Был ранен. Награжден орденом Боевого Красного Знамени.
Теперь, почти полтора десятка лет спустя, нет-нет да и возникнет спор
в кругу людей, знавших Григория Ивановича, - а мог ли он не поехать ?
Все-таки ему к тому времени было уже немало годков - пятьдесят семь, мог
бы и не ходить под пули. Все, кто поднимался с ним в атаку на штурм дворца
Амина по возрасту приходились в сыновья, а кое-кто и во внуки годился.
Нет, он не мог не пойти. И не только потому, что так хотело
начальство, только так и мог поступить фронтовик, педагог, полковник КГБ
Григорий Бояринов.
Помните, как плакал у него в кабинете отстраненный от поездки в
Афганистан офицер? Из сегодняшних будней нам странными могут показаться
слезы. Но так было. Считалось позором, когда сотрудника КГБ отстраняли от
выполнения спецзадания.
Мог ли Бояринов отстранить себя сам? Смешно даже подумать. ...В 10
утра собралась кафедра. Бояринов передал общее руководство своему
заместителю Владимиру Михайловичу Санькову. Накрыли стол, налили по сто
грамм, выпили - и в Чкаловское, к самолету.
Бояринов уехал, а преподаватели его кафедры - Набоков, Васюков,
Болотов остались, стояли, курили. Набоков и Болотов иногда перебрасывались
словом-другим, а Васюков угрюмо молчал. Потом взглянул на них, щурясь от
дыма.
- Что-то не понравился мне сегодня Гриша.
Набоков поймал себя на мысли, что согласен с Васюковым. Какая-то тень
лежала на лице Бояринова. Мог ли он знать тогда, что это тень смерти...
Утром 23 декабря генерал Бесчастнов ехал в расположение группы "А".
Шуршала быстрыми шинами "Волга". У светофоров теснились автомобили.
Переход заполнен людьми - москвичи спешили на работу.
Генерал прикрыл веки. Ломило в висках, сказывалась бессонная ночь.
Мысли, мысли, мысли... Может, он не все знал. Скорее всего. Но даже той
информации, которой владел, было достаточно, чтобы понять: на южных
границах всерьез запахло порохом. Впервые за долгие, долгие годы.
Руководство мог волновать Китай, Пакистан, Иран. Что угодно, только
не Афганистан. Эта азиатская страна десятилетиями не вызывала опасений.
Так привыкли думать политики, дипломаты, Генеральный штаб. Да и его,
Алексея Дмитриевича, ведомство - тоже. В общем, никакой головной боли. Так
было при шахе, при Дауде, и даже еще раньше, когда Эмманула-хан чуть не в
друзьях с Лениным ходил.
А теперь вот Амин. Еще полгода назад он клялся в верности и любви
Тараки. Как это он говорил? "Я могу потерять Афганистан, но никогда не
соглашусь с потерей моего любимого учителя и вождя". А любимый вождь
отвечал ученику: "Я и Хафизулла Амин близки, как ногти и пальцы".
И после этого люди Амина зверски задушили Тараки. Одно слово -
восток. После убийства Тараки КГБ перехватил американскую шифровку.
Бесчастнов прочел слова телеграммы: "Советы не в восторге, но осознают,
что сейчас им ничего не остается, как поддерживать амбициозного и
жестокого Амина".
Интересные ребята в ЦРУ. Амин живьем сбрасывает в ямы с хлорной
известью сторонников Тараки. Рассеивает, как пепел по ветру тысячи людей.
Просто так - загружает самолет и над Гиндукушем раскрывает рампу. Это у
него называется - "десант".
А Советам, значит, ничего не остается, как целовать Амина в заднее
место. И ждать. Чего собственно? Пока новоявленный азиатский фюрер
передушит полстраны, как он задушил своего дорогого учителя, или отдастся
за доллары американцам и те появятся у наших южных рубежей?
"Н-да, - подумал генерал, - замечательная перспектива".
Нуикрутойзавязалсяузелок. А развязывать, значит, его ребятам. Только вот
развязывать ли, скорее всего - разрубать мечом. Лес рубят - щепки летят.
Кабы только щепки... У машины его встречали заместители начальника группы
- майоры Ивон и Романов. Зайцев в госпитале. Ивон тоже не боец; на
десантной подготовке повредил ногу, едва ходит. Значит, Романов.
Признаться, он был рад, что жизнь сделала такой выбор. Михаил Михайлович в
группе с первых дней, сам ее формировал, подбирал людей. Офицеры ему
верят. И жена поймет, она тоже служит в комитете.
- Ну что, Романов, - вздохнул генерал, словно взваливая на себя воз,
- пришло время тяжких трудов.
Знал ли он, начальник управления, на что посылал людей? Тогда
казалось: знал. Теперь, по прошествии лет, ясно, что он только догадывался
о тяжких трудах. Эту догадку и тревогу, связанную с ней, пытался передать
майору. Ему, Михаилу Романову, первому командиру страшной девятилетней
войны, а через него и первым бойцам - первым инвалидам, первым героям.
Именно они откроют скорбный список погибших в Афганистане, и несчастные
жены, падая на крышки гробов, не в силах будут понять, во имя чего отдали
жизни их мужья.
Во имя Родины, скажут им. Так почему ж тогда Родина спешно зароет
тела погибших, не разрешив даже на гранитной плите выбить слова о месте их
гибели, почему назначит мизерную пенсию и забудет на десятилетие?.. Что с
тобой, Родина, если не дорожишь ты своими сыновьями?..
Их не забудут друзья. Они и утешат, помогут, поддержат. Но все это
будет потом. А пока "Михалыч", как его звали в группе, стоял перед
начальством.
- Понимаешь, - выдавил улыбку генерал, - командир сказал, только ты
сможешь выполнить задачу. Собирай людей. Поскольку дело государственной
важности, едут добровольцы, малосемейные, хорошо, если и вовсе неженатые.
Бесчастнов умолк, долго и как-то грустно, по-отцовски глядел на
майора.
- Лучшие из лучших, - продолжал он, - бойцы нужны, Романов. Там не
только вы, но и в вас стрелять будут. Понял меня?
- Так точно, товарищ генерал, - ответил четко, как положено по
уставу, майор.
Но ответ этот как-то не понравился Алексею Дмитриевичу. Сухостью, что
ли, своей, бесцветием. Ну да Бог с ним, с ответом, время готовить людей -
экипировку, оружие, боеприпасы. Достаточно одного слова генерала и все
закрутилось бы, завертелось и через часдругой группа "А" была бы готова к
бою. Такого приказа ждал Романов. Но Бесчастнов сказал совсем другое:
- Часа через два-три отпусти ребят к семьям. Легенда такая: уезжают
на учения. Кто в Ярославль, кто в Балашиху. Вопросы есть?
- Оружие, товарищ генерал? - начал Романов. Генерал остановил его
взмахом руки.
- Оружие и боеприпасы по максимуму.
Ивон и Романов собрали группу. Сказали, что велел генерал. Не забыли
добавить главное: стрелять будут и в нас.
Сообщение восприняли спокойно. Будут стрелять - ну что ж, для этого
они в конце концов и готовились столько лет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76
Теперь, почти полтора десятка лет спустя, нет-нет да и возникнет спор
в кругу людей, знавших Григория Ивановича, - а мог ли он не поехать ?
Все-таки ему к тому времени было уже немало годков - пятьдесят семь, мог
бы и не ходить под пули. Все, кто поднимался с ним в атаку на штурм дворца
Амина по возрасту приходились в сыновья, а кое-кто и во внуки годился.
Нет, он не мог не пойти. И не только потому, что так хотело
начальство, только так и мог поступить фронтовик, педагог, полковник КГБ
Григорий Бояринов.
Помните, как плакал у него в кабинете отстраненный от поездки в
Афганистан офицер? Из сегодняшних будней нам странными могут показаться
слезы. Но так было. Считалось позором, когда сотрудника КГБ отстраняли от
выполнения спецзадания.
Мог ли Бояринов отстранить себя сам? Смешно даже подумать. ...В 10
утра собралась кафедра. Бояринов передал общее руководство своему
заместителю Владимиру Михайловичу Санькову. Накрыли стол, налили по сто
грамм, выпили - и в Чкаловское, к самолету.
Бояринов уехал, а преподаватели его кафедры - Набоков, Васюков,
Болотов остались, стояли, курили. Набоков и Болотов иногда перебрасывались
словом-другим, а Васюков угрюмо молчал. Потом взглянул на них, щурясь от
дыма.
- Что-то не понравился мне сегодня Гриша.
Набоков поймал себя на мысли, что согласен с Васюковым. Какая-то тень
лежала на лице Бояринова. Мог ли он знать тогда, что это тень смерти...
Утром 23 декабря генерал Бесчастнов ехал в расположение группы "А".
Шуршала быстрыми шинами "Волга". У светофоров теснились автомобили.
Переход заполнен людьми - москвичи спешили на работу.
Генерал прикрыл веки. Ломило в висках, сказывалась бессонная ночь.
Мысли, мысли, мысли... Может, он не все знал. Скорее всего. Но даже той
информации, которой владел, было достаточно, чтобы понять: на южных
границах всерьез запахло порохом. Впервые за долгие, долгие годы.
Руководство мог волновать Китай, Пакистан, Иран. Что угодно, только
не Афганистан. Эта азиатская страна десятилетиями не вызывала опасений.
Так привыкли думать политики, дипломаты, Генеральный штаб. Да и его,
Алексея Дмитриевича, ведомство - тоже. В общем, никакой головной боли. Так
было при шахе, при Дауде, и даже еще раньше, когда Эмманула-хан чуть не в
друзьях с Лениным ходил.
А теперь вот Амин. Еще полгода назад он клялся в верности и любви
Тараки. Как это он говорил? "Я могу потерять Афганистан, но никогда не
соглашусь с потерей моего любимого учителя и вождя". А любимый вождь
отвечал ученику: "Я и Хафизулла Амин близки, как ногти и пальцы".
И после этого люди Амина зверски задушили Тараки. Одно слово -
восток. После убийства Тараки КГБ перехватил американскую шифровку.
Бесчастнов прочел слова телеграммы: "Советы не в восторге, но осознают,
что сейчас им ничего не остается, как поддерживать амбициозного и
жестокого Амина".
Интересные ребята в ЦРУ. Амин живьем сбрасывает в ямы с хлорной
известью сторонников Тараки. Рассеивает, как пепел по ветру тысячи людей.
Просто так - загружает самолет и над Гиндукушем раскрывает рампу. Это у
него называется - "десант".
А Советам, значит, ничего не остается, как целовать Амина в заднее
место. И ждать. Чего собственно? Пока новоявленный азиатский фюрер
передушит полстраны, как он задушил своего дорогого учителя, или отдастся
за доллары американцам и те появятся у наших южных рубежей?
"Н-да, - подумал генерал, - замечательная перспектива".
Нуикрутойзавязалсяузелок. А развязывать, значит, его ребятам. Только вот
развязывать ли, скорее всего - разрубать мечом. Лес рубят - щепки летят.
Кабы только щепки... У машины его встречали заместители начальника группы
- майоры Ивон и Романов. Зайцев в госпитале. Ивон тоже не боец; на
десантной подготовке повредил ногу, едва ходит. Значит, Романов.
Признаться, он был рад, что жизнь сделала такой выбор. Михаил Михайлович в
группе с первых дней, сам ее формировал, подбирал людей. Офицеры ему
верят. И жена поймет, она тоже служит в комитете.
- Ну что, Романов, - вздохнул генерал, словно взваливая на себя воз,
- пришло время тяжких трудов.
Знал ли он, начальник управления, на что посылал людей? Тогда
казалось: знал. Теперь, по прошествии лет, ясно, что он только догадывался
о тяжких трудах. Эту догадку и тревогу, связанную с ней, пытался передать
майору. Ему, Михаилу Романову, первому командиру страшной девятилетней
войны, а через него и первым бойцам - первым инвалидам, первым героям.
Именно они откроют скорбный список погибших в Афганистане, и несчастные
жены, падая на крышки гробов, не в силах будут понять, во имя чего отдали
жизни их мужья.
Во имя Родины, скажут им. Так почему ж тогда Родина спешно зароет
тела погибших, не разрешив даже на гранитной плите выбить слова о месте их
гибели, почему назначит мизерную пенсию и забудет на десятилетие?.. Что с
тобой, Родина, если не дорожишь ты своими сыновьями?..
Их не забудут друзья. Они и утешат, помогут, поддержат. Но все это
будет потом. А пока "Михалыч", как его звали в группе, стоял перед
начальством.
- Понимаешь, - выдавил улыбку генерал, - командир сказал, только ты
сможешь выполнить задачу. Собирай людей. Поскольку дело государственной
важности, едут добровольцы, малосемейные, хорошо, если и вовсе неженатые.
Бесчастнов умолк, долго и как-то грустно, по-отцовски глядел на
майора.
- Лучшие из лучших, - продолжал он, - бойцы нужны, Романов. Там не
только вы, но и в вас стрелять будут. Понял меня?
- Так точно, товарищ генерал, - ответил четко, как положено по
уставу, майор.
Но ответ этот как-то не понравился Алексею Дмитриевичу. Сухостью, что
ли, своей, бесцветием. Ну да Бог с ним, с ответом, время готовить людей -
экипировку, оружие, боеприпасы. Достаточно одного слова генерала и все
закрутилось бы, завертелось и через часдругой группа "А" была бы готова к
бою. Такого приказа ждал Романов. Но Бесчастнов сказал совсем другое:
- Часа через два-три отпусти ребят к семьям. Легенда такая: уезжают
на учения. Кто в Ярославль, кто в Балашиху. Вопросы есть?
- Оружие, товарищ генерал? - начал Романов. Генерал остановил его
взмахом руки.
- Оружие и боеприпасы по максимуму.
Ивон и Романов собрали группу. Сказали, что велел генерал. Не забыли
добавить главное: стрелять будут и в нас.
Сообщение восприняли спокойно. Будут стрелять - ну что ж, для этого
они в конце концов и готовились столько лет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76