Не прошло и недели, как Нору

- 184 -

вызвали на Лубянку. По ее словам, офицер-энкаведешник первым делом
вынул из ящика и положил на стол, рядом с телефоном, большой чер-
ный пистолет. Затем взял ее паспорт и потребовал объяснить, каким
образом она добыла эту фальшивку. Нора сделала то, что делают все
женщины в затруднительных ситуациях - разрыдалась. Офицер стал
утешать ее: мы знаем этого прохвоста, давно следим за ним... Это
он интересует нас, а не вы. (Врал, конечно. Думаю, что всю эту
провокацию они затеяли для того, чтобы легче завербовать Норку:
она ведь была из нашей компании, а за нами - чего мы не знали -
уже шла слежка. И "ухажер" был, без сомнения, их человеком). Коро-
че, офицер пообещал, что Нора получит настоящий паспорт; а вооб-
ще-то они знают, что у нее хорошая память, большие литературные
способности - так не согласится ли она... и т.д. "Ведь вы советс-
кий человек?" Ей даже дали три дня на размышление - и она решила
размышлять вместе с нами.
Что мы могли посоветовать? Девушке грозила вполне реальная
опасность. Попытка скрыть пребывание в оккупации, подделка паспор-
та - за это могли не только выгнать из ВГИКа, но и посадить. И мы
сказали: соглашайся. Пиши им какую-нибудь чушь, и поподробней,
чтоб они сами от тебя отцепились, поняв, что связались с дурочкой.
Жалуйся на то, что разговариваешь во сне и боишься проболтаться -
ну, и все такое.
Нора так и поступила. Ей действительно сделали новый паспорт;
но уже через несколько месяцев после нашего ареста она бросила
институт и удрала из Москвы в Калининград, бывший Кенигсберг.
Лет шесть назад мы увиделись в Москве. Она стала журналист-
кой, живет и работает там же, в Калининграде. А пришлось ли ей -
тогда, в сорок четвертом - писать что-нибудь про нас, я не спраши-

- 185 -

вал. Да оно и не важно...
Итак, я не удивился и не возмутился, услышав про задание, ко-
торое получил Якир перед отправкой на Юрк Ручей. И больше мы не
разговаривали на эту тему - до встречи в Москве, когда и он, и мы
с Юлием вернулись из лагерей. Шел уже пятьдесят седьмой год. Отоз-
вав Петра в сторонку, я спросил:
- Скажи, они от тебя отвязались?
Он искренне удивился:
- Кто?
- Ну помнишь, ты мне рассказывал... Про Ивана Ивкина... Что
ты у них на крючке.
А он, представьте себе, забыл. Скривился, помрачнел:
- А-а... Да, давно отвязались, давно... Но ты никому не расс-
казывал?
- Нет.
- И не надо.
Я и не рассказывал - пока не началась Петькина диссидентская
активность.
Кое-что нас с Юлием Дунским удивляло и раньше. Подозрительным
казалось, что Якира, с его восьмью классами, после лагеря приняли
в институт - Историко-Архивный, живший под покровительством "орга-
нов". Странно было, что у Петькиных сподвижников случаются непри-
ятности, а с ним все в порядке. Слышали мы и такую историю: группа
диссидентов шла под его предводительством на Красную Площадь про-
тестовать, не скажу сейчас, против чего; а Якир в последнюю минуту
вспомнил, что ему надо зайти на почту, дать телеграмму в Киев -
чтоб и там устроили демонстрацию протеста. И всех протестантов,
кроме Петьки, на площади арестовали...

- 186 -

Много чего слышали. Но все равно, из какой-то нелепой, может
быть, лойяльности, мы, предупреждая близких людей, не говорили
прямо: "Якир стукач", а остерегали: "Он у них под таким ярким про-
жектором, что лучше держаться подальше - а то ведь можно попасть в
непонятное и непромокаемое".
Только Мише Левину и Нинке Гинзбург, в девичестве Ермаковой,
мы объяснили все прямым текстом, без эвфемизмов - потому что очень
уж настойчиво Петька стал вымогать подписи у Мишиного тестя акаде-
мика Леонтовича и Нининого мужа академика Гинзбурга.
Были у нас кое-какие сведения и о неблаговидной роли, которую
Якир играл во время воркутинской забастовки зеков (лагерный срок
он кончал на Воркуте). Но об этом мы молчали: все-таки слухи и
умозаключения недоказательны - не то, что наш с Петькой разговор
на комендантском. А из него я помню каждое слово и "готов дать
правдивые показания". Только это никому уже не нужно: Якира давно
нет в живых; забыто уже и его поведение на процессе - позорное с
точки зрения тех, кто не знал истинного положения дел, и естест-
венное в глазах тех, кто знает.
Интеллигентам свойственно искать и находить оправдание не
только собственным слабостям, но и слабостям своих политических
кумиров. Некоторые и сейчас верят версии, придуманной во время су-
да над Якиром и Красиным: Петр Ионович честный и отважный борец с
режимом, но, к сожалению, алкоголик, больной человек. Следствие
пользовалось этим, Якира мучили, не давая водки, и вымогали приз-
нания в обмен на 200 граммов.
Но другие, в том числе Ильюша Габай, прелестный парень, идеа-
лист в лучшем значении слова, поняли все, как надо. Я предполагал,
а теперь и его друзья подтвердили, что и покончил с собой Илья

- 187 -

из-за жестокого разочарования в идейном вожде. Ну, не только из-за
этого: были, говорят, и другие причины.
Меньше всего я хочу, чтобы создалось впечатление, будто Петр
Якир был просто-напросто стукачом, заурядным сексотом. Уверен, что
он искренне разделял диссидентские идеи и страстно желал крушения
советской системы. Но судьба связала его с "органами" и он пошел
по пути всех знаменитых провокаторов прошлого - таких, как Азеф,
таких, как Малиновский. Он работал и на кагебешных своих хозяев, и
на дело революции (диссидентское движение кто-то неглупый назвал
"ползучей революцией"). Причем Якир наверняка утешал себя тем, что
выдавая мелкую сошку, он покупает свободу действий себе, лидеру
движения. Так думать было удобно. А может, была еще в этом и дос-
тоевщина, бесовская радость от сознания своей власти и над теми, и
над другими.
Эта наша с Юлием теория не особенно оригинальна, да я и не
претендую ни на что. Я просто рассказываю, что знаю и что ду-
маю.********)
А сейчас вернусь в 1946 год, на комендантский лагпункт Обо-
зерского отделения Каргопольлага.
Пока будущий вождь московских диссидентов выполнял на Юрк
Ручье особое задание, у меня начался первый лагерный роман - с
Петькиной будущей женой Ритой Савенковой, светловолосой всегда
грустной девочкой. Коротко стриженая, худенькая, она похожа была
не на взрослую женщину, а на двенадцатилетнего мальчика. А между
тем у нее в ее двадцать лет уже была за плечами жутковатая любов-
ная история. Вообще с ее биографией обстояло не так все просто.
Во-первых, она была не Рита, а Валентина.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120