Я бы и двумя не смог).
А еще раньше старший лейтенант разрешил мне сходить с брига-
дой РММ на чужой ОЛП: там в центральном лазарете лежала другая Шу-
ра, Силантьева. Я навестил ее, принес передачку.
В конце лета случилось ЧП, и я - опять-таки властью Наймушина
- был отправлен без конвоя на сенокосную подкомандировку.
ЧП было несерьезное: бухгалтер подкомандировки Сашка Горшков
вообразил, что у него триппер. Он впал в панику, не мог работать;
сидел целыми днями и разглядывал воспаленное место. Начислять пи-
тание сотне женщин, посланных на сенокос, стало некому. На выручку
бросили меня. Отправили без охраны: в разгар страды конвоиров не
хватало. Дорогу взялся показать бесконвойный нормировщик Носов.
До подкомандировки было километров двенадцать. Мы шли лесом,
собирая по дороге ягоды. Заглянули к лесничихе, попили парного мо-
лочка. И я впервые понял, как замечательно красив северный лес, в
котором я прожил уже три года. Раньше не замечал - и когда через

- 233 -

месяц возвращался с сенокоса вместе с бригадой, в сопровождении
конвоира с винтовкой ("под свечкой") опять стал равнодушен к кра-
сотам природы.
На сенокосе я был царь и бог. Жил в отдельной кабинке, пил
молоко - не такое вкусное, как у лесничихи. Коровы были доходные,
настоящие лагерницы. Некоторые при всем желании не давали и двух
литров в день - меньше, чем коза.
На сенокосе к моим бухгалтерским обязанностям неожиданно до-
бавилась довольно деликатная миссия. Мне позвонили с 15-го и поп-
росили собрать у женщин из бригады косарей подписи в пользу брига-
дирши: на нее завели дело по обвинению... не помню в чем; помню
только, что она была не виновата. Вся бригада с готовностью подт-
вердила это, не хватало только одной подписи.
И тут я впервые столкнулся с явлением, о котором раньше знал
понаслышке. Оказывается, многие из тех, кто пострадал за веру -
чаще всего это были сектанты, - наотрез отказывались ставить свою
подпись под казенными бумагами. Упирались так, будто их понуждали
продать душу дьяволу. Понимаю: в некоторых случаях так оно и было,
но здесь-то, в истории с бригадиршей, дело было чистое. И вот мне
надлежало уговорить упрямую монашку, чтобы она поступилась принци-
пами.
Она, как выяснилось, монашкой не была - но во всех лагерях,
куда я попадал, монашками называли женщин верующих и демонстратив-
но придерживающихся религиозных обрядов. Моя подопечная была из
какой-то неизвестной мне секты. Малообразованная, она не умела
толком просветить меня.
Монашеством в их секте и не пахло. Моему вопросу, разрешались
ли отношения с мужчинами, она удивилась: разрешались, очень даже

- 234 -

разрешались. Она заметно оживилась при воспоминании - нестарая бы-
ла и довольно миловидная. Разговаривал я с ней уважительно и дру-
желюбно; настороженность постепенно ушла, и на второй день наших
собеседований мои доводы подействовали: подписать э т у бумагу
не грех, а наоборот, христианская обязанность. Не дай бог, навесят
новый срок бригадирше! Громко, как иностранке, я прочитал ей - в
который уже раз - текст объяснительной, и "монашка" сдалась, под-
писала. Этой победой я очень гордился - много больше, чем своей
ролью в другом судебном разбирательстве, о котором скоро расскажу.
А пока что упомяну два события, которые нарушили тихую жизнь
15-го за время моего отсутствия.
Первое - "шумок". Это по-лагерному нечто вроде бунта. Шумком
называли и серьезные дела, вроде забастовки воркутинских шахте-
ров-зеков в 53 году. Но на пятнадцатом было совсем другое.
В зону завели и временно разместили в пустующем бараке
этап, состоящий в основном из ворья. От нас их должны были сразу
препроводить на штрафной лагпункт Алексеевку. А они уперлись, не
захотели идти на этап. Забаррикадировались в бараке и приготови-
лись к обороне: разобрали печку на кирпичи. И когда "кум", пришед-
ший уговаривать их, наклонился к окну (барак был полуземлянкой), в
скулу ему засветили половинкой кирпича.
После этого в зону нагнали вооруженных синепогонников; съеха-
лись чуть не все офицеры из Управления. Голубые фуражки, золотые
погоны - Лешка Кадыков рассказывал: прямо как васильки во ржи!..
Началась стрельба. Двоих подранили, остальные попрятались под на-
ры, оставив наверху фраеров. Но к вечеру блатные решили сдаться.
По одному их выводили из барака и в наручниках отправляли за зону.
Этим шумок и кончился.

- 235 -

А второе событие было трагикомическое. Кто-нибудь из читате-
лей еще помнит первую послевоенную денежную реформу. Тогда разре-
шено было поменять старые деньги на новые из расчета один к одному
- до определенной суммы и до определенного дня. Нас всё это мало
тревожило: у большинства денег не было ни копейки. Но нашелся сре-
ди нас и богач, бесконвойный скотник. У него скопилось что-то вро-
де шестидесяти рублей.
Патологически скупой, он держал свои сбережения зарытыми в
землю - где-то за зоной. И надо же такому случиться, что как раз
перед реформой скотника за какое-то прегрешение законвоировали.
Выйти за зону он не мог; а чтоб доверить кому-то свой капитал - об
этом и речи не было: обменяют, а ему не отдадут!.. Прошёл срок,
отведенный для обмена, шестьдесят рублей превратились в шесть. И
банкрот повредился в уме. Ходил по зоне черный от горя, что-то
бормотал себе под нос - а под конец повесился в недостроенной ба-
не.
Это было единственное лагерное самоубийство, о котором мы с
Юлием знали - и такое нелепое.**) Вообще-то, казалось бы: где са-
моубиваться, если не в лагере? Доходиловка, безнадёжность, изнури-
тельная работа... А вот ведь, мало кто решался свести счёты с
жизнью - такой тяжелой жизнью. Правда, и на воле больше всего са-
моубийств в странах сытых и благополучных. Так утверждает статис-
тика - а психологи пусть объяснят, в чем тут дело. Я не берусь.
Теперь, когда всё далеко позади, могу сказать, что время,
проведенное на 15-м ОЛПе было самым безбедным отрезком моей лагер-
ной жизни. Да и вообще особых бед на мою долю не выпало - по срав-
нению с другими.
Когда несколько лет назад опубликованы были мои воспоминания

- 236 -

о Каплере и Смелякове ("Амаркорд-88"), двое моих близких друзей -
один классный врач, другой классный токарь; один сидевший, другой
несидевший - попрекнули меня:
- Тебя послушать, так это были лучшие годы вашей жизни. Писа-
ли стихи, веселились, ели вкусные вещи...
(Нечасто, но ели: симпатичный грузин Почхуа угостил меня хур-
мой из посылки - а я и не знал, что есть такой фрукт.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120