— гневался Леон-Тихон. — Оттого она и великая, что нет ей ни конца, ни краю! Но все же плохо, что приступаем мы к заграничному учению, не испытав рыцарской доли, не заступившись за слабого, не наказав насильников и маньяков…
— Ну, я-то по рыцарству не сокрушаюсь, — отвечал Терентий. — С ихним уставом нынче пропадешь. А вот пошалить на большой дороге не помешало бы, деньгами разжиться…
Василиск Василек сладко спал у Тихона за пазухой. Хоть и говорящий он был, но неразговорчивый, да и разговоров у него было всего два: еда и сон.
Чтобы тоже не уснуть, Терентий завел веселую песню лесорубов:
Мимо нашей лесосеки
Проходили гомосеки.
Говорили гомосеки:
«Нужно жить, как древни греки!»
Всем ребятам с лесосеки
Полюбились гомосеки,
И остались гомосеки
В лесосеке жить навеки!
— Что-то нас ждет впереди? — вздохнул Тихон.
Впереди, из-за поворота, медленно выезжал очередной обоз. На четырех телегах везли крепкие дубовые бочки.
— Винца прикупим! — оживился Терентий.
Пить совиньон отец им накрепко запретил, а разбавленным вином порою баловал.
Но люди, сопровождавшие обоз, на купцов никак не походили — это, были четверо обычных пеших стражников с алебардами.
— Что везете? — высокомерно поинтересовался Терентий.
— То ли сам не видишь? — откликнулся старший стражник. — Арестантов везем на расправу к тюремщику Гуину. Ровно сорок бочек. Проезжай, не останавливайся, разговаривать с заключенными запрещено…
Не все порядки и обычаи, бытовавшие в старой Посконии, отменил Стремглав. Разумеется, ни тюрем он не упразднил, ни чисто посконского способа перевозки узников в бочках. Способ такой тем хорош, что исключает возможность побега или сговора, да и конвоя большого не требует.
Но королевичи наши росли во дворце и о столь низких материях знать не знали.
— Ты… ты как смеешь так разговаривать? — вскипел Терентий.
— Помалкивай, сопляк, не то сам в такой же бочке очутишься! — сказал стражник и замахнулся алебардой так, что Воронок взвился на дыбки.
— Так там, выходит, люди сидят? Им же, миленьким, тесно! — вскричал возмущенный Тихон. — Братец, были бы мы рыцари, так уж наверное освободили бы несчастных!
— Интересная мысль, — сказал Терентий, усмиряя вороного. — Пусть-ка батя их потом сто лет по лесам отлавливает! В другой раз жадничать не станет! Подходящая подляночка! Будь по-твоему, братишка! Доставай Василька!
Разоружить заторможенных всадников не составило труда. Их алебарды закинули подальше в лес. Василек снова вернулся за пазуху к Тихону — отсыпаться после тяжкой работы. Он ведь маленький еще был, и надолго его сил не хватало.
Стражники же, придя в соображение, ужаснулись неведомых чар и, не помня себя, полетели по дороге в сторону Столенграда.
Торжествующие братья покинули седла, подошли к телегам и начали разрезать веревки, державшие бочки.
— Смотри-ка — для них и дырочки проковыряны, чтобы дышать! — подивился отцовскому человеколюбию Терентий.
А Тихон уже поддевал кинжалом первый обруч.
— Миленькие! Свобода! Свобода! — восклицал он.
— Воля, братаны, воля! — вторил ему брат.
Тут из первой бочки вылез первый узник, и стало непонятно, как он, такой, в ней умещался.
Узник, мельком глянув на освободителей, отобрал у Тихона кинжал и принялся за дело сам, приветствуя товарищей:
— Здорово, Тяпа!
— С амнистией, Клепа!
— Заморился совсем, Копченый?
— Потерпеть не мог, Кузявый?
Наконец, все сорок арестантов, разминая затекшие конечности, взяли близнецов в кольцо.
Таких страшных рож братья никогда в жизни не видели.
— Тиша, Мне сдается что-то мы не то сделали… — прошептал Терентий.
ГЛАВА 14,
в которой старей Килострат произносит свое последнее пророчество
Мужицкий король был безутешен.
— Что же я натворил, ген дубовый, клон стоеросовый! Мне не царствовать, мне кожи мять — самое подходящее занятие! Дети, дети! Зачем я вас из гнезда выпустил? Почему при себе не задержал? Провалилось бы оно к очам лягушачьим, это классическое образование! Сто лет бы вы без него прожили!
Известие о том, что четыре десятка самых лютых убийц и грабителей бежали с этапа, до столицы дошло не скоро. А уж подробностей побега и вовсе никто не знал: стражники, боясь наказания, дезертировали с государевой службы и скорее всего подались за рубеж — вертухаи везде нужны.
И, разумеется, никто не связал это прискорбное происшествие с царевичами, которые, по всем расчетам, должны были уже пересекать степи Уклонины.
Страшное для немногих посвященных известие привез младший конюший, вернувшийся с конской ярмарки в Генеральных Водах.
— Что я, своих коней не узнаю, что ли? — говорил он. — И клейма наши. Из-за клейм я их и выкупил за бесценок — кто же с королевскими конями станет связываться? Только как они туда попали, я не выяснил — Лебедок и Воронок уже через столько рук прошли!
Только после поимки первого из беглецов Стремглав смог чуть-чуть перевести дыхание. Подклетный вор Береза со слезами на глазах уверял, что ничего плохого они двум плашкетам не сделали, потому что это было бы в падлу и не по понятиям. Коней, конечно, отобрали, денег там маленько, сумы дорожные…
На дыбе он все же признал, что сопливых терпил для верности самих заколотили в бочки и спустили в ближайший овраг. Но лично он в этом не участвовал, его там и близко не было, он уже в Столенграде вовсю мышковал, ой, за что, начальник, без суда-то, без следствия? Кол ведь остры-ый…
Посланные на поиски принцев егеря действительно нашли в одном из оврагов рассыпанные дубовые клепки, но самих близнецов не обнаружили.
— Может, их звери лесные сожрали! — рыдал безутешный отец. Потом постановил: — Поезжай, друг Ироня, за старцем Килостратом! В любом состоянии привези его сюда!
Ироня обернулся за три дня, но привезенный старец все еще был никакой. Король самолично таскал его на руках то в парилку, то в пруд. Потом велел принести старцу крошечную рюмку совиньона и хрустальный шар для ясновидения.
Килострат долго-долго вглядывался в глубину черного хрусталя и, наконец, объявил:
— Живые они. В какой-то дом стучатся. Дальше ничего не вижу… Нет, вижу. Только не Тихона с Терентием. Грядущее зрю, да такое, что лучше бы и не зреть!
— Что, что видишь? — поторапливал его Стремглав.
— Война будет, — сказал старец. — Большая война по всему материку. Великое войско пойдет, все сметая на своем пути. Бьются эти воины молчком, смерти же вовсе не боятся. И на знамени у них цветок бессмертника. Горит Ковырра, пылает Плюхен, а вот и посконские дружины отступают. Горе, горе! Тебя, Стремглав, беспамятного в плен берут!
— Что ты такое несешь? Когда эта война случится?
— Может, через год. Может, через два. Но уж точно на твоей памяти.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78
— Ну, я-то по рыцарству не сокрушаюсь, — отвечал Терентий. — С ихним уставом нынче пропадешь. А вот пошалить на большой дороге не помешало бы, деньгами разжиться…
Василиск Василек сладко спал у Тихона за пазухой. Хоть и говорящий он был, но неразговорчивый, да и разговоров у него было всего два: еда и сон.
Чтобы тоже не уснуть, Терентий завел веселую песню лесорубов:
Мимо нашей лесосеки
Проходили гомосеки.
Говорили гомосеки:
«Нужно жить, как древни греки!»
Всем ребятам с лесосеки
Полюбились гомосеки,
И остались гомосеки
В лесосеке жить навеки!
— Что-то нас ждет впереди? — вздохнул Тихон.
Впереди, из-за поворота, медленно выезжал очередной обоз. На четырех телегах везли крепкие дубовые бочки.
— Винца прикупим! — оживился Терентий.
Пить совиньон отец им накрепко запретил, а разбавленным вином порою баловал.
Но люди, сопровождавшие обоз, на купцов никак не походили — это, были четверо обычных пеших стражников с алебардами.
— Что везете? — высокомерно поинтересовался Терентий.
— То ли сам не видишь? — откликнулся старший стражник. — Арестантов везем на расправу к тюремщику Гуину. Ровно сорок бочек. Проезжай, не останавливайся, разговаривать с заключенными запрещено…
Не все порядки и обычаи, бытовавшие в старой Посконии, отменил Стремглав. Разумеется, ни тюрем он не упразднил, ни чисто посконского способа перевозки узников в бочках. Способ такой тем хорош, что исключает возможность побега или сговора, да и конвоя большого не требует.
Но королевичи наши росли во дворце и о столь низких материях знать не знали.
— Ты… ты как смеешь так разговаривать? — вскипел Терентий.
— Помалкивай, сопляк, не то сам в такой же бочке очутишься! — сказал стражник и замахнулся алебардой так, что Воронок взвился на дыбки.
— Так там, выходит, люди сидят? Им же, миленьким, тесно! — вскричал возмущенный Тихон. — Братец, были бы мы рыцари, так уж наверное освободили бы несчастных!
— Интересная мысль, — сказал Терентий, усмиряя вороного. — Пусть-ка батя их потом сто лет по лесам отлавливает! В другой раз жадничать не станет! Подходящая подляночка! Будь по-твоему, братишка! Доставай Василька!
Разоружить заторможенных всадников не составило труда. Их алебарды закинули подальше в лес. Василек снова вернулся за пазуху к Тихону — отсыпаться после тяжкой работы. Он ведь маленький еще был, и надолго его сил не хватало.
Стражники же, придя в соображение, ужаснулись неведомых чар и, не помня себя, полетели по дороге в сторону Столенграда.
Торжествующие братья покинули седла, подошли к телегам и начали разрезать веревки, державшие бочки.
— Смотри-ка — для них и дырочки проковыряны, чтобы дышать! — подивился отцовскому человеколюбию Терентий.
А Тихон уже поддевал кинжалом первый обруч.
— Миленькие! Свобода! Свобода! — восклицал он.
— Воля, братаны, воля! — вторил ему брат.
Тут из первой бочки вылез первый узник, и стало непонятно, как он, такой, в ней умещался.
Узник, мельком глянув на освободителей, отобрал у Тихона кинжал и принялся за дело сам, приветствуя товарищей:
— Здорово, Тяпа!
— С амнистией, Клепа!
— Заморился совсем, Копченый?
— Потерпеть не мог, Кузявый?
Наконец, все сорок арестантов, разминая затекшие конечности, взяли близнецов в кольцо.
Таких страшных рож братья никогда в жизни не видели.
— Тиша, Мне сдается что-то мы не то сделали… — прошептал Терентий.
ГЛАВА 14,
в которой старей Килострат произносит свое последнее пророчество
Мужицкий король был безутешен.
— Что же я натворил, ген дубовый, клон стоеросовый! Мне не царствовать, мне кожи мять — самое подходящее занятие! Дети, дети! Зачем я вас из гнезда выпустил? Почему при себе не задержал? Провалилось бы оно к очам лягушачьим, это классическое образование! Сто лет бы вы без него прожили!
Известие о том, что четыре десятка самых лютых убийц и грабителей бежали с этапа, до столицы дошло не скоро. А уж подробностей побега и вовсе никто не знал: стражники, боясь наказания, дезертировали с государевой службы и скорее всего подались за рубеж — вертухаи везде нужны.
И, разумеется, никто не связал это прискорбное происшествие с царевичами, которые, по всем расчетам, должны были уже пересекать степи Уклонины.
Страшное для немногих посвященных известие привез младший конюший, вернувшийся с конской ярмарки в Генеральных Водах.
— Что я, своих коней не узнаю, что ли? — говорил он. — И клейма наши. Из-за клейм я их и выкупил за бесценок — кто же с королевскими конями станет связываться? Только как они туда попали, я не выяснил — Лебедок и Воронок уже через столько рук прошли!
Только после поимки первого из беглецов Стремглав смог чуть-чуть перевести дыхание. Подклетный вор Береза со слезами на глазах уверял, что ничего плохого они двум плашкетам не сделали, потому что это было бы в падлу и не по понятиям. Коней, конечно, отобрали, денег там маленько, сумы дорожные…
На дыбе он все же признал, что сопливых терпил для верности самих заколотили в бочки и спустили в ближайший овраг. Но лично он в этом не участвовал, его там и близко не было, он уже в Столенграде вовсю мышковал, ой, за что, начальник, без суда-то, без следствия? Кол ведь остры-ый…
Посланные на поиски принцев егеря действительно нашли в одном из оврагов рассыпанные дубовые клепки, но самих близнецов не обнаружили.
— Может, их звери лесные сожрали! — рыдал безутешный отец. Потом постановил: — Поезжай, друг Ироня, за старцем Килостратом! В любом состоянии привези его сюда!
Ироня обернулся за три дня, но привезенный старец все еще был никакой. Король самолично таскал его на руках то в парилку, то в пруд. Потом велел принести старцу крошечную рюмку совиньона и хрустальный шар для ясновидения.
Килострат долго-долго вглядывался в глубину черного хрусталя и, наконец, объявил:
— Живые они. В какой-то дом стучатся. Дальше ничего не вижу… Нет, вижу. Только не Тихона с Терентием. Грядущее зрю, да такое, что лучше бы и не зреть!
— Что, что видишь? — поторапливал его Стремглав.
— Война будет, — сказал старец. — Большая война по всему материку. Великое войско пойдет, все сметая на своем пути. Бьются эти воины молчком, смерти же вовсе не боятся. И на знамени у них цветок бессмертника. Горит Ковырра, пылает Плюхен, а вот и посконские дружины отступают. Горе, горе! Тебя, Стремглав, беспамятного в плен берут!
— Что ты такое несешь? Когда эта война случится?
— Может, через год. Может, через два. Но уж точно на твоей памяти.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78