Ивериели выбежал за дверь и спрятался за холодильник. Началась
перестрелка. Мы вдвоем с Гасояном стреляли, а у них, пожалуй, стволов пять
было.
У нас патроны уже кончаются, и я думаю: "Надо закрыть дверь". Но как?
В проходе лежит Шабартян, на нем Табидзе - то ли убитый, то ли раненый.
Говорю Гасояну: "Оттащи их от двери, я тебя прикрою." В это время
Валя Крутикова очнулась, приподняла голову. Они ее тоже у дверей оглушили.
Гасоян говорит ей: "Валя, помоги их оттащить".
Крутикова полулежа, полусидя вцепилась в Табидзе и оттащила его к
кухне. Шабартян был еще жив, попытался сам заползти в кабину, Гасоян помог
ему.
Я продолжал стрелять, чтобы прикрыть их, а Габараев вел самолет.
С. ГАБАРАЕВ:
- Во время перестрелки я управлял самолетом. Ахматгер крикнул мне:
"Переходи на ручное управление, создавай перегрузки!" Я так и сделал:
резко бросал машину по курсу и по высоте, чтобы сбить с ног преступников.
Над Гори командир израсходовал последний патрон. У Гасояна патроны
кончились еще раньше. Он взял мой пистолет и опять вел огонь. Мне
показалось, что стрельба продолжалась вечность, а прошло, наверное, не
больше пяти минут.
Валя захлопнула двери кабины, а сама осталась в салоне с бандитами.
В. ГАСОЯН:
- Шабартян пришел в себя, кричит: "Володя, посмотри, у меня глаз
вытек или нет?" Глянул на него и содрогнулся: все лицо в крови, во лбу
пулевое отверстие, в горле рана - из нее кровь так и хлещет. Я достал
платок, прижал его к ране на горле. Платок сразу пропитался кровью.
Туг опять началась стрельба. Бандиты стреляли в дверь, хотели сбить
замок.
Что делалось в салоне, не знаю. Думали: раз так жестоко с экипажем
обошлись - ни слова не говоря, застрелили Чедия и тяжело ранили Шабартяна,
то и в салоне всех перестреляли.
Шабартян кричит: "Не могу, ребята, спасите! Не хочу умирать!" Достал
документы, деньги, командиру протягивает, просит: "Передай жене". Господи,
о чем говорит! Чувствовал, что умирает.
Командир его успокаивал, как мог, держись, мол, Завен, сейчас сядем,
тебе окажут помощь.
При Гамсахурдиа находились некоторые, спрашивали: зачем я стрелял в
людей? Посмотрели бы они в ту минуту на Шабартяна. До конца дней не забыть
мне его лицо.
А. ГАРДАПХАДЗЕ:
- Когда захлопнули дверь, я надел наушники, вышел на связь, передал,
что на нас совершено бандитское нападение: убит бортинженер, ранен
Шабартян. Потом включил сигнал бедствия.
Из Сухуми передали: "Садитесь к нам". Но я знал: в Сухуми
взлетно-посадочная полоса на ремонте, и пошел в Тбилиси. Вскоре, смотрю, у
нас на хвосте два военных истребителя, видимо, поднялись по нашему
сигналу. Доложил обстановку в Тбилиси: "Встречайте, приготовьтесь".
При снижении над Рустави первая бортпроводница Ира Химич по
внутренней связи просит: "Командир, летите в Турцию, они взорвут самолет!
Достали гранаты!" Я ей отвечаю: "Ирина, передай, что мы уже над Турцией.
Садиться будем в Турции".
Было пасмурно, дождь, туман, да и вечер уже наступил, время около
половины седьмого, думаю: "Грузия под нами или Турция - сейчас не
разберут".
В. ГАСОЯН:
- Я позже узнал, что они в салоне творили. Как только мы взлетели,
стали ходить туда-сюда, курить, пить шампанское. Наш штурман Плотко сделал
им замечание. Они его запомнили, а когда напали на бортпроводниц, подошли
к нему. Один несколько раз выстрелил в спину, другой - в грудь. Плотко
пытался закрыться рукой, у него потом из предплечья несколько пуль
извлекли.
Убили двух пассажиров - Соломония и Абовяна, над бортпроводницами,
как звери, измывались. Когда Валю Крутикову мертвую нашли, то волосы на
голове повыдергивали. Вся в крови, без волос, лежала. А Ире Химич голову
рукояткой пистолета пробили. Вот такие "борцы за свободу".
Когда мы уже садились, слышали крики бортпроводниц - бандиты
издевались над ними.
А. ГАРДАПХАДЗЕ:
- Сели. Нас поставили в самый конец зоны аэропорта, рядом со стоянкой
военно-транспортных самолетов. Вижу: с двух сторон самолета солдаты с
автоматами. Угонщики заставили открыть аварийный люк, а рядом с люком
сидел пассажир - молодой солдат. Он выпрыгнул в люк на крыло, с крыла на
землю. По нему из салона стреляли, и оцепление открыло огонь, думая, что
террорист убегает. Очередями и по самолету прошлись. Габараева в ногу
ранили. Я подключил аккумуляторы, кричу по радио: "Уберите этих дураков!"
А тут и связь пропала, при стрельбе повредили радиостанцию.
У Гасояна в штурманской кабине - убитый Чедия и раненый Шабартян. Я
приказал Гасояну покинуть самолет. Он вылез через форточку. Поворачиваюсь
к Габараеву - он к ноге склонился: "Командир, я ранен". "Давай, Станислав,
вылезай", - говорю. Тот тоже вылез.
В кабине остались я и Шабартян. У него лицо все в крови, глаз вытек,
кричит, просит: "Не могу, страшная боль, дайте лекарство." И двигаться уже
не мог.
Что творилось в салоне, не видел. Только через форточку слышал: они
одного пассажира вытолкнули к двери: "Говори наши требования". Парень
вырвался, выпрыгнул, ногу сломал.
Тогда у женщины взяли ребенка, толкнули ее к двери: "Говори наши
требования. Если выпрыгнешь, убьем ребенка". Она кричит: "Заправьте
самолет, отпустите их в Турцию, а то они убьют всех пассажиров и взорвут
самолет".
Заместитель начальника Управления гражданской авиации Грузии Кадзаная
подошел к двери, стал вести переговоры, а я в форточку крикнул женщине:
"Скажите им, что мы заправимся и полетим в Турцию". Я уже видел, сзади к
нам подходил автозаправщик. Понял: решили слить топливо.
18 ноября 1983 года. Москва, Расположение группы "А".
Виталий ДЕМИДКИН, сотрудник группы "А":
- Было около 18 часов, в тире шло занятие по стрельбе. Начальник
группы Геннадий Николаевич Зайцев зашел в тир, но тут же за ним прибежал
дежурный. Он что-то доложил Зайцеву, тот поднялся в свой кабинет, и вскоре
прозвучал сигнал боевой тревоги.
Мы быстро собрались, загрузились в автобус и по дороге в аэропорт нас
ввели в обстановку: в Тбилиси захвачен самолет. Террористы действуют с
особой жестокостью - убито несколько человек.
Уже в полете получили расстановку сил и средств, кто действует в
группе захвата, поддержки, наблюдения, какими парами работаем, с какой
стороны. Руководил операцией непосредственно на самолете Михаил Васильевич
Головатов.
Игорь ОРЕХОВ, сотрудник группы "А":
- Выезжая по тревоге, не знаешь, будешь ли в группе захвата или
поддержки. Когда сказали, что я вхожу в группу захвата, ощутил какое-то
двойственное чувство:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76