Много лет спустя, когда мы жили уже в Москве, из Инты нам написали:
Никулин снова сел - за драку, ненадолго. Мы отправили ему в лагерь
посылку и велели: будешь ехать через Москву - приходи к нам! В
ответном письме он поблагодарил за бердыч, а от приглашения
отказался. Написал:"Увидимся на вокзале" - считал, что в нашей
новой жизни он нам не компания. Зря считал, нашим московским
друзьям он бы понравился... Так и не увиделись.
В 54 году подошли к концу срока у очень многих. А многие и не
досидели "до звонка" - их выпустили микояновские тройки.хх)
Минлага бериевская амнистия 53-го года почти не коснулась:
уголовников у нас можно было по пальцам пересчитать. Мы только по
наслышке знали о том ужасе, который нагнали на мирное население
российских городов воры и бандиты, выпущенные на волю Лаврентием
Павловичем. Их так и называли - "бериевцы". После того, как с
Берией разделались, пошла молва: он эту публику выпустил с
умыслом, хотел создать из них лейб-гвардию. Уверен, что это
обычный чекистский вымысел, "деза".
Инту наводнила пятьдесят восьмая. Вышли на свободу наши друзья -
Женя Высоцкий, Славка Батанин, Светик Михайлов, Сашка
Переплетчиков.С жильем в нашей стране всегда были трудности, а в
тех обстоятельствах и подавно. Комбинат Интауголь переделал в
общежития для освободившихся опустевшие лагпункты. Но жить - хотя
бы и без охраны - в тех же бараках мало кто захотел. Искали выход
- и нашли.
К этому времени в поселке имелось два многоэтажных дома. В них
жили вольные сотрудники комбината. Парового отопления не было, но
на каждого жильца приходилась кладовка для дров - каморка в
подвале размером с одиночку на Малой Лубянке: метра полтора на два
с половиной, без окна. В эти-то кладовки и стали вселяться
вчерашние зеки. Законные владельцы протестовать боялись: поспорь с
этими лагерниками - возьмут, да подожгут со зла!..
Кое-кто из наших временно поселился у знакомых. А собиралась наша
компания в семейных домах. Иногда у Шварца - он окончательно
перестал считаться с рекомендациями особого отдела и водил дружбу
с нечистыми. Его жена Галя очень полюбила нас с Юликом. На филфаке
ленинградского университета она слушала лекции нашего учителя
Трауберга, так что было о чем поговорить.
Но чаще мы бывали у Гарика с Тамарой. И чем ближе узнавали их,
тем больше уважали.
Гарри Римини - какие имя и фамилия! - был не англосаксом и не
итальянцем, а польским евреем из Вильно. Интеллигентный отец
назвал его в честь латинского поэта Горацием (по-польски -
Горациушем). Семья была интересная. Старшая сестра Елка -
убежденная сионистка; в их доме, по-моему, сам Жаботинский бывал.
Она уехала в Палестину еще до войны. А Гарри был убежденным
коммунистом и состоял в польском комсомоле. Чтобы он переменил
убеждения, потребовалось многое.
Когда началась война, он перешел линию фронта: хотел в рядах
Красной Армии воевать против фашистов. Раздобыл паспорт на имя
поляка Иосифа Константиновича Требуца, прошел с ним по Литве и
Польше через все немецкие кордоны - а через наши пройти не смог.
Обвинили его, естественно, в шпионаже; поляк, еврей - какая
разница?. И посадили на десять лет. Без посылок, в чужой стране, с
чужим языком, он ухитрился не только выжить, но и достичь
командных высот на производстве. Не сразу, конечно. Голодал,
доходил, но не сдавался. И кончал срок чуть ли не начальником
лесобиржи.
Умный, начитаный, ироничный, он и на воле умел поставить себя
так, чтоб с ним считались - все и всерьёз.
К ним с Тамарой тянулся самый разный народ. Оказалось, что в
Инте много выходцев из Польши, очень неглупых ребят. Один, Антон
Гроссман, рассказал о своем первом знакомстве с советскими. Это
было в 39 году, в первые дни после прихода наших. Перед окнами
Антона каждое утро встречались два хозяйственника. Оба приехали
вывозить заводское оборудование, и каждый считал, что другой сует
ему палки в колеса. Утро начиналось с отчаянной матерщины: они
грозили друг другу страшными карами. Голоса спорящих взвивались до
самых небес:
- Я тебе яйца оторву!
- А ты у меня кровью ссать будешь!
И в тот момент, когда дискуссия, считал Антон, должна была
перейти в мордобой, они резко меняли тональность:
- Значит, договорились. По рукам.
К этой советской манере вести дела Антон так не сумел
привыкнуть.
Сам он славился пунктуальностью и был большим аккуратистом. К
себе в бухгалтерию приходил всегда в начищенных ботинках и при
галстуке - большая редкость в Инте. Но он и в Польше был франтом.
Там как-то раз Гроссману не достался хороший билет, и он поехал
третьим классом. Рядом сидел другой еврей и лузгал семечки. Шелуху
он сплевывал на пол, но часть попадала на колени Антону.
Представляю, как он, чистюля, страдал от этого. Не вытерпев, он
сделал соседу замечание:
- Если бы рядом с вами сидел поляк, вы бы себе этого не
позволили.
Тот не удостоил Антона ответом. Повернулся к жене и сказал:
- Посмотри на этого еврейского Гитлера!..
Антиподом Гроссмана был его земляк, кузнец Хаим Лифшиц. В Инте он
назывался Федя. Здоровяк, пьяница, он шлялся по поселку со своей
овчаркой Рексом и картаво науськивал ее на встречных: "Р-рекс!
Взац!" - т.е., "взять!" Рекс, трезвый в отличие от своего хозяина,
виновато вилял хвостом, всем видом показывая: "Не сердитесь,
пожалуйста, на пьяного дурака".
Но дураком Федя не был. Имел деловую хватку: в Инте завел свиней
и жил со своей Любкой безбедно. А когда уехал в Израиль - бывшим
польским гражданам это удалось довольно скоро - он и там преуспел
больше других. Бросил пить, открыл мастерскую и делал бизнес на
товарных весах: изготовлял их, ремонтировал, а главное - "учил",
так налаживал, что они показывали вес, выгодный для владельца.
Когда надо - больше, когда надо - меньше. Так что разговоры о том,
что все жулики остались в России - вражеская пропаганда.
- Думаете, если Святая Земля, там и люди святые? - сказала по
этому поводу Тамара Римини.
Все польско-еврейские интинцы увезли с собой русских жен (а Зяма
Фельдман - мордовскую). Федя-Хаим Любку оставил. Но дочери всегда
помогал; она даже гостила у него в Хайфе.
Не умея ни писать, ни говорить толком ни на одном языке, включая
иврит, Федя Лифшиц разъезжал по всему миру. Хвастался:
- Если есть мани-мани, дорогу кто-нибудь покажет!
Такой вот израильский Митрофанушка...
Новый 1955 год в доме у паньства Римини встречала странная, очень
разношерстная компания. Большинство - такие, как мы, вечные
поселенцы:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120