В этом состоит способность человека любить и понимать! Когда человек может достичь гармонии, невзирая ни на что, и мужчины и женщины способны на это, Господи. Пойдем, потанцуем с Твоим народом. Споем с ними. Попируем. Заключи в Свои объятия женщин и мужчин и познай их во плоти!»
«Мне жаль тебя, Мемнох, – молвил Он. – Мне жаль тебя, как жаль смертных, что убьют Меня и затем неправильно истолкуют Мои законы. Но Я думаю о тех, кто до глубины души будет тронут Моими страданиями, кто никогда их не забудет и поймет, какую любовь испытываю Я к смертным – любовь, во имя которой Я позволю Себе умереть среди них еще до открытия врат преисподней. Мне жаль тебя. Тебе, с твоими чувствованиями, будет слишком тяжело нести бремя своей вины».
«Моей вины? Какой вины?»
«Ты – причина всего этого, Мемнох. Именно ты сказал, что Я должен сойти вниз во плоти. Именно ты подталкивал Меня к этому, именно ты бросил Мне вызов, а теперь не в состоянии узреть чудо Моей жертвы.
И когда ты узришь это, когда и вправду узришь, как преображенные страданием души возносятся на небеса, что тогда ты подумаешь о своих ничтожных маленьких открытиях, сделанных в объятиях дщерей человеческих? Что ты станешь думать? Разве не понимаешь? Я искуплю страдание, Мемнох! Я придам ему огромнейшую и всеобъемлющую значимость внутри жизненного цикла! Я доведу его до предела. Я позволю спеть ему его величальную песнь!»
«Нет, нет, нет! – Поднявшись на ноги, я принялся Его уговаривать. – Господи, сделай лишь то, о чем я прошу. Доведи это до конца – да, если должен, построй это чудо на убийстве, сделай так, если таково Твое желание. Но сокрой Свою божественную сущность с тем, чтобы умереть – умереть взаправду, Господи, и чтобы когда они будут загонять гвозди в Твои ладони и ступни, Ты познал, что чувствует человек, и не более того. И тогда, когда Ты вступишь во мрак преисподней, Твоя душа будет человеческой! Пожалуйста, Господи, ну, пожалуйста, умоляю Тебя. Во имя всего человечества, умоляю Тебя. Я не умею предсказывать будущее, но никогда оно меня не страшило более, чем теперь».
Мемнох умолк.
Мы стояли одни в песках: Мемнох, смотрящий вдаль, и я, потрясенный, подле него.
– Он ведь не сделал этого, верно? – спросил я. – Мемнох, Бог умер, зная, что Он – Бог. Он умер и воскрес, помня об этом все время. Мир спорит об этом, и судит, и дивится, но Он знал. Когда в Него загоняли гвозди, Он знал, что суть Бог.
– Да, – сказал Мемнох. – Он был человеком, но этот человек ни на секунду не оставался без Божьей силы.
Неожиданно меня что-то отвлекло.
Мемнох был слишком потрясен, чтобы произнести еще какие-то слова.
В окружающем пейзаже что-то изменилось. Я посмотрел в сторону груды камней и осознал, что там сидит фигура – фигура темноглазого человека с загорелой кожей, изнуренного и покрытого песком пустыни; человек это смотрел на нас. И хотя ни единая частица его плоти не отличалась от человеческой, он явно был Богом.
Я оцепенел.
Еще раньше я потерял все ориентиры. Я не знал пути назад, или вперед, или того, что лежит слева и справа.
Я оцепенел, но все же не был напуган, а этот человек, этот темноглазый мужчина просто смотрел на нас с ласковым участием на лице и тем же безграничным всепрощением, которое я видел на небесах, когда Он повернулся и взял меня за руки.
Сын Божий.
– Подойди сюда, Лестат, – тихо позвал Он теперь человеческим голосом, заглушая ветер пустыни. – Подойди ближе.
Я взглянул на Мемноха. Мемнох тоже смотрел на Него и вдруг улыбнулся горько:
– Лестат, всегда следует, независимо от того, как Он себя ведет, делать в точности то, что Он велит.
Богохульство. Я с дрожью повернулся.
Я пошел к фигуре, ощущая каждый свой шаг по раскаленному песку, и очертания тонкой темной фигуры сделались более отчетливыми – то был изможденный, страждущий человек. Я опустился перед Ним на колени, подняв глаза к Его лицу.
– Господь Живущий, – прошептал я.
– Я хочу, чтобы ты вошел в Иерусалим, – молвил Он. Протянув руку, Он отвел назад мои волосы. Рука была такой, как описал Мемнох, – сухой, мозолистой, темной от солнца, как и Его чело. Но голос вибрировал где-то между естественным и божественным, он звучал на тембр выше ангельского. Это был голос, говоривший со мной на небесах, только сведенный к человеческим звукам.
Я не мог отвечать. Я был не в состоянии что-либо делать. Я знал, что ничего не сделаю, пока мне не велят. Мемнох стоял в отдалении, со сложенными на груди руками, и наблюдал. Я, один, преклонил колена, заглядывая в глаза Бога Воплощенного.
– Приди в Иерусалим, – молвил Он. – Это не займет у тебя много времени, каких-то несколько мгновений, не более. Приди в Иерусалим с Мемно-хом в день Моей смерти и взгляни на Мои страдания – узри Меня, увенчанного терновым венцом и несущего Свой крест. Сделай это для Меня, прежде чем ты примешь решение, кому будешь служить – Мемноху или Господу Богу.
Каждая частичка моего тела знала, что я не могу этого сделать. Я не мог этого вынести! Я не мог смотреть на это. Не мог. Я был парализован. Непослушание, богохульство – не в том было дело. Я не мог вынести самой мысли об этом! Я уставился на Него, Его обожженное солнцем лицо, Его кроткие, любящие глаза, на песчинки, прилепившиеся к щеке. Его темные волосы, в беспорядке разметанные ветром, были откинуты с лица.
Нет! Я не могу этого сделать! Не могу вынести!
– Нет, можешь, – ободряюще произнес Он. – Лестат, храбрый Мой вестник смерти для столь многих! Неужели ты и вправду вернешься на землю, не взглянув хотя бы мельком на то, что Я предлагаю? Неужели ты действительно откажешься от возможности взглянуть на Меня в терновом венце? Ты разве когда-нибудь упускал возможность узнать что-то новое? Подумай, что Я сейчас тебе говорю. Нет, ты не отступишься от этого, даже если Мемнох будет уговаривать тебя.
Я понимал, что Он прав. Да, я знал, что не вынесу этого. Я не мог войти в Иерусалим и увидеть настоящего Христа, несущего Свой крест. Не мог. Не мог. У меня недоставало силы – я молчал. Рой мыслей во мне принуждал меня словесно выразить смущение и затянувшееся оцепенение
– Могу я взглянуть на это? – сказал я. И закрыл глаза. Затем открыл их и снова взглянул на Него и Мемноха, который уже подошел ближе и смотрел на меня сверху вниз с пристальным холодным выражением.
– Мемнох, – молвил Бог Воплощенный. – Возьми его с собой, покажи дорогу, пусть он лишь мельком взглянет на все. Стань его провожатым, а потом продолжай свою миссию по отбору и обращению душ.
Он взглянул на меня и улыбнулся. Человек с темными кругами вокруг глаз, с расшатанными зубами. Человек.
– Помни, Лестат, – обратился ко мне Господь. – Это всего лишь мир. А ты знаешь мир. Преисподняя ждет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135
«Мне жаль тебя, Мемнох, – молвил Он. – Мне жаль тебя, как жаль смертных, что убьют Меня и затем неправильно истолкуют Мои законы. Но Я думаю о тех, кто до глубины души будет тронут Моими страданиями, кто никогда их не забудет и поймет, какую любовь испытываю Я к смертным – любовь, во имя которой Я позволю Себе умереть среди них еще до открытия врат преисподней. Мне жаль тебя. Тебе, с твоими чувствованиями, будет слишком тяжело нести бремя своей вины».
«Моей вины? Какой вины?»
«Ты – причина всего этого, Мемнох. Именно ты сказал, что Я должен сойти вниз во плоти. Именно ты подталкивал Меня к этому, именно ты бросил Мне вызов, а теперь не в состоянии узреть чудо Моей жертвы.
И когда ты узришь это, когда и вправду узришь, как преображенные страданием души возносятся на небеса, что тогда ты подумаешь о своих ничтожных маленьких открытиях, сделанных в объятиях дщерей человеческих? Что ты станешь думать? Разве не понимаешь? Я искуплю страдание, Мемнох! Я придам ему огромнейшую и всеобъемлющую значимость внутри жизненного цикла! Я доведу его до предела. Я позволю спеть ему его величальную песнь!»
«Нет, нет, нет! – Поднявшись на ноги, я принялся Его уговаривать. – Господи, сделай лишь то, о чем я прошу. Доведи это до конца – да, если должен, построй это чудо на убийстве, сделай так, если таково Твое желание. Но сокрой Свою божественную сущность с тем, чтобы умереть – умереть взаправду, Господи, и чтобы когда они будут загонять гвозди в Твои ладони и ступни, Ты познал, что чувствует человек, и не более того. И тогда, когда Ты вступишь во мрак преисподней, Твоя душа будет человеческой! Пожалуйста, Господи, ну, пожалуйста, умоляю Тебя. Во имя всего человечества, умоляю Тебя. Я не умею предсказывать будущее, но никогда оно меня не страшило более, чем теперь».
Мемнох умолк.
Мы стояли одни в песках: Мемнох, смотрящий вдаль, и я, потрясенный, подле него.
– Он ведь не сделал этого, верно? – спросил я. – Мемнох, Бог умер, зная, что Он – Бог. Он умер и воскрес, помня об этом все время. Мир спорит об этом, и судит, и дивится, но Он знал. Когда в Него загоняли гвозди, Он знал, что суть Бог.
– Да, – сказал Мемнох. – Он был человеком, но этот человек ни на секунду не оставался без Божьей силы.
Неожиданно меня что-то отвлекло.
Мемнох был слишком потрясен, чтобы произнести еще какие-то слова.
В окружающем пейзаже что-то изменилось. Я посмотрел в сторону груды камней и осознал, что там сидит фигура – фигура темноглазого человека с загорелой кожей, изнуренного и покрытого песком пустыни; человек это смотрел на нас. И хотя ни единая частица его плоти не отличалась от человеческой, он явно был Богом.
Я оцепенел.
Еще раньше я потерял все ориентиры. Я не знал пути назад, или вперед, или того, что лежит слева и справа.
Я оцепенел, но все же не был напуган, а этот человек, этот темноглазый мужчина просто смотрел на нас с ласковым участием на лице и тем же безграничным всепрощением, которое я видел на небесах, когда Он повернулся и взял меня за руки.
Сын Божий.
– Подойди сюда, Лестат, – тихо позвал Он теперь человеческим голосом, заглушая ветер пустыни. – Подойди ближе.
Я взглянул на Мемноха. Мемнох тоже смотрел на Него и вдруг улыбнулся горько:
– Лестат, всегда следует, независимо от того, как Он себя ведет, делать в точности то, что Он велит.
Богохульство. Я с дрожью повернулся.
Я пошел к фигуре, ощущая каждый свой шаг по раскаленному песку, и очертания тонкой темной фигуры сделались более отчетливыми – то был изможденный, страждущий человек. Я опустился перед Ним на колени, подняв глаза к Его лицу.
– Господь Живущий, – прошептал я.
– Я хочу, чтобы ты вошел в Иерусалим, – молвил Он. Протянув руку, Он отвел назад мои волосы. Рука была такой, как описал Мемнох, – сухой, мозолистой, темной от солнца, как и Его чело. Но голос вибрировал где-то между естественным и божественным, он звучал на тембр выше ангельского. Это был голос, говоривший со мной на небесах, только сведенный к человеческим звукам.
Я не мог отвечать. Я был не в состоянии что-либо делать. Я знал, что ничего не сделаю, пока мне не велят. Мемнох стоял в отдалении, со сложенными на груди руками, и наблюдал. Я, один, преклонил колена, заглядывая в глаза Бога Воплощенного.
– Приди в Иерусалим, – молвил Он. – Это не займет у тебя много времени, каких-то несколько мгновений, не более. Приди в Иерусалим с Мемно-хом в день Моей смерти и взгляни на Мои страдания – узри Меня, увенчанного терновым венцом и несущего Свой крест. Сделай это для Меня, прежде чем ты примешь решение, кому будешь служить – Мемноху или Господу Богу.
Каждая частичка моего тела знала, что я не могу этого сделать. Я не мог этого вынести! Я не мог смотреть на это. Не мог. Я был парализован. Непослушание, богохульство – не в том было дело. Я не мог вынести самой мысли об этом! Я уставился на Него, Его обожженное солнцем лицо, Его кроткие, любящие глаза, на песчинки, прилепившиеся к щеке. Его темные волосы, в беспорядке разметанные ветром, были откинуты с лица.
Нет! Я не могу этого сделать! Не могу вынести!
– Нет, можешь, – ободряюще произнес Он. – Лестат, храбрый Мой вестник смерти для столь многих! Неужели ты и вправду вернешься на землю, не взглянув хотя бы мельком на то, что Я предлагаю? Неужели ты действительно откажешься от возможности взглянуть на Меня в терновом венце? Ты разве когда-нибудь упускал возможность узнать что-то новое? Подумай, что Я сейчас тебе говорю. Нет, ты не отступишься от этого, даже если Мемнох будет уговаривать тебя.
Я понимал, что Он прав. Да, я знал, что не вынесу этого. Я не мог войти в Иерусалим и увидеть настоящего Христа, несущего Свой крест. Не мог. Не мог. У меня недоставало силы – я молчал. Рой мыслей во мне принуждал меня словесно выразить смущение и затянувшееся оцепенение
– Могу я взглянуть на это? – сказал я. И закрыл глаза. Затем открыл их и снова взглянул на Него и Мемноха, который уже подошел ближе и смотрел на меня сверху вниз с пристальным холодным выражением.
– Мемнох, – молвил Бог Воплощенный. – Возьми его с собой, покажи дорогу, пусть он лишь мельком взглянет на все. Стань его провожатым, а потом продолжай свою миссию по отбору и обращению душ.
Он взглянул на меня и улыбнулся. Человек с темными кругами вокруг глаз, с расшатанными зубами. Человек.
– Помни, Лестат, – обратился ко мне Господь. – Это всего лишь мир. А ты знаешь мир. Преисподняя ждет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135