Вместе поругали "митьков". Стали отоваривать, мол,
брось ты это дело, Юра. Пойдем, сядем как люди, выпьем, поговорим.
Спросили: тебе чего надо-то?
- Да ничего особенного, - загорелись глаза у Власенко, - учиться в
институте хочу, два раза поступал, и никак. Квартиру бы в Москве
выхлопотать.
Картофельников смотрел в сияющие глаза Власенко и думал: да, этот
человек - преступник, один неверный шаг - и он утащит в преисподнюю
десятки людей. Но не родился же он таким. Неужто только теперь пришло
время выслушать этого парня, когда ни у него, ни у них, по существу, нет
выбора. Кто они - те люди, которые били его ногами, поправ закон и мораль,
кто они, из года в год не принимавшие его в институт? Может, все обстояло
и не совсем так, как он рассказывает, но почему же на его пути так и не
нашелся человек, который понял бы, выслушал, помог? И не нужен был бы
тротил.
И снова, неожиданно для всех, Власенко стал читать стихи. Хорошие
были стихи. Картофельников и сам когда-то в институте увлекался Шиллером.
Но никогда не думал, что услышит стихи здесь, в американском посольстве,
на лестнице, пребывая чуть ли не в роли заложника.
Вставайте ж, товарищи! Кони храпят,
И сердце ветрами продуто.
Веселье и молодость брагой кипят,
Ловите святые минуты,
Ставь жизнь свою на кон в игре боевой,
И жизнь сохранишь ты, и выигрыш - твой!
А с нижнего этажа знаками показывали: мол, время, время... Власенко
на уговоры не поддавался; правда, расчувствовался настолько, что предложил
выпить. В комнате у него стояла початая бутылка коньяка - то ли американцы
поднесли, то ли осталась от хозяев кабинета.
Ивон с ребятами отказался, и Власенко выбросил бутылку в окно. На
улице это не осталось незамеченным. Романов кивнул Голову:
- Смотри, Серега, бутылка вылетела. Давай-ка залезай, глянь в окно.
Голов подтянулся, встал на подоконник, осторожно заглянул в окно:
- Михалыч, вижу!
Романов доложил руководству. Поступила команда: когда Ивон с ребятами
оторвутся, ранить Власенко.
Но оторваться не так просто. Теперь уже по всему было видно:
террорист сам не сдастся. Однако стихи и душевная беседа, видимо,
несколько успокоили Власенко.
- Ладно, - сказал он, - вы мне понравились, ребята. Я не буду вас
взрывать.
Как говорят, и на том спасибо. Сотрудники группы "А" едва успели
сбежать вниз, как прозвучали выстрелы, а следом за ними взрыв. Раненый
террорист выдернул чеку.
Сработала часть заряда, и все-таки взрыв был сильным, вынесло оконную
раму и металлическую решетку в окне.
Когда сотрудники во главе с Ивоном вновь вбежали в кабинет, Власенко
без чувств лежал на полу. Рядом горел диван. Они пытались сбить пламя.
Кто-то из американцев услужливо сунул в руки Картофельникова огнетушитель.
Михаил ожидал увидеть мощную струю пены, но огнетушитель лишь зашипел и на
издыхании выплеснул пар. "Вот так Америка, - удивился он тогда, - совсем
как у нас".
Впрочем, через несколько минут все было кончено. Власенко отправлен в
больницу на "скорой помощи". По дороге он скончался.
На следующий день Михаил Картофельников прочитал заметку в
"Известиях". Неизвестный автор Н. Волгин писал: "Кто же этот человек,
поначалу столь любезно принятый в американском посольстве? Это некий
Власенко К. М, не имеющий уже в течение длительного времени никаких
определенных занятий.
И вот с такими людьми якшаются представители американского
посольства, неразборчивые и, прямо скажем, безответственные в своих
связях".
Михаил вспомнил стихи Шиллера на гулкой лестничной клетке. Глаза
террориста. Побелевший палец на кольце взрывного устройства.
Действительно, кто он, этот человек?
В октябре 1979 года группа "А" скромно отметила свое пятилетие. Она
участвовала в различных мероприятиях, привлекалась к оперативной
деятельности, но каких-либо "громких" дел на ее счету до сих пор не было.
Разве что сопровождение в Цюрих Буковского да освобождение посольства США
от Власенко. Но как-то не поворачивался язык назвать такие операции
настоящей боевой работой.
Пять лет для создания антитеррористической группы - много это или
мало? Достигла ли профессиональной зрелости группа "А"? Вопрос, который
беспокоил и руководство Комитета госбезопасности, да и командование самой
группы. И никто не мог ответить на него.
Полковник Чарльз Беквит считал, что для создания "Дельты" понадобится
два года. После неудачной операции западногерманской ГСГ-9 на
Олимпиаде-72, через пять лет, в Могадишо, при штурме самолета,
захваченного террористами те оказались нейтрализованными, причем без
единой жертвы среди заложников. И это были те же "коммандос", но на их
тренировку ушло пять лет.
Ровно столько же времени на подготовку отвела судьба и группе "А".
Теперь, как казалось, самое время заняться воздушным терроризмом, который
к концу 70-х годов прочно "прописался" на наших авиалиниях. Захваты
самолетов кончались, как правило, перестрелками, жертвами среди заложников
и пассажиров. Становился очевидным разрыв между растущей
профессионализацией террористов и дилетантизмом милиции и сотрудников КГБ,
которые занимались освобождением захваченных от случая к случаю, как
говорится, "когда грянет гром".
В 1978 году было совершено шесть попыток угона самолетов, в основном,
из южных аэропортов страны.
Террорист Афонин потребовал от экипажа изменить курс на Швецию.
Получив отказ, одиннадцать раз выстрелил в дверь кабины и в переборки
самолета. После посадки в Пярну его задержали.
Через час после взлета Ан-24 из Грозного пассажир Махаев из пистолета
ранил в ногу бортмеханика Рядченко и после посадки в Махачкале
застрелился.
В 1979 году учащийся Вяншас, угрожая взрывом, пытался угнать Як-40 из
Симферополя в Турцию.
При попытках угона из Новокузнецка и Анадыря застрелены двое
преступников.
Однако в 1979 году руководство страны вряд ли занимали проблемы
борьбы с воздушным терроризмом. Внимание КГБ было приковано к южным
границам. Впервые за многие десятилетия беспокоило "мягкое подбрюшье
Союза". Все чаще и чаще в секретных депешах дипломатов, в докладах
резидентов КГБ и ГРУ, в Генеральном штабе и, наконец, на Политбюро звучало
прежде не очень знакомое слово "Афганистан".
Пройдет совсем немного времени и наступит поистине трагический месяц
в жизни двух народов - декабрь 1979-го.
В последние дни этого месяца "Правда" опубликует "Обращение
правительства Афганистана".
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76
брось ты это дело, Юра. Пойдем, сядем как люди, выпьем, поговорим.
Спросили: тебе чего надо-то?
- Да ничего особенного, - загорелись глаза у Власенко, - учиться в
институте хочу, два раза поступал, и никак. Квартиру бы в Москве
выхлопотать.
Картофельников смотрел в сияющие глаза Власенко и думал: да, этот
человек - преступник, один неверный шаг - и он утащит в преисподнюю
десятки людей. Но не родился же он таким. Неужто только теперь пришло
время выслушать этого парня, когда ни у него, ни у них, по существу, нет
выбора. Кто они - те люди, которые били его ногами, поправ закон и мораль,
кто они, из года в год не принимавшие его в институт? Может, все обстояло
и не совсем так, как он рассказывает, но почему же на его пути так и не
нашелся человек, который понял бы, выслушал, помог? И не нужен был бы
тротил.
И снова, неожиданно для всех, Власенко стал читать стихи. Хорошие
были стихи. Картофельников и сам когда-то в институте увлекался Шиллером.
Но никогда не думал, что услышит стихи здесь, в американском посольстве,
на лестнице, пребывая чуть ли не в роли заложника.
Вставайте ж, товарищи! Кони храпят,
И сердце ветрами продуто.
Веселье и молодость брагой кипят,
Ловите святые минуты,
Ставь жизнь свою на кон в игре боевой,
И жизнь сохранишь ты, и выигрыш - твой!
А с нижнего этажа знаками показывали: мол, время, время... Власенко
на уговоры не поддавался; правда, расчувствовался настолько, что предложил
выпить. В комнате у него стояла початая бутылка коньяка - то ли американцы
поднесли, то ли осталась от хозяев кабинета.
Ивон с ребятами отказался, и Власенко выбросил бутылку в окно. На
улице это не осталось незамеченным. Романов кивнул Голову:
- Смотри, Серега, бутылка вылетела. Давай-ка залезай, глянь в окно.
Голов подтянулся, встал на подоконник, осторожно заглянул в окно:
- Михалыч, вижу!
Романов доложил руководству. Поступила команда: когда Ивон с ребятами
оторвутся, ранить Власенко.
Но оторваться не так просто. Теперь уже по всему было видно:
террорист сам не сдастся. Однако стихи и душевная беседа, видимо,
несколько успокоили Власенко.
- Ладно, - сказал он, - вы мне понравились, ребята. Я не буду вас
взрывать.
Как говорят, и на том спасибо. Сотрудники группы "А" едва успели
сбежать вниз, как прозвучали выстрелы, а следом за ними взрыв. Раненый
террорист выдернул чеку.
Сработала часть заряда, и все-таки взрыв был сильным, вынесло оконную
раму и металлическую решетку в окне.
Когда сотрудники во главе с Ивоном вновь вбежали в кабинет, Власенко
без чувств лежал на полу. Рядом горел диван. Они пытались сбить пламя.
Кто-то из американцев услужливо сунул в руки Картофельникова огнетушитель.
Михаил ожидал увидеть мощную струю пены, но огнетушитель лишь зашипел и на
издыхании выплеснул пар. "Вот так Америка, - удивился он тогда, - совсем
как у нас".
Впрочем, через несколько минут все было кончено. Власенко отправлен в
больницу на "скорой помощи". По дороге он скончался.
На следующий день Михаил Картофельников прочитал заметку в
"Известиях". Неизвестный автор Н. Волгин писал: "Кто же этот человек,
поначалу столь любезно принятый в американском посольстве? Это некий
Власенко К. М, не имеющий уже в течение длительного времени никаких
определенных занятий.
И вот с такими людьми якшаются представители американского
посольства, неразборчивые и, прямо скажем, безответственные в своих
связях".
Михаил вспомнил стихи Шиллера на гулкой лестничной клетке. Глаза
террориста. Побелевший палец на кольце взрывного устройства.
Действительно, кто он, этот человек?
В октябре 1979 года группа "А" скромно отметила свое пятилетие. Она
участвовала в различных мероприятиях, привлекалась к оперативной
деятельности, но каких-либо "громких" дел на ее счету до сих пор не было.
Разве что сопровождение в Цюрих Буковского да освобождение посольства США
от Власенко. Но как-то не поворачивался язык назвать такие операции
настоящей боевой работой.
Пять лет для создания антитеррористической группы - много это или
мало? Достигла ли профессиональной зрелости группа "А"? Вопрос, который
беспокоил и руководство Комитета госбезопасности, да и командование самой
группы. И никто не мог ответить на него.
Полковник Чарльз Беквит считал, что для создания "Дельты" понадобится
два года. После неудачной операции западногерманской ГСГ-9 на
Олимпиаде-72, через пять лет, в Могадишо, при штурме самолета,
захваченного террористами те оказались нейтрализованными, причем без
единой жертвы среди заложников. И это были те же "коммандос", но на их
тренировку ушло пять лет.
Ровно столько же времени на подготовку отвела судьба и группе "А".
Теперь, как казалось, самое время заняться воздушным терроризмом, который
к концу 70-х годов прочно "прописался" на наших авиалиниях. Захваты
самолетов кончались, как правило, перестрелками, жертвами среди заложников
и пассажиров. Становился очевидным разрыв между растущей
профессионализацией террористов и дилетантизмом милиции и сотрудников КГБ,
которые занимались освобождением захваченных от случая к случаю, как
говорится, "когда грянет гром".
В 1978 году было совершено шесть попыток угона самолетов, в основном,
из южных аэропортов страны.
Террорист Афонин потребовал от экипажа изменить курс на Швецию.
Получив отказ, одиннадцать раз выстрелил в дверь кабины и в переборки
самолета. После посадки в Пярну его задержали.
Через час после взлета Ан-24 из Грозного пассажир Махаев из пистолета
ранил в ногу бортмеханика Рядченко и после посадки в Махачкале
застрелился.
В 1979 году учащийся Вяншас, угрожая взрывом, пытался угнать Як-40 из
Симферополя в Турцию.
При попытках угона из Новокузнецка и Анадыря застрелены двое
преступников.
Однако в 1979 году руководство страны вряд ли занимали проблемы
борьбы с воздушным терроризмом. Внимание КГБ было приковано к южным
границам. Впервые за многие десятилетия беспокоило "мягкое подбрюшье
Союза". Все чаще и чаще в секретных депешах дипломатов, в докладах
резидентов КГБ и ГРУ, в Генеральном штабе и, наконец, на Политбюро звучало
прежде не очень знакомое слово "Афганистан".
Пройдет совсем немного времени и наступит поистине трагический месяц
в жизни двух народов - декабрь 1979-го.
В последние дни этого месяца "Правда" опубликует "Обращение
правительства Афганистана".
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76