рискнул.
— Вот у нас тут мужское есть, — предложил Тихон. — Рубаха там, штаны… Покойник невелик был ростом!
Замечания насчет покойника принцесса не изволила заметить.
— Я всегда была чертовски хороша в мужской одежде, — сказала она, взяла поданное Тихоном и скрылась в складках шатра.
Братья переглянулись.
— Батюшке она бы понравилась, — робко предположил Тихон.
— Да она мне и самому нравится, — сказал Терентий. — А только жениться… Ой-ой! Не завидую я ее злой мачехе!
— А я бы взял ее в жены, — сказал Тихон и возмечтал о грядущей семейной жизни.
— Ага! Не хочу учиться, а хочу жениться! — поддел его брат. — Не ожидал, не ожидал…
— Не спорьте, мои юные друзья, — вступил в разговор дон Кабальо. — Когда… То есть, если я верну себе прежний облик, вопрос решится сам собой…
— Уздечку тебе конскую! — внезапно озлился Терентий.
Потом все трое спорили, какого цвета у принцессы глаза — карие или зеленые. Дон Кабальо утверждал, что серые, но лошади воспринимают цвета по-своему, и к его мнению не прислушались.
Провинившиеся бородатые дети в отсутствие своей госпожи осмелели и тихонько стали требовать возмещения: за гроб из чистого горного хрусталя, за многочисленные платья, за упущенную выгоду — ведь принцессу можно было возить по ярмаркам еще лет пятьсот.
Но принцесса, оказывается, не только одевалась и прихорашивалась — она все прекрасно слышала.
В белой рубашке, черных брюках и высоких сапогах Нормана Бейтса она и вправду была чертовски хороша.
— Вуаля — Изора, принцесса Мезантийская! — воскликнула она, раскинув руки в широких рукавах.
— Тереша, скажи, что мы тоже… — пискнул Тихон, да брат вовремя заткнул ему рот.
Но принцессе Изоре сперва надо было разобраться с бородатой семеркой.
— Как ты опустился, Себастьян, — сказала она. — Как вы все опустились, ребята. Из артели честных тружеников вы превратились в банду мошенников. Вспомните, как вы возвращались из забоя, распевая вашу песенку, а я уже ждала вас за накрытым столом, где дымилась гороховая похлебка, чтобы вы, негодяи, не вздумали сесть за стол с немытыми лапами! Вспомните, как весело танцевали вы под луной с белками и барсуками, а я играла вам на челесте!
Маленькие бородачи захлюпали носами.
— В общем, свое убежище, мои маленькие друзья, я вам с лихвой отработала, — трезво заключила принцесса Изора. — А теперь я из-за вас в дурацком положении. За кого мне, бесприданнице, вы теперь прикажете выходить замуж?
— Насколько я знаю, вы и вправду бесприданница, — вмешался дон Кабальо. — Ибо никакого великого герцогства Мезантийского больше не существует, равно как и вашей злой мачехи, дорогая синьорита Изора.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78
Тихон осторожно, едва-едва коснулся губ спящей и сразу же отпрянул: глаза девушки открылись!
И столько гнева и негодования было в этих глазах!
Ну, первой красавицей ее назвать было трудно, но в любой толпе глаз понимающего мужчины отметил бы именно ее. Столько в ней огня было, словно вся жизнь, что скопилась за годы, проведенные в хрустальном гробу, запросилась в дело.
Платье неопределенного цвета от первого же движения немедленно поползло по швам. Тихон стыдливо отвернулся, а Терентий радостно выпялился.
Девушка, не обращая внимания на некоторый беспорядок в одежде, ловко покинула гроб, подбоченилась и вопросительно поглядела на притихших бородатых детей. Темные волосы ее при этом рассыпались и скрыли многочисленные прорехи на платье.
— Ну, чего смотришь? — спросил, наконец, старший ребенок. — Ну, истощился наш рудник, а жить-то надо? Ты одна, а нам семерым прокорм нужен, одежда, то, се…
— Не в том дело, Себастьян, — очень мягко сказала девушка, но братьям показалось, что зашипела змея. — Дело-то не в том. Приходил ли ко гробу мой нареченный жених — принц Кавтирант Белолицый?
Тихон и Терентий свистнули, а дон Кабальо удивленно заржал.
За то время, покуда принцесса спала в своем хрустальном гробу, Кавтирант из Белолицего успел стать Багрянорожим, из принца — императором Эбистоса, помереть, не оставив наследников, а сама империя успела распасться на множество государств, образующих нынешнюю Агенориду.
Словом, прошло лет четыреста, если не больше.
— Приходил, — кое-как выдавил старшой, ковыряя башмаком осколки стекла.
— И что?
— Как все… Поколотился-поколотился, плюнул да и прочь пошел — некогда мне, говорит, из-за полуцарства здесь время терять, когда меня большие дела ждут…
— И вы, значит…
— Нет! — запротестовал старшой. — Первые лет триста мы честно выдерживали условие злой мачехи.
— Надеюсь, она тоже мертва? — поинтересовалась девушка.
Старшой отвел глаза.
— Как же, помрет она, — сказал он. — Рассыпается на ходу, но власть держит крепко…
— Погоди-ка, — сказала принцесса. — Ты говоришь, триста лет? Я спала триста лет?
— Чуть побольше, — деликатно молвил старшой.
— Четыреста пятьдесят шесть, — уточнил ученый дон Кабальо.
Он ожидал, что принцесса, услышав страшное известие, тут же грохнется в обморок и придется бежать к аптекарю. Но принцесса сказала:
— Милый рыцарь… э-э, как ваше имя?
Дон Кабальо замялся.
— Это не рыцарь, — сказал честный Тихон.
Тут только принцесса заметила братьев в их причудливых, хоть и попорченных дорогой и разбойниками одеждах.
— А это что за чучела? Уж не вы ли меня разбудили?
— Это он, — показал на Тихона честный на данный момент Терентий.
— Да? — страшным голосом спросила принцесса. — Значит, вот он каков, мой суженый? Веди же меня под венец, о юный герой! Я вся твоя!
И протянула Тихону руку.
— Бери, бери, пока дают! — зашипел Терентий.
Тихон, содрогаясь, коснулся пальцами тонкой руки. Но едва лишь принцесса сделала шаг, как ее платье, честно служившее четыре с лишним века, разом ушло в отставку и осыпалось на пол мелкими клочками.
Тихон мгновенно развернулся и раскинул руки, чтобы закрыть принцессу от чужих взоров. Она рассмеялась.
— Как, однако, целомудрен ваш век, юные кавалеры! А вот мы на Майский день…
— Ваше высочество, — сказал старшой. — Есть у нас, что накинуть. Мы время от времени покупали как раз для такого случая… Обновляли гардероб…
— Раз в сто лет, — сказала принцесса. — Ну, тащи. … Потом она гоняла старшого принесенным платьем по всему балагану.
— Да такого даже пьяная троллиха носить не станет! Разве это цвет? Разве такое носят?
Бедный Себастьян пытался ей объяснить, что сейчас как раз такое и носят, а братья и даже перетрудившийся дон Кабальо с восхищением следили за скандалом.
Тихон от восхищения и смущаться забыл — так прекрасна была принцесса во гневе. Но гнев мигом перекинулся на всю честную компанию.
— Чего выставились? Лучше найдите девушке приличную одежду!
Но пойти за новым платьем никто не рискнул.
— Вот у нас тут мужское есть, — предложил Тихон. — Рубаха там, штаны… Покойник невелик был ростом!
Замечания насчет покойника принцесса не изволила заметить.
— Я всегда была чертовски хороша в мужской одежде, — сказала она, взяла поданное Тихоном и скрылась в складках шатра.
Братья переглянулись.
— Батюшке она бы понравилась, — робко предположил Тихон.
— Да она мне и самому нравится, — сказал Терентий. — А только жениться… Ой-ой! Не завидую я ее злой мачехе!
— А я бы взял ее в жены, — сказал Тихон и возмечтал о грядущей семейной жизни.
— Ага! Не хочу учиться, а хочу жениться! — поддел его брат. — Не ожидал, не ожидал…
— Не спорьте, мои юные друзья, — вступил в разговор дон Кабальо. — Когда… То есть, если я верну себе прежний облик, вопрос решится сам собой…
— Уздечку тебе конскую! — внезапно озлился Терентий.
Потом все трое спорили, какого цвета у принцессы глаза — карие или зеленые. Дон Кабальо утверждал, что серые, но лошади воспринимают цвета по-своему, и к его мнению не прислушались.
Провинившиеся бородатые дети в отсутствие своей госпожи осмелели и тихонько стали требовать возмещения: за гроб из чистого горного хрусталя, за многочисленные платья, за упущенную выгоду — ведь принцессу можно было возить по ярмаркам еще лет пятьсот.
Но принцесса, оказывается, не только одевалась и прихорашивалась — она все прекрасно слышала.
В белой рубашке, черных брюках и высоких сапогах Нормана Бейтса она и вправду была чертовски хороша.
— Вуаля — Изора, принцесса Мезантийская! — воскликнула она, раскинув руки в широких рукавах.
— Тереша, скажи, что мы тоже… — пискнул Тихон, да брат вовремя заткнул ему рот.
Но принцессе Изоре сперва надо было разобраться с бородатой семеркой.
— Как ты опустился, Себастьян, — сказала она. — Как вы все опустились, ребята. Из артели честных тружеников вы превратились в банду мошенников. Вспомните, как вы возвращались из забоя, распевая вашу песенку, а я уже ждала вас за накрытым столом, где дымилась гороховая похлебка, чтобы вы, негодяи, не вздумали сесть за стол с немытыми лапами! Вспомните, как весело танцевали вы под луной с белками и барсуками, а я играла вам на челесте!
Маленькие бородачи захлюпали носами.
— В общем, свое убежище, мои маленькие друзья, я вам с лихвой отработала, — трезво заключила принцесса Изора. — А теперь я из-за вас в дурацком положении. За кого мне, бесприданнице, вы теперь прикажете выходить замуж?
— Насколько я знаю, вы и вправду бесприданница, — вмешался дон Кабальо. — Ибо никакого великого герцогства Мезантийского больше не существует, равно как и вашей злой мачехи, дорогая синьорита Изора.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78