Ежемесячно публиковалось в журнале "Киносценарии".
I. МОСКВА - ПОДОЛЬСК - МОСКВА
В отличие от большинства моих близких друзей - и особенно
подруг - я человек толстокожий, с малочувствительной нервной сис-
темой и бедным воображением. Вежливо слушаю, но скучаю, когда рас-
суждают про летающие тарелочки, снежного человека, Нострадамуса,
бабу Вангу и бывших супругов Глоба. Никаких предчувствий у меня
сроду не бывало, а что касается вещих снов, то я и простых, неве-
щих, не вижу.
Не было у меня предчувствия беды и в день, сильно изменивший
мою биографию - 19 апреля 1944 года.
Мы - т.е., я и моя невеста Нинка - стояли на перроне Курского
вокзала. Стемнело, шел унылый, прямо-таки осенний дождик, и Нинки-
но лицо было мокрым - наверно, от дождя, но мне хотелось думать,
что от слез: она ведь провожала меня в армию, а до конца войны бы-
ло больше года. Вот у нее что-то вроде предчувствия было:
- Я чувствую, ты очень плохо поедешь.
А я ее разубеждал: почему это плохо? Всю войну в эвакуации я
катался без билета, на подножках вагонов, на буферах, а то и на
куче каменного угля - голышом, чтобы не запачкать одежду. А сегод-
ня я ехал добровольцем в часть, и мне в военкомате дали вместе с
направлением билет до Тулы - и представьте, в купейный вагон. За-
мечательно поеду, так я и не ездил никогда!
Но она талдычила своё:
- Нет, я чувствую: плохо поедешь.
Для себя я это истолковывал просто: конечно, ей грустно рас-
ставаться неизвестно на сколько с парнем, влюбленным до слепоты.
Она-то меня совсем не так любила, но относилась хорошо, в этом я
не сомневался - почему же не поплакать на прощанье?
- 2 -
Очень гордый собой и Нинкиными слезами, я обнял ее, поцеловал
и поехал в 38-й учебный запасной полк. Но до Тулы не доехал.
Только я расположился на своем месте и по-хозяйски расстелил
шинель, чтобы поспать по-человечески, как дверь отворилась и в ку-
пе вошли трое: проводник, милиционер и штатский.
- Ваши билеты, пожалуйста.
На билеты трех других пассажиров они глянули мельком, а моим
заинтересовались.
- Тут что-то не так, - сказал штатский. - Что за нитки?
Я объяснил, что нитками сшили все мои проездные документы в
военкомате.
- Нет, это надо проверить. Сейчас будет Подольск, сойдем, вы-
ясним.
Тут я забеспокоился, даже заволновался. Стал втолковывать им,
что вот, первый раз за всю войну еду как человек, в хорошем ваго-
не... Слезем, а как потом добираться до Тулы?
- Да ты не бойся, - утешил меня штатский. - Проверим, и пое-
дешь дальше этим же поездом.
До Подольска было ехать еще с полчаса. Проводник вышел из ку-
пе, а с двумя оставшимися мы коротали время в дружеской беседе.
Услышав, что я был студентом ВГИКа, они проявили естественный ин-
терес к киноискусству: правда ли, что Любовь Орлова - жена режис-
сера Александрова? Да, правда.
Поезд остановился. Мы выскочили из вагона. ("Ребята, давайте
побыстрее! - торопил я. - Хочется поспеть до отправления. Ведь на
буферах ездил, на подножках, а тут..." - "Да поняли мы, поняли.
Успеем"). Бегом мы промчались вдоль состава, вбежали в комнату же-
лезнодорожной милиции - в торце станционного здания. Там нас
- 3 -
встретил низкорослый субъект в хромовых сапогах и пальто неприят-
ного серозеленого цвета. Физиономия у него была тоже неприятная.
- Расстегнитесь.
Я расстегнул шинель; он быстро и умело обыскал меня. Теперь я
сказал бы "прошмонал" - но тогда я лагерной фени не знал. И тем не
менее - сам не понимаю почему - спросил совсем по-лагерному:
- Чего ищешь, начальник?
- А что? Ничего нет?
К моему удивлению он отстегнул цепочку английских булавок,
которые мама прицепила к нагрудному карману, и отложил в сторону.
Трудно поверить, но я ведь и после этого ничего не заподоз-
рил! Я же говорю: бедное воображение.
Милиционер куда-то исчез, а я с двумя штатскими опять помчал-
ся по платформе - в обратном направлении. Опять попросил:
- Быстрее, ладно?
И опять мне ответили:
- Успеем.
Но вместо того, чтобы посадить меня в вагон, мои провожатые
свернули направо. Мы пробежали через зал ожидания и оказались на
привокзальной площади. Там стоял - прямо как в дешевом романе -
"черный автомобиль с потушенными фарами". А попросту - черная эмка.
Вот тогда - только тогда! - я понял: это арест. За что, поче-
му - этого я не успел подумать. Да в те времена арест был таким
привычным, неприятным, но никого не удивлявшим делом, как, скажем,
дождь или мороз. Я даже не испугался. А в голове промелькнули две
коротенькие мысли. Об одной я вспоминаю с удовольствием, о второй
- со стыдом. Собственно, первая была даже и не мысль, а так, ви-
денье. Мне представилось какое-то помещение, где на грязном полу
- 4 -
спят вповалку плохо одетые люди - то, что я часто видел в эвакуа-
ции, хотя бы на вокзалах. "Десять лет. Переваляемся!" - с уверен-
ностью сказал мне так называемый внутренний голос.
А вторая, стыдная, мысль была такая: в рюкзачке у меня две
банки, сгущенка и свиная тушонка. Я их собирался съесть в Туле
вдвоем с Юликом Дунским, а теперь имею право съесть все один.
Юлик тоже пошел добровольцем и получил направление в ту же
часть. Только уехал на четыре дня раньше. Когда через год мы
встретились в Бутырках, выяснилась, кстати, тайна моего купейного
вагона. Юлику дали билет в общий; там было тесно, и он пошел
искать, где попросторней. Поэтому чекистам пришлось в поисках
"объекта" пройти чуть ли не полсостава; Подольск проехали и в
Москву возвращались с добычей поездом. Неудобство, конечно. Вот
почему мне дали билет в купе, с точно обозначенным местом.**)
А вообще-то, как подумаешь - к чему такие сложности? Позвони-
ли бы по телефону, сказали: "Возьмите сухари, кое-что из белья и
явитесь в такую-то комнату на Лубянку". Явились бы как миленькие,
без звука!.. Но нет, они играли в свои игры: мы, вроде, настоящие
преступники, а они, вроде, настоящие сыщики. Казаки-разбойники!..
Так вот, посадили меня в черную эмку, и мы поехали. Сопровож-
дающие поглядывали на меня с пакостными улыбочками. Могу их по-
нять: такого доверчивого идиота им, видимо, еще не приходилось
арестовывать.***)
- На Лубянку везете? - мрачно спросил я.
- Куда надо, - весело ответили они.
И на этом окончилась моя вольная жизнь. Могу только добавить,
что когда доехали "куда надо", а именно на Малую Лубянку, и машина
остановилась в ожидании, пока откроются железные ворота, - прямо
- 5 -
напротив костела, - я заговорил. (А по дороге молчал, к их разоча-
рованию:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120