Но не та, про которую пелось в старой песне:

Далеко, на Севере дальнем,
Там есть лагеря ГПУ
И там много историй печальных -
О них рассказать я могу.

Там, братцы, конвой заключенный,
Там сын охраняет отца,
И он тоже свободой лишенный,
Но должен стрелять в беглеца.

Наши самоохранники ни в кого не стреляли, им, по-моему, вин-
товок не доверяли.

* * *

Внутри нашей зоны была еще одна, женская. Хоть лагпункт и был
смешанный, зечек полагалось изолировать от мужчин. Изоляция была
довольно условная: все бригады кормились в одной столовой, сдавали
рабочие сведения одному нормировщику, да и зону женскую огораживал
заборчик, через который пролезть не составляло труда. Правда, на
вахте сидел сторож з/к, в чью задачу входило не впускать мужиков.
Но за полпайки или за одну закрутку махорки он охотно изменял слу-
жебному долгу. Я по неопытности поперся "без пропуска", а когда он
загородил дорогу, да еще и обматерил меня, стукнул его в грудь.
Стукнул не сильно, но он упал как подстреленный. И я к ужасу свое-
му увидел, что из одной штанины торчит деревянная нога. Помог

- 169 -

встать, стал извиняться - что его очень удивило. Чего извиняться?
Нашел слабее себя - бей! Сам он сидел за хулиганство... Сказать не
могу, как мне было стыдно.
С этого дня инвалид приветливо здоровался со мной и пропускал
в женскую зону без звука. (Зато однажды обознался и не пустил до-
мой Эстер Самуэль. И я могу его понять: тощая, плоскогрудая, в
ватных стеганых штанах, она больше походила на доходягу мужского
пола, чем на женщину.)
Ходил я в ихнюю зону с самыми невинными намерениями. Еще ког-
да работал на общих, стал учить английскому языку старосту женско-
го барака, а она за это подкармливала меня. Это была Броня Моисе-
евна Шмидт, польская комсомолка. Году в тридцать пятом она по за-
данию компартии нелегально перешла советскую границу и вскоре очу-
тилась в лагере. Подвела фамилия: был какой-то враг народа Шмидт,
которого чекисты записали ей в родственники.
Срок у Брони кончился в начале войны, но ее оставили в лагере
"до особого распоряжения". Таких пересидчиков - их еще называли
указниками - у нас была куча. Многие из них так привыкли к лагерю,
что о свободе думали со страхом. Когда старичка, заведывавшего
больничной каптеркой, вызвали на освобождение, он упросил врачей
положить его в лазарет. Но держать вольного в лагере нельзя, и
пришел повторный приказ: вывести из зоны и, если надо, положить в
больницу для в/н в/н. Тогда он спрятался на чердаке. Его искали
целый день, к вечеру нашли и поволокли к вахте; а он упирался и
плакал вот такими слезами. Это было на моих глазах. Маразм? Да
нет, не совсем. На комендантском он жил в отдельной каморке, в
тепле и сытости - даже девочку имел, прикармливал ее. А что его
ждало на воле?..

- 170 -

Броню Шмидт тоже в конце концов освободили - по-моему, уже
после смерти Сталина.
Кургузенькая, с выпученными базедовыми глазами и сильным ев-
рейским акцентом, она пользовалась всеобщей любовью и уважением.
Была добра, справедлива и рассудительна; без труда улаживала все
склоки, возникавшие в вверенном ей бараке. А публика там жила вся-
кая: воровки, бытовички и - как же без нее? - пятьдесят восьмая. В
бабском бараке я услышал такую веселую частушку:

Подружка моя,
Моя дорогая!
У тебя и у меня
Пятьдесят восьмая...

По другой статье, 155-й, получила свои пять лет переводчица
из Мурманска с заграничным именем Хильда. При ближайшем знакомстве
выяснилось, что по-настоящему она Рахиль, а проституция - это ро-
ман с английским моряком. Статьи своей она стеснялась не меньше,
чем имени - говорила всем, что сидит по 58-й.
Из того же Мурманска были две подружки, Катя Касаткина и Маша
Пиликина. Попали они вместе, по одному делу, о котором стоит расс-
казать подробней.
На воле обе они тоже завели романы с морячками - но с амери-
канскими. Те, видимо, всерьез увлеклись красивыми русскими девчон-
ками и придумали увезти их из голодного Мурманска в Америку. Де-
вушки охотно согласились, пробрались на корабль, и матросики спря-
тали их в трюме, загородив ящиками и бочками. Строго-настрого на-
казали: сидеть и не высовываться!.. Корабль отошел от причала, шли

- 171 -

часы, но никто из Катиных и Машиных покровителей не появлялся. Де-
вочкам захотелось есть, а главное, писать. Они решили на свой
страх выбраться из убежища. Раздвинули ящики и отправились на по-
иски своих ребят - но напоролись на офицера, который совсем не об-
радовался: ведь они все еще были в советских территориальных во-
дах. Сразу же отправлена была радиограмма: "Всем, кого это касает-
ся! На борту две русские девушки!"
Кораблю еще предстояло - о чем Катя с Машей не знали - стать
на короткую стоянку в порту Полярное, заправиться углем. "Все, ко-
го это касается" отреагировали оперативно. Как только судно стало
на якорь, к борту пришвартовался катер, энкаведешник помахал голу-
бой фуражкой и весело крикнул:
- Приехали, девчата! Американский порт Сан-Франциско!
Дальше, рассказывала Машка, события развивались так. Еще на
берегу они с Катей договорились: если что, обе бросаются за борт
и топятся. Но Машка забоялась и не прыгнула. А Катя прыгнула. Ее
выловили, высушили и вместе с подругой отправили в тюрьму.
Они славные были девчонки, не жаловались на судьбу: ну, не
получилось, так не плакать же? Обе, надеюсь, вышли в свое время на
волю - срока у них были небольшие: Кате за незаконный переход гра-
ницы дали три года, а Машке, которая не прыгала за борт, пять -
наболтала себе довесок по 58-10 уже в камере.
Любопытно, что три года за незаконный переход границы причи-
тается и по новому УК. Знакомый парень уже в наше время получил те
же три года за то, что перевел отказника-еврея через финскую гра-
ницу - перевел, а сам вернулся в Россию. Кате с Машкой, я считаю,
повезло: могли бы судить за измену родине...
Женщинам в лагере приходилось туго. Тем из них, кто спал с

- 172 -

нарядчиком или еще с каким-нибудь влиятельным придурком, жилось,
конечно, полегче. И не всегда это были самые хорошенькие. Как мне
с гордостью объяснила хорошо устроившаяся блатнячка, "симпатия
ебет красоту". (Прямо, как героиня Раневской: "Я некрасива, но
чертовски мила").
Но были и другие способы избежать общих работ - например, са-
модеятельность. На комендантском я познакомился с Софой Каминской,
ленинградской актрисой-кукольницей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120