И еще. Не­ужели они обречены на вечные скитания во тьме? Что другое в природе остается столь же неизменным? Не­ужели они превращаются в своего рода разумные астероиды, вращающиеся вокруг планеты по раз и на­всегда заданной орбите, в луны, способные плакать, кричать и стенать?
«Что же будет дальше? – спросил я у Михаила. – Племена молятся разным душам. Эти души становят­ся их богами. Одни боги сильнее, чем другие. Ты только взгляни! Повсюду идут войны, происходят крова­вые битвы!»
«Но подумай, Мемнох! – отвечал Михаил. – При­маты дрались между собой и прежде, до того как об­рели души. Так уж устроено в природе, что все едят, и все могут быть съедены. Именно это все время пытал­ся внушить тебе Господь – с того самого дня, когда ты, услышав мучительные вопли земных обитателей, впервые вознес к Нему свой протестующий голос. Эти души – боги – духи суть отражение людей и часть че­ловечества; они порождены людьми и существуют только благодаря людям. И даже если эти духи обре­тают силу, достаточную для того, чтобы управлять жи­выми людьми, они все равно остаются порождением материи и частью природы. Так сказал Господь».
«Значит, этот невыразимый никакими словами кошмар, который разворачивается перед нами, и есть природа? – вновь задал я вопрос. – Ей недостаточно видеть, как акула целиком заглатывает детеныша дельфина, ей недостаточно видеть, как волк ловит и безжалостно терзает зубами прекрасную лань. Ей этого мало! Природа идет дальше! Из материи она со­здает этих страдающих, обреченных на муки духов. Природа, а если хочешь – вселенная, почти достига­ет небес, однако по сути своей она далека от них на­столько, что нет ей иного названия, кроме как преис­подняя».
Моя речь показались Михаилу чрезмерно дерзкой. Никто не смеет разговаривать в таком тоне с самим архангелом Михаилом! Он этого не потерпит. А пото­му он немедленно отвернулся от меня – не в гневе, нет, и не из трусливого опасения, что молния небес­ная, минуя меня, вонзится в его крыло. Михаил отвер­нулся молча, но всем своим видом словно говоря, что я, Мемнох, слишком недальновиден и лишен мудрос­ти. И все же потом он вновь обратил ко мне свое лицо и мягким, исполненным сострадания голосом произ­нес: «Мемнох, ты не способен заглянуть глубже и по­нять, что эти души еще только начинают свою эво­люцию. Никто не знает, какую силу они обретут впоследствии. Человек вступил в пространство невидимого. А что, если ему суждено стать таким же, как мы?»
«Но как такое может случиться, Михаил? – по­требовал я ответа. – Каким образом эти души узна­ют, кто такие ангелы и что представляет собой рай? Неужели ты полагаешь, что если мы явимся им и рас­скажем, то они?..»
Я прервался на полуслове, ибо даже мне было со­вершенно очевидно, что об этом и помыслить невоз­можно. Я бы никогда не осмелился… Даже через мил­лион лет я бы не посмел…
Но едва эта идея пришла нам в голову, мы тут же стали ее обдумывать, а чуть позже к нам присоедини­лись и другие ангелы, пока в конце концов кто-то из них не воскликнул: «Послушайте, но ведь люди знают, что мы здесь!»
Как это знают? Откуда? Я пребывал в недоумении. При всей моей любви и жалости к человечеству, я не считал смертных людей очень уж сообразительными.
«Некоторые из них почувствовали наше присут­ствие, – объяснил ангел. – Они ощущают его точно так же, как ощущают присутствие души умершего. Какой-то частицей разума они в состоянии постичь невидимое. Уверяю вас, они видели нас, пусть даже это длилось всего несколько мгновений, и отныне ста­нут рисовать наши образы в своем воображении. По­мяните мое слово – так и будет!»
«Это не могло входить в планы Господа! – заявил Михаил. – Мы немедленно возвращаемся на небеса. Я приказываю!»
Большинство ангелов повиновались ему немед­ленно и без возражений. Я остался в одиночестве.
«Что ж, – сказал я. – Господь направил меня сюда с определенной миссией. И я не могу вернуться, пока не пойму». А я по-прежнему не понимаю».
Мои слова вызвали долгий спор. В конце концов Михаил нежно поцеловал меня, так, как это принято у ангелов, то есть сначала в губы, а затем в обе щеки, и взмыл к небесам. За ним вознеслись и все остальные.
Я стоял на земле один. Я не обратился с молитвой к Богу, не смотрел на людей – я пытался заглянуть в собственную душу и размышлял о том, что делать дальше. Я не желал появляться перед людьми в своем ангельском обличье. Я не желал, чтобы мне поклоня­лись как тем душам, которые пребывали в преиспод­ней. У Меня не было намерения прогневить Бога, однако я должен был исполнить Его повеление. Я дол­жен был понять и постичь…
«Да, сейчас я невидим, – думал я. – Но что, если я последую примеру самых сообразительных душ и по­ступлю так же, как поступают в подобных случаях они, то есть привлеку к себе и сконцентрирую мате­рию и таким образом обрету тело? Что, если я сумею собрать мельчайшие частички материи со всего ми­ра? А кто лучше меня знает, из чего именно состоит человеческая плоть? Ведь я с самого начала был свиде­телем ее создания, наблюдал за процессом с самых ранних его стадий. Кому лучше, чем мне, известен ма­териальный состав тканей, клеток, костей, мышеч­ных волокон и мозгового вещества? Никому! Кроме одного только Господа Бога!»
Именно так я и сделал. Собрав всю свою волю, я создал собственную оболочку – живую человеческую плоть, интуитивно и без размышлений избрав для се­бя облик мужчины. Тебе нужны еще какие-нибудь объяснения по этому поводу?
– Никаких, – ответил я. – Полагаю, ты видел до­статочно насилия и мук в момент деторождения, что­бы сделать наиболее разумный выбор. Я понимаю, ибо сам видел слишком многое.
– Все правильно, – подтвердил Мемнох. – Но… Но иногда я думаю вот о чем. Если бы я тогда посту­пил иначе и предстал в облике женщины, могло ли это изменить дальнейший ход событий? А ведь такой вариант был бы вполне естественным. Ибо, поверь, женщины похожи на нас гораздо больше. Однако ес­ли допустить, что в нас присутствуют оба начала, то по сути своей мы все же скорее мужчины.
– Исходя из того, чему мне уже довелось быть свидетелем, и что ты сам успел мне рассказать, я скло­нен согласиться с таким утверждением.
– Итак, я обрел плотскую оболочку. На это мне потребовалось немного больше времени, чем можно предположить. Пришлось по крупицам восстановить в своей ангельской памяти все, что я когда-либо знал. Сначала я сконструировал тело. Потом заполнил его своей субстанцией и как можно более естественным образом разместил ее внутри. Я вынужден был заста­вить себя подчиниться обстоятельствам, сознательно ограничиться избранными рамками и при этом не впасть в панику. И наконец настал момент, когда я взглянул на мир новыми глазами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135