— Значит, есть время подготовиться, — сказал король. — Только откуда бы взяться в наше время великому войску, если даже Пистон угомонился?
— Не угадал я в свое время, — сокрушенно сказал Килострат. — Не счастливый конец ждет человечество, а весьма паршивый.
— И никакого избавления нет?
Килострат осушил рюмочку и побледнел. Изо рта у него пошла пена. Он забормотал:
— Темной ли ночкою, ясным ли днем белый свет перевернется вверх дном. Тогда горбатый простится с горбом, приедет всадник пустой на белом коне вороном…
А потом лег на пол, вытянулся, вздрогнул — и помер.
По-настоящему помер. И похоронили его в простом гробу, без всяких колесиков.
Других пророков в Посконии не было.
ГЛАВА 15,

в которой Тихон и Терентий попадают к злому гостиннику
— Кто же нас без денег переночевать пустит? — жалобно сказал Тихон.
Избитые, ограбленные, в буквальном смысле опешившие близнецы подходили к покосившейся избушке, которая, вероятно, считалась на этой неустроенной дороге постоялым двором.
— Не боись, я кое-что заначил, — еле-еле выговорил Терентий.
Нижняя губа у него была порвана — один из первенцев посконской свободы просто-напросто выдернул украшавшее парня колечко и, убедившись, что никакое оно не золотое, остальных украшений трогать не стал. А заплатанного Тихона даже и обыскивать не попытались.
Потому и Василек уцелел, а то ведь наверняка разбойники со страху шарахнули бы его об камень.
— Брат, а в ту ли сторону мы идем? Это ведь другая дорога!
— Куда-нибудь да приведет… На ту дорогу мне что-то сейчас не хочется. Спросим у людей!
После катания по крутому склону оврага в бочках тела близнецов болели и ныли до последней косточки.
Над входом была приколочена обшарпанная вывеска:

ПОСЛЕДНИЙ ПРИЮТ СТАРОГО КИНДЕЯ
Дверь постоялого двора была закрыта. Терентий грохнул по ней кулаком.
После долгого ожидания братья услышали нехороший голос:
— Кого принесло?
— Нам бы переночевать… — робко начал Тихон.
— Нету места!
— Что ты брешешь, старый пень! — заорал Терентий. — На дворе ни одной телеги! Конюшня пустая! Голосов не слышно!
— Так они же все немые! — не растерялся хозяин нехорошего голоса.
— Кто немой, ноль тебе в кошель?
— Постояльцы!
— Миленький, нам бы только передохнуть… Перекусить… — заплакал Тихон.
— А деньги есть?
— Найдутся, чуму тебе в суму! Отворяй, а то сожжем! Нам терять нечего, мы на все способны!
И шепнул Тихону:
— Только не вздумай сказать, что мы королевичи или даже купеческие дети — он цену поднимет! Пусть лучше думает, что мы лихие люди!
— Врать дурно, — пискнул Тихон и осекся.
Врать, конечно, дурно, а голодать и под звездами ночевать — еще того дурнее.
Загремели засовы.
Хозяин оказался на вид не лучше своего голоса: маленький, лысый, конопатый и безбровый. Видно, это и был старый Киндей.
— Вперед покажите деньги!
Терентий покопался в своем стоячем ярко-малиновом гребне и добыл оттуда золотой.
Сверкающая денежка возымела действие свое: дверь широко распахнулась.
Близнецов обдало спертым духом — чуть с ног не попадали.
Видно, этот постоялый двор предназначался для кого угодно, только не для людей: обеденную залу разделял пополам длиннющий высокий стол, но ни стульев, ни табуретов не наблюдалось.
Стол этот не вытирали и не сметали с него объедков лет примерно тридцать шесть или даже все тридцать восемь.
Еще дольше не сметали паутину по углам, а пауки выросли с добрый кулак. Да и как им было не вырасти, когда целая тысяча мух обитала в воздухе!
— Вы откуда такие? — ахнул хозяин, приглядевшись к гостям.
— Откуда надо! Болтай поменьше, сучок дубовый! Ты нас не видел, мы тебя не слышали! Крепче спишь — меньше знаешь! Язык долгий — век короткий!
Тихон с удивлением понял, что братец ведет себя и говорит точно так же, как неблагодарные арестанты.
— Хавку тащи, муфлон сарацинский! Берло давай, леопард отмороженный с вершины Килиманджаро! Бациллу неси, не то все чакры тебе позатыкаю!
— Так бы и сказали сразу, что правильные люди! — обиделся старый Киндей. — Сейчас все разогрею, я тоже не без понятий…
— Братец, миленький, не нравится мне тут…
— Не привередничай, Тиша. Нам выбирать не приходится…
Хозяин проявил неожиданную расторопность и вскоре притащил две большие дымящиеся миски, доверху наполненные большими кусками тушеного мяса с овощами.
Вместо ложек были какие-то замурзанные деревянные лопаточки, а вилки тут вряд ли когда и водились — небось не королевский дворец.
— А почему стульев нет или хотя бы скамеек?
— Встояка-то гости больше сожрут! — сказал Терентий.
— Так гости устанут быстрей, — объяснил Киндей. — Угомонятся, ночью бесчинствовать не будут. Ладно, ешьте, а я наверх схожу, посмотрю, что там у меня немтыри делают…
Как ни голодны были братья, как ни вкусно пахло угощение, но едва они сумели проглотить по куску.
— Что за диво? — сказал Терентий. — Вроде бы только что готов был хоть кошку съесть…
И добавил совершенно для себя несвойственное:
— Не к столу будь сказано!
Обычно-то он за столом как раз про всякие гадости говорил.
— Да я уже сыт, братец. Надо Василька покормить, миленького нашего…
Василиск, оказавшись на столе, весело забегал туда-сюда, опустошил сперва одну миску, потом другую, потом все кости и объедки уничтожил и даже столешницу вылизал!
— Странное создание наш Василек, — задумчиво произнес Терентий. — Жрет, жрет, а гадить не гадит…
— У него, миленького, метаболизм такой! — заступился за василиска Тихон и бережно отправил питомца отдыхать за пазуху.
Вернулся хозяин и почему-то страшно удивился, что все съедено. Он с недоверием взял миски и внимательно их осмотрел со всех сторон.
— Ага, — сказал он. — Вы, значит, еще и заговоренные… Вот что я вам скажу, ребятки, как свой своему. Я ведь в молодости тоже пошаливал! Не надо вам здесь ночевать. Я и сам бы не остался, да ведь растащат все без меня. Боюсь я этих немтырей. Что им надо, почему окольными дорогами ходят? Здесь обычно чужих не бывает, а заходят только такие, как вы. Какие между своими счеты?
— Что же нам — на конюшне ухо давить, чушка алюминиевая?
Старый Киндей не обиделся.
— Зачем на конюшне? Если пройдете по дороге шагов триста, то на той стороне увидите хороший большой дом. Там тоже постоялый двор. Хозяин добрый, любезный — не то что я. Он не наших земель человек. У него и чище, и дешевле, а уж как он любому постояльцу радуется!
ГЛАВА 16,

в которой старая поговорка поверяется делом
Кладбище в Столенграде большое и неуютное. Посконичи полагают, что мертвым уют ни к чему, а живым и так сойдет.
Не дошли еще руки у короля Стремглава до погоста, не успел он его обустроить, как в иных землях, — чтобы мог человек в грустную минуту пойти, полюбоваться каменными фигурами, почитать надписи, сделанные на черных плитах, посидеть на скамейке под темными елями (кипарисы в Посконии не росли), подумать, помянуть ушедших, попечалиться о себе и обо всем роде человеческом, поплакать и на время успокоиться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78