Помню, его поздравить пришел весь
Ревсовет: Бабрак, Анахита, Нур, Глябзой... А когда Анахита возвратилась из
долгой зарубежной поездки, на аэродром от всех нас поехал встречать ее
Изотов. Он привез огромный букет роз, но подойти не решался: там, впереди,
стояли руководители государства, посол Табеев. Словом, официальная
церемония. И вдруг Анахита видит его в толпе, отталкивает Табеева и с
криком: "Юра!" - бросается к Изотову.
На следующий день нас вызвал к себе и "пропесочил" генерал Иванов: вы
что там себе позволяете?..
Думаю, если бы мы были просто наемными охранниками, к нам не
относились бы с такой теплотой и уважением.
А потом ведь не надо забывать, что группа улетала на неделю, из этого
расчета взяли и пищу, и одежду, в Союзе остались неотложные дела.
Головатов учился в институте физкультуры, у него "горели" госэкзамены, у
другого - учеба в школе КГБ, у третьего еще что-то. У всех на Родине
остались семьи, дети. Да и к тому же мы не "девятка", не специалисты по
охране руководителей, потому просили нас заменить. По этому поводу я
звонил генералу Бесчастнову, написал рапорт. Нам несколько раз назначали
отъезд, но всякий раз откладывали по просьбе Бабрака.
Последний срок был в феврале. Мы, что называется, упаковали чемоданы,
собрали сувениры, попрощались, но вновь обострилась обстановка и Кармаль
наотрез отказался нас отпустить. Сказали так: остаетесь до мая. Но, увы,
прошел май - а мы по-прежнему несли свою нелегкую службу.
В последний день июня в нашу честь устроили прощальный банкет, на
котором присутствовали посол Табеев, генерал Иванов, нас одиннадцать
человек и почти все высшее афганское руководство. А 1 июля мы покинули
Кабул. Юрий ИЗОТОВ:
- Каждый из одиннадцати наших ребят был готов закрыть собой Бабрака.
Скажу о себе: я всегда находился в таком месте, откуда смог бы в считанные
секундыуспеть добраться до Бабрака и заслонить его. В подобных ситуациях
оружием пользоваться сложно и поэтому главное - постоянно держать
кратчайшее расстояние между собой и им. Думаю, мне это удавалось.
Как-то Бабрак присутствовал на партийном собрании в театре. Нас
предупредили накануне: готовится террористический акт. Представляете наше
состояние. Мы, конечно, подняли на ноги национальную гвардию, сами сели в
зале, чтобы контролировать ситуацию.
Начинается собрание. Бабрак выходит к трибуне и в зале неожиданно
гаснет свет. Следующее действие, которое я ожидал, - взрыв гранаты. Этого,
к счастью, не произошло. Но тем не менее пришлось его окружить, закрыв
собой, увести за кулисы.
Были, конечно, и другие острые моменты. На параде, посвященном
празднику революции, на противоположной от трибуны стороне улицы, на крыше
дома, вдруг появляются вооруженные люди. Мы придвигаемся к Бабраку. Нервы
напряжены до предела.
Оказывается, национальные гвардейцы проявили инициативу. Вот только
их командир забыл об этом нас предупредить.
А вообще новая национальная гвардия, которую набрали из партийных
активистов, была очень слабо подготовлена. Кармаль как-то даже просил
меня, чтобы я научил их чему-то, провел занятия. Бабрак доверял нам
больше, чем любому афганцу. Вот такие полярные мнения. Где истина? Не
берусь судить. Констатирую только факты, а уж читатель пусть сам сделает
выводы.
...С возвращением подразделения Шергина, казалось бы, афганская
эпопея для группы "А" завершилась. Тем более, дома своих дел оказалось
невпроворот - открывалась Московская Олимпиада. Еще свеж был в памяти
Мюнхен, захват и зверский расстрел палестинскими террористами израильской
борцовской команды. Ничего подобного Советский Союз допустить не мог. И
потому уже на следующий день после прилета группу Шергина вызвал к себе
начальник Управления генерал Бесчастнов. Он поблагодарил за службу, а
потом сказал:
- Сынки, денек отдохните, а 4 июля все на обеспечение безопасности
Олимпиады.
Семь месяцев находились они вдали от дома, от семьи. Один день - с
семьей, и вновь в казарму. Иного было не дано. Группа антитеррора снова
шла в бой.
Романов сидел, как оглушенный. Анонимка. Грязная анонимка. Генерал
Бесчастнов зачитывал отрывки. Боже мой, в чем только его не обвиняли! В
мародерстве, в воровстве, в том, что Карпухин и Берлев грабили убитых, а
деньгами делились с ним. Ну а он их, конечно же, прикрывал.
- Вот такие пироги, - грустно сказал Бесчастнов, укладывая анонимку в
конверт.
Если бы увидел сейчас Романова его друг, боксер Глеб Толстиков, он
безошибочно определил бы: "Нокдаун, поплыл Миша".
Михаил пытался прийти в себя. Как же так, он всегда держал удар.
Жизнь не раз била жестоко, больно. Но тут совсем иное: удар бандитский,
из-за угла... А ведь было предчувствие. Было, черт возьми. Многое
переменилось в жизни после афганской командировки.
В группе появились люди, которых связывала война, боевое дело, смерть
товарищей. Ну и что? Они разве требуют для себя каких-то поблажек, особого
отношения, льгот? Нет, и быть того не может. На учениях, занятиях всегда
впереди, дисциплина отменная, ну а то, что недовольны придирками, так кто
ж станет рукоплескать странному требованию вернуть спорткостюмы,
изодранные в бою и промокшие от крови. В Кабуле они и бросили эти
злосчастные костюмы. До того ли было. Оказалось - казенное имущество, хоть
назад за ними в Кабул беги.
Но дело, конечно, не в придирках. Все значительно серьезней. Кто-то
не может смириться с мыслью, что Миша Романов, всегонавсего майор, и вдруг
Герой Советского Союза. Ну, взяли они этот дворец, взяли... А что было
потом?
Вот потом и начинается самое интересное - оказывается, стали
обшаривать мертвых, грабить, мародерствовать. Под шумок, так сказать. И
Романов, как командир, потакал, закрывал глаза. Значит, и у самого рыльце
в пуху. Какой же он после этого герой? Да его не награждать, а судить
надо.
"Судить, - усмехнулся про себя Михаил мелькнувшей безумной мысли, -
это, пожалуй, самый лучший выход. Костью в горле стал Романов".
- Михаил, ты особо гриву не опускай, - сказал Бесчастнов. - Не верю я
тут ни одному слову.
И Алексей Дмитриевич постучал для убедительности по конверту. Романов
горько покачал головой.
- Андропов тоже не верит, - продолжал генерал. - Приказал найти
анонимщика. Назначены следователи. Будешь идти от меня, зайди к ним.
Михаил Михайлович покинул кабинет Бесчастнова. На белый свет глядеть
не хотелось. Уехать бы куда-нибудь в тайгу, в пустыню. Кто же это мог?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76
Ревсовет: Бабрак, Анахита, Нур, Глябзой... А когда Анахита возвратилась из
долгой зарубежной поездки, на аэродром от всех нас поехал встречать ее
Изотов. Он привез огромный букет роз, но подойти не решался: там, впереди,
стояли руководители государства, посол Табеев. Словом, официальная
церемония. И вдруг Анахита видит его в толпе, отталкивает Табеева и с
криком: "Юра!" - бросается к Изотову.
На следующий день нас вызвал к себе и "пропесочил" генерал Иванов: вы
что там себе позволяете?..
Думаю, если бы мы были просто наемными охранниками, к нам не
относились бы с такой теплотой и уважением.
А потом ведь не надо забывать, что группа улетала на неделю, из этого
расчета взяли и пищу, и одежду, в Союзе остались неотложные дела.
Головатов учился в институте физкультуры, у него "горели" госэкзамены, у
другого - учеба в школе КГБ, у третьего еще что-то. У всех на Родине
остались семьи, дети. Да и к тому же мы не "девятка", не специалисты по
охране руководителей, потому просили нас заменить. По этому поводу я
звонил генералу Бесчастнову, написал рапорт. Нам несколько раз назначали
отъезд, но всякий раз откладывали по просьбе Бабрака.
Последний срок был в феврале. Мы, что называется, упаковали чемоданы,
собрали сувениры, попрощались, но вновь обострилась обстановка и Кармаль
наотрез отказался нас отпустить. Сказали так: остаетесь до мая. Но, увы,
прошел май - а мы по-прежнему несли свою нелегкую службу.
В последний день июня в нашу честь устроили прощальный банкет, на
котором присутствовали посол Табеев, генерал Иванов, нас одиннадцать
человек и почти все высшее афганское руководство. А 1 июля мы покинули
Кабул. Юрий ИЗОТОВ:
- Каждый из одиннадцати наших ребят был готов закрыть собой Бабрака.
Скажу о себе: я всегда находился в таком месте, откуда смог бы в считанные
секундыуспеть добраться до Бабрака и заслонить его. В подобных ситуациях
оружием пользоваться сложно и поэтому главное - постоянно держать
кратчайшее расстояние между собой и им. Думаю, мне это удавалось.
Как-то Бабрак присутствовал на партийном собрании в театре. Нас
предупредили накануне: готовится террористический акт. Представляете наше
состояние. Мы, конечно, подняли на ноги национальную гвардию, сами сели в
зале, чтобы контролировать ситуацию.
Начинается собрание. Бабрак выходит к трибуне и в зале неожиданно
гаснет свет. Следующее действие, которое я ожидал, - взрыв гранаты. Этого,
к счастью, не произошло. Но тем не менее пришлось его окружить, закрыв
собой, увести за кулисы.
Были, конечно, и другие острые моменты. На параде, посвященном
празднику революции, на противоположной от трибуны стороне улицы, на крыше
дома, вдруг появляются вооруженные люди. Мы придвигаемся к Бабраку. Нервы
напряжены до предела.
Оказывается, национальные гвардейцы проявили инициативу. Вот только
их командир забыл об этом нас предупредить.
А вообще новая национальная гвардия, которую набрали из партийных
активистов, была очень слабо подготовлена. Кармаль как-то даже просил
меня, чтобы я научил их чему-то, провел занятия. Бабрак доверял нам
больше, чем любому афганцу. Вот такие полярные мнения. Где истина? Не
берусь судить. Констатирую только факты, а уж читатель пусть сам сделает
выводы.
...С возвращением подразделения Шергина, казалось бы, афганская
эпопея для группы "А" завершилась. Тем более, дома своих дел оказалось
невпроворот - открывалась Московская Олимпиада. Еще свеж был в памяти
Мюнхен, захват и зверский расстрел палестинскими террористами израильской
борцовской команды. Ничего подобного Советский Союз допустить не мог. И
потому уже на следующий день после прилета группу Шергина вызвал к себе
начальник Управления генерал Бесчастнов. Он поблагодарил за службу, а
потом сказал:
- Сынки, денек отдохните, а 4 июля все на обеспечение безопасности
Олимпиады.
Семь месяцев находились они вдали от дома, от семьи. Один день - с
семьей, и вновь в казарму. Иного было не дано. Группа антитеррора снова
шла в бой.
Романов сидел, как оглушенный. Анонимка. Грязная анонимка. Генерал
Бесчастнов зачитывал отрывки. Боже мой, в чем только его не обвиняли! В
мародерстве, в воровстве, в том, что Карпухин и Берлев грабили убитых, а
деньгами делились с ним. Ну а он их, конечно же, прикрывал.
- Вот такие пироги, - грустно сказал Бесчастнов, укладывая анонимку в
конверт.
Если бы увидел сейчас Романова его друг, боксер Глеб Толстиков, он
безошибочно определил бы: "Нокдаун, поплыл Миша".
Михаил пытался прийти в себя. Как же так, он всегда держал удар.
Жизнь не раз била жестоко, больно. Но тут совсем иное: удар бандитский,
из-за угла... А ведь было предчувствие. Было, черт возьми. Многое
переменилось в жизни после афганской командировки.
В группе появились люди, которых связывала война, боевое дело, смерть
товарищей. Ну и что? Они разве требуют для себя каких-то поблажек, особого
отношения, льгот? Нет, и быть того не может. На учениях, занятиях всегда
впереди, дисциплина отменная, ну а то, что недовольны придирками, так кто
ж станет рукоплескать странному требованию вернуть спорткостюмы,
изодранные в бою и промокшие от крови. В Кабуле они и бросили эти
злосчастные костюмы. До того ли было. Оказалось - казенное имущество, хоть
назад за ними в Кабул беги.
Но дело, конечно, не в придирках. Все значительно серьезней. Кто-то
не может смириться с мыслью, что Миша Романов, всегонавсего майор, и вдруг
Герой Советского Союза. Ну, взяли они этот дворец, взяли... А что было
потом?
Вот потом и начинается самое интересное - оказывается, стали
обшаривать мертвых, грабить, мародерствовать. Под шумок, так сказать. И
Романов, как командир, потакал, закрывал глаза. Значит, и у самого рыльце
в пуху. Какой же он после этого герой? Да его не награждать, а судить
надо.
"Судить, - усмехнулся про себя Михаил мелькнувшей безумной мысли, -
это, пожалуй, самый лучший выход. Костью в горле стал Романов".
- Михаил, ты особо гриву не опускай, - сказал Бесчастнов. - Не верю я
тут ни одному слову.
И Алексей Дмитриевич постучал для убедительности по конверту. Романов
горько покачал головой.
- Андропов тоже не верит, - продолжал генерал. - Приказал найти
анонимщика. Назначены следователи. Будешь идти от меня, зайди к ним.
Михаил Михайлович покинул кабинет Бесчастнова. На белый свет глядеть
не хотелось. Уехать бы куда-нибудь в тайгу, в пустыню. Кто же это мог?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76