Но мне опять
повезло: им неохота было возиться, составлять акт.
И тут меня взял к себе начальником штаба - по-другому сказать,
писарем - начальник проходческого участка Зуев. Этим отрезком моей
трудовой биографии я горжусь до сих пор. Никогда, ни до, ни после,
моя деятельность не приносила столько пользы человечеству. Я не
шучу.
Участок Леши Зуева был самым отстающим. До моего прихода никто не
выполнял нормы - ни зеки, ни вольные. А стало быть, никто не
получал прогрессивки, не говоря уже о премиальных.+) Не надо
думать, что обрадованные моим появлением ребята стали работать
лучше. Просто я пустил в ход маленькие хитрости.
Скажем, на проходке коренного штрека машина С-153 должна была
продвинуться за смену на четыре метра, а она не проходила больше
трех с половиной - и на каждого из трех проходчиков, обслуживающих
ее, приходилось не по 100, а по 80% выполнения нормы.
Я пошел к вольному начальнику плановой части Шварцу и уговорил,
пользуясь хорошими отношениями, не сокращать плановую единицу
машиниста вентилятора, хотя этого вентилятора в забое не было. Мы
стали показывать в рабочих сведениях не трех, а двух проходчиков,
третьего проводили, как машиниста вентилятора. Первые двое
получали теперь зарплату за 120% - ну, и прогрессивку
соответственно. А третий, повременщик, получал свой положенный
оклад, поменьше чем его товарищи. Но чтоб никому не было обидно,
я каждый месяц перетасовывал их; машинист несуществующего
вентилятора становился проходчиком - и наоборот.
После Шварца я отправился к главному геологу з/к Котэ Джавришвили и
выпросил справку о том, что в самом трудном забое якобы имеется
повышенная влажность. За это норма снижалась.
Потом пошел к старшему нормировщику Свету Михайлову и попросил дать
норму на ручную вытаску леса через шурф, хотя лес там поднимали
лебедкой. Норма снизилась бы раза в три. И тут-то произошла первая
осечка.
Свет был примерным службистом - видимо, армейская выучка
сказывалась. Никаких потачек работягам он не давал, за что его
сильно не любили. Даже написали донос куму: мол, японцы забросили
в Минлаг Святослава Михайлова с тем, чтоб он изводил русских
людей. Дословно так.
Мы с Юликом упомянули об этом в стихотворном приветствии ко дню
рождения Света:
Его японки целовали,
Его микадо наградил -
И все биндюжники вставали,
Когда в пивную он входил.
Был, говорят, проходчик где-то,
Шипел на Света, паразит!..
Восстал он против мнений Света
Один, как прежде - и убит.
Лишь мы, коллеги Святослава,
Отдел Зарплаты и Труда,
Владеть землей имеем право,
А паразиты - никогда!..
Шутки шутками, но вот теперь, в ответ на просьбу облегчить участь
моих подопечных, Свет заявил, что поблажек он никому не делает.
- Ты знаешь мои принципы! - гордо сказал он. На что я ему
ответил:
- А ты знаешь, что у меня принципов нет. Не сделаешь - скажу
Полине, что ты берешь взятки.
Полина была вольная нормировщица, очень славная; с ней у Света
намечался роман. Он возмутился:
- Я же не беру!
- Я-то это знаю, а она нет. Она мне поверит.
- Черт с тобой, - пробормотал принципиальный Михайлов и дал
мне липовую норму.
Заработки у моих работяг за три месяца выросли в два, а у кого и в три
раза. Они меня на руках готовы были носить - особенно начальник
участка Зуев.
Здесь самое время сказать поподробнее о первых двух благодетелях:
Шварце и Джавришвили.
Котэ был человеком разносторонних дарований. Геолог и альпинист,
он - не в Инте, а в Тбилиси - побывал даже завлитом драмтеатра.
Был доброжелателен, интеллигентен, хорошо и необидно острил.
"Индивидуальную кухню" - плиту под открытым небом, где зеки могли
сготовить себе что-нибудь из присланных родными продуктов, называл
"инди-минди": это такие грузинские частушки. А когда незадолго до
его смерти мы с Котэ обедали в тбилисском ресторанчике, официанта
Георгия он немедленно нарек Георгием Обедоносцем...
На шахте он познакомил нас со старым грузинским меньшевиком,
эмигрантом Схиртладзе. Того чекисты привезли из Ирана, когда там
стояли наши войска - году в сорок четвертом. Заманили в машину,
оглушили и, переодев в солдатскую гимнастерку, обмотали голову
окровавленным бинтом. Под видом раненного во время учений бойца
беднягу провезли мимо иранских пограничников. Я вспомнил эту
историю, когда писался сценарий "Затерянного в Сибири". Как и
герой нашего фильма, Схиртладзе вышел на волю. Окончил он свои дни
в родном городе.
Что касается начальника плановой части Михаила Александровича
Шварца, то это случай нетривиальный. Он приехал на Инту по
распределению, окончив ленинградский горный институт. Худенький, с
оттопыренными и розовыми как у крольчонка ушами, он прошел
соответствующий инструктаж: в особом отделе ему объяснили, с каким
контингентом ему придется иметь дело на шахте. Предатели,
каратели, шпионы, террористы...
Первые дни он ходил по шахткомбинату, опасливо оглядываясь. Но ему
двух недель хватило, чтобы сообразить, что к чему. Мы подружились
с ним еще в бытность зеками - правда, звали по имени-отчеству, а
он нас - Юлик и Валерик. Впоследствии он стал Мишкой, а мы
остались Юликом и Валериком. Мы дружим и по сей день.
Шварц был истово верующим коммунистом; его даже сделали секретарем
парткома. Начальство пожалело об этом очень скоро: молодой
секретарь наивно полагал, что его задача - защищать интересы
рабочих, а не шахтной администрации. Попытались, по указанию
сверху, "переизбрать" его, но не тут то было: вольные работяги не
дали Шварца в обиду. Невероятно, но факт.
Коммунистические убеждения не мешали Михаилу Александровичу относиться к
Сталину, мягко говоря, критически. И в 1953 году, когда появились
первые сообщения о тяжелой болезни товарища Сталина, Шварц, как и
мы, с надеждой поглядывая на репродуктор, ждал очередного
бюллетеня. Врачей среди нас не было, никто не объяснил, что
"дыхание Чейн-Стокса" - это предсмертные хрипы, но и так ясно
!k+., что дело идет к счастливому концу.
5-го марта я работал в ночную смену. Из шахты выехал пораньше
- чтобы успеть к первому утреннему выпуску последних известий.
Прибежал в диспетчерскую, подождал немного и наконец услышал
скорбный голос Левитана:
- От Центрального... (глубокий вздох: "Х-х-х-х...")
Комитета...
- Всё, - сказали мы с дежурным диспетчером в один голос.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120
повезло: им неохота было возиться, составлять акт.
И тут меня взял к себе начальником штаба - по-другому сказать,
писарем - начальник проходческого участка Зуев. Этим отрезком моей
трудовой биографии я горжусь до сих пор. Никогда, ни до, ни после,
моя деятельность не приносила столько пользы человечеству. Я не
шучу.
Участок Леши Зуева был самым отстающим. До моего прихода никто не
выполнял нормы - ни зеки, ни вольные. А стало быть, никто не
получал прогрессивки, не говоря уже о премиальных.+) Не надо
думать, что обрадованные моим появлением ребята стали работать
лучше. Просто я пустил в ход маленькие хитрости.
Скажем, на проходке коренного штрека машина С-153 должна была
продвинуться за смену на четыре метра, а она не проходила больше
трех с половиной - и на каждого из трех проходчиков, обслуживающих
ее, приходилось не по 100, а по 80% выполнения нормы.
Я пошел к вольному начальнику плановой части Шварцу и уговорил,
пользуясь хорошими отношениями, не сокращать плановую единицу
машиниста вентилятора, хотя этого вентилятора в забое не было. Мы
стали показывать в рабочих сведениях не трех, а двух проходчиков,
третьего проводили, как машиниста вентилятора. Первые двое
получали теперь зарплату за 120% - ну, и прогрессивку
соответственно. А третий, повременщик, получал свой положенный
оклад, поменьше чем его товарищи. Но чтоб никому не было обидно,
я каждый месяц перетасовывал их; машинист несуществующего
вентилятора становился проходчиком - и наоборот.
После Шварца я отправился к главному геологу з/к Котэ Джавришвили и
выпросил справку о том, что в самом трудном забое якобы имеется
повышенная влажность. За это норма снижалась.
Потом пошел к старшему нормировщику Свету Михайлову и попросил дать
норму на ручную вытаску леса через шурф, хотя лес там поднимали
лебедкой. Норма снизилась бы раза в три. И тут-то произошла первая
осечка.
Свет был примерным службистом - видимо, армейская выучка
сказывалась. Никаких потачек работягам он не давал, за что его
сильно не любили. Даже написали донос куму: мол, японцы забросили
в Минлаг Святослава Михайлова с тем, чтоб он изводил русских
людей. Дословно так.
Мы с Юликом упомянули об этом в стихотворном приветствии ко дню
рождения Света:
Его японки целовали,
Его микадо наградил -
И все биндюжники вставали,
Когда в пивную он входил.
Был, говорят, проходчик где-то,
Шипел на Света, паразит!..
Восстал он против мнений Света
Один, как прежде - и убит.
Лишь мы, коллеги Святослава,
Отдел Зарплаты и Труда,
Владеть землей имеем право,
А паразиты - никогда!..
Шутки шутками, но вот теперь, в ответ на просьбу облегчить участь
моих подопечных, Свет заявил, что поблажек он никому не делает.
- Ты знаешь мои принципы! - гордо сказал он. На что я ему
ответил:
- А ты знаешь, что у меня принципов нет. Не сделаешь - скажу
Полине, что ты берешь взятки.
Полина была вольная нормировщица, очень славная; с ней у Света
намечался роман. Он возмутился:
- Я же не беру!
- Я-то это знаю, а она нет. Она мне поверит.
- Черт с тобой, - пробормотал принципиальный Михайлов и дал
мне липовую норму.
Заработки у моих работяг за три месяца выросли в два, а у кого и в три
раза. Они меня на руках готовы были носить - особенно начальник
участка Зуев.
Здесь самое время сказать поподробнее о первых двух благодетелях:
Шварце и Джавришвили.
Котэ был человеком разносторонних дарований. Геолог и альпинист,
он - не в Инте, а в Тбилиси - побывал даже завлитом драмтеатра.
Был доброжелателен, интеллигентен, хорошо и необидно острил.
"Индивидуальную кухню" - плиту под открытым небом, где зеки могли
сготовить себе что-нибудь из присланных родными продуктов, называл
"инди-минди": это такие грузинские частушки. А когда незадолго до
его смерти мы с Котэ обедали в тбилисском ресторанчике, официанта
Георгия он немедленно нарек Георгием Обедоносцем...
На шахте он познакомил нас со старым грузинским меньшевиком,
эмигрантом Схиртладзе. Того чекисты привезли из Ирана, когда там
стояли наши войска - году в сорок четвертом. Заманили в машину,
оглушили и, переодев в солдатскую гимнастерку, обмотали голову
окровавленным бинтом. Под видом раненного во время учений бойца
беднягу провезли мимо иранских пограничников. Я вспомнил эту
историю, когда писался сценарий "Затерянного в Сибири". Как и
герой нашего фильма, Схиртладзе вышел на волю. Окончил он свои дни
в родном городе.
Что касается начальника плановой части Михаила Александровича
Шварца, то это случай нетривиальный. Он приехал на Инту по
распределению, окончив ленинградский горный институт. Худенький, с
оттопыренными и розовыми как у крольчонка ушами, он прошел
соответствующий инструктаж: в особом отделе ему объяснили, с каким
контингентом ему придется иметь дело на шахте. Предатели,
каратели, шпионы, террористы...
Первые дни он ходил по шахткомбинату, опасливо оглядываясь. Но ему
двух недель хватило, чтобы сообразить, что к чему. Мы подружились
с ним еще в бытность зеками - правда, звали по имени-отчеству, а
он нас - Юлик и Валерик. Впоследствии он стал Мишкой, а мы
остались Юликом и Валериком. Мы дружим и по сей день.
Шварц был истово верующим коммунистом; его даже сделали секретарем
парткома. Начальство пожалело об этом очень скоро: молодой
секретарь наивно полагал, что его задача - защищать интересы
рабочих, а не шахтной администрации. Попытались, по указанию
сверху, "переизбрать" его, но не тут то было: вольные работяги не
дали Шварца в обиду. Невероятно, но факт.
Коммунистические убеждения не мешали Михаилу Александровичу относиться к
Сталину, мягко говоря, критически. И в 1953 году, когда появились
первые сообщения о тяжелой болезни товарища Сталина, Шварц, как и
мы, с надеждой поглядывая на репродуктор, ждал очередного
бюллетеня. Врачей среди нас не было, никто не объяснил, что
"дыхание Чейн-Стокса" - это предсмертные хрипы, но и так ясно
!k+., что дело идет к счастливому концу.
5-го марта я работал в ночную смену. Из шахты выехал пораньше
- чтобы успеть к первому утреннему выпуску последних известий.
Прибежал в диспетчерскую, подождал немного и наконец услышал
скорбный голос Левитана:
- От Центрального... (глубокий вздох: "Х-х-х-х...")
Комитета...
- Всё, - сказали мы с дежурным диспетчером в один голос.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120