Тут
подошел Филимонов, с ним раненый в глаз Швачко.
И на первом этаже гремит бой. Его вели Карпухин, Берлев, Плюснин,
Гришин, Коломеец, Бояринов...
Министерство внутренних дел (Царандой)
Евгений ЧУДЕСНОВ:
- Мы стояли перед зданием Царандоя, до главного входа метров 15-20.
Но с верхних этажей огонь усиливался, летели гранаты, и потому решили не
испытывать судьбу. Прикрывая собой Нура, двинулись к входу, приходилось
отстреливаться из пулемета. Здесь я получил контузию. Из носа и ушей пошла
кровь, на некоторое время потерял ориентацию, а когда очнулся, вижу:
окружающие открывают рот, что-то говорят, но не слышу, что именно.
Хотя разбираться в своем состоянии, признаться, времени не было.
Ворвались в здание, определили Нура в один из кабинетов, дали ему охрану и
бросились помогать нашим ребятам.
А бой переместился уже на верхние этажи. Помню, услышал крик,
страшный такой, душераздирающий. Бегом туда. Оказывается, ранен в ноги
совсем молодой афганец, защитник министерства. Перевязал его, а только что
я бинтовал плечо нашему десантнику, такому же мальчишке. Он все рвался в
бой, пришлось даже прикрикнуть, назвать свое воинское звание, чтобы слегка
охладить пыл.
Дворец Дар-уль-аман
Виктор КАРПУХИН, Герой Советского Союза, "Гром":
- Мы попали под жесточайший обстрел гвардейцев. Заняли позиции и на
огонь ответили огнем. Так началось кровавое столкновение профессионалов.
Должен признаться, у нас не было должной психологической
устойчивости. Да и откуда она? Наверное, воевать можно научиться только на
войне, как бы это жестоко ни звучало. А мы привыкли видеть войну в кино.
"По-киношному" она и воспринималась.
Но все пришлось увидеть наяву. Вот падает твой товарищ, взрывом ему
отрывает руку, ногу, вот ранен сам, а надо действовать, расслабиться
нельзя ни на секунду. Убьют.
В первые минуты боевого соприкосновения было очень тяжело. Охрана
резиденции - сильная, высокообученная, отлично вооруженная. И главное,
почти в четыре раза превышающая нас в живой силе. По всем воинским наукам
силы обороняющихся во столько раз могут быть меньше, но никак не
наступающих. Иначе атака обречена. Выходит, опрокинули мы теорию. Помогли
нам мощный напор и, как ни странно, безысходность. Нас выручить уже никто
не мог, тыла никакого.
Ранены были практически все. Гвардейцы отчаянно защищали дворец, мы
отчаянно рвались вперед.
Сергей КУВЫЛИН:
- Остался я с одним пистолетом. А что с ним делать? Пополз к Зудину.
Он лежит без сознания, но как живой, будто спит. Потрогал его - не
шевелится. "Егорыч, - говорю, - если меня слышишь, вникай: вот тебе
пистолет, кладу в кобуру". Руку его поднял и на кобуру положил. Взял его
автомат, а сам думаю: лежать под огнем - все равно убьют. Приподнялся и
поскакал на одной ноге к центральному входу. Как доскакал, почти не помню.
Правда, когда в двери проскакивал, видел Емышева. У него рука была в
крови. Сидел, прижав ее к животу, бинты размотались, показалось, что он в
живот ранен и кишки вывалились.
Очнулся уже в вестибюле главного входа. Ребята потом говорили, что
видели меня убитым. Романов даже провел рукой по лицу и говорит: готов.
Карпухин рассказывал, что тоже через меня как через мертвого
перешагнул.
Ну а я очнулся - по полу ползаю. Сверху вестибюля круговая лестница
на второй этаж ведет. Оттуда гранаты бросают, из пулеметов так и сыплют. Я
отполз в сторонку, поднимаюсь, смотрю - справа коридор, наши ребята
выходят, у них белые повязки на рукавах. Не разглядели меня, что ли, или в
горячке боя, один очередь в мою сторону запустил и вслед гранату. Я смотрю
и думаю: ну вот, теперь конец. Упал за диванчик, шелком обтянутый. Не для
войны диванчик, от смерти не спасет. Рвануло. Чувствую, вроде живой.
Вскочил, заорал: "... Вашу мать!" Впрочем, дальше выяснять отношения
некогда: бой не ждет.
А тут Бояринов подбегает. У него на голове каска, а лицо кровь
заливает. Руки забинтованы, тоже в крови. Пистолет у него в руке. Говорит
мне: "Ну что, надо узел связи взрывать". "Наших-то нет никого, - отвечаю,
- я один остался". "Теперь нас двое, пошли вдвоем". Опираясь на автомат,
пошел. Хорошо, недалеко было, добрались.
Ну а там что? Как обычно: кабели, аппаратура. Шнуры повыдергивали,
телефоны разбили. Бояринов говорит: "Нет, Серега, так не пойдет, давай
гранатами забросаем". Покидали туда гранаты, дверь закрыли. Рвануло как
надо. И Бояринов побежал на второй этаж. Я остался перекрывать коридор.
Это было за несколько минут до гибели Бояринова.
Отдельный пост полка жандармерии Павел КЛИМОВ:
- Стемнело. Мы с "зенитовцем" вели бой в стороне от общей цепи
танкистов, пока к нам не прилетела граната. Видимо, кто-то подобрался на
дистанцию броска и из-за косогора запустил гранату. Помню взрыв и
состояние оцепенения, когда не знаешь: жив ты или мертв?
Граната разорвалась, наверное, в метре от наших ног. У соседа ранение
в горло, у меня осколки пошли в ноги, руки, в грудь, живот. Состояние было
тяжелое: голова гудит, ног-рук не чую. Сознание то уходило, то
возвращалось.
По плану операции с начала штурма к нам должны были подойти БТРы. Они
подошли, подбежали солдаты, спрашивают: "Что у вас?" А я как-то даже не
понял, что ранен. Отвечаю: "Сосед ранен, меня контузило". Но чувствую,
руки уже какие-то чужие, не работают. Говорю солдату: "Оружие мое возьми."
Он взял, все вертел бесшумный пистолет, удивленно разглядывал.
Потом подошел другой военный, возможно, офицер, тоже спросил, как
дела. Я ответил, мол, ничего. Но ребята теперь не поверили, стали
перевязывать, и тут я вновь потерял сознание.
Дорец Дар-уль-аман Валерий ЕМЫШЕВ:
- Не помню, сколько времени прошло, я уже был в БМП, когда солдат
открыл дверку и говорит: "Пойдемте, там медпункт открыли".
Поднял меня солдат под мышки, поковыляли. Медпункт открыли в одной из
угловых комнат дворца, там прислуга, кажется, жила, а поводырь перепутал
дорогу и потащил меня к центральному входу.
Зашли внутрь, темно, опять та же лестница, где Якушева убило.
Стрельба, гранаты бухают. "Э, парень, - говорю, - куда ты меня привел, я
уже здесь был".
Потащились назад, нашли медпункт. Наша женщина-врач сразу уложила
меня, поставила капельницу. Я выпил графин воды. Лежу под капельницей,
вроде чуточку полегчало. "Эх, закурить бы еще". Она говорит: "Подожди, еще
накуришься". Ну а после оказалось не до курева.
Смотрю, приносят Бояринова. Я его знал, поскольку в Высшей школе КГБ
учился. Койка моя рядом, повернул голову, смотрю, а Григория Ивановича не
узнать, все лицо в крови.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76
подошел Филимонов, с ним раненый в глаз Швачко.
И на первом этаже гремит бой. Его вели Карпухин, Берлев, Плюснин,
Гришин, Коломеец, Бояринов...
Министерство внутренних дел (Царандой)
Евгений ЧУДЕСНОВ:
- Мы стояли перед зданием Царандоя, до главного входа метров 15-20.
Но с верхних этажей огонь усиливался, летели гранаты, и потому решили не
испытывать судьбу. Прикрывая собой Нура, двинулись к входу, приходилось
отстреливаться из пулемета. Здесь я получил контузию. Из носа и ушей пошла
кровь, на некоторое время потерял ориентацию, а когда очнулся, вижу:
окружающие открывают рот, что-то говорят, но не слышу, что именно.
Хотя разбираться в своем состоянии, признаться, времени не было.
Ворвались в здание, определили Нура в один из кабинетов, дали ему охрану и
бросились помогать нашим ребятам.
А бой переместился уже на верхние этажи. Помню, услышал крик,
страшный такой, душераздирающий. Бегом туда. Оказывается, ранен в ноги
совсем молодой афганец, защитник министерства. Перевязал его, а только что
я бинтовал плечо нашему десантнику, такому же мальчишке. Он все рвался в
бой, пришлось даже прикрикнуть, назвать свое воинское звание, чтобы слегка
охладить пыл.
Дворец Дар-уль-аман
Виктор КАРПУХИН, Герой Советского Союза, "Гром":
- Мы попали под жесточайший обстрел гвардейцев. Заняли позиции и на
огонь ответили огнем. Так началось кровавое столкновение профессионалов.
Должен признаться, у нас не было должной психологической
устойчивости. Да и откуда она? Наверное, воевать можно научиться только на
войне, как бы это жестоко ни звучало. А мы привыкли видеть войну в кино.
"По-киношному" она и воспринималась.
Но все пришлось увидеть наяву. Вот падает твой товарищ, взрывом ему
отрывает руку, ногу, вот ранен сам, а надо действовать, расслабиться
нельзя ни на секунду. Убьют.
В первые минуты боевого соприкосновения было очень тяжело. Охрана
резиденции - сильная, высокообученная, отлично вооруженная. И главное,
почти в четыре раза превышающая нас в живой силе. По всем воинским наукам
силы обороняющихся во столько раз могут быть меньше, но никак не
наступающих. Иначе атака обречена. Выходит, опрокинули мы теорию. Помогли
нам мощный напор и, как ни странно, безысходность. Нас выручить уже никто
не мог, тыла никакого.
Ранены были практически все. Гвардейцы отчаянно защищали дворец, мы
отчаянно рвались вперед.
Сергей КУВЫЛИН:
- Остался я с одним пистолетом. А что с ним делать? Пополз к Зудину.
Он лежит без сознания, но как живой, будто спит. Потрогал его - не
шевелится. "Егорыч, - говорю, - если меня слышишь, вникай: вот тебе
пистолет, кладу в кобуру". Руку его поднял и на кобуру положил. Взял его
автомат, а сам думаю: лежать под огнем - все равно убьют. Приподнялся и
поскакал на одной ноге к центральному входу. Как доскакал, почти не помню.
Правда, когда в двери проскакивал, видел Емышева. У него рука была в
крови. Сидел, прижав ее к животу, бинты размотались, показалось, что он в
живот ранен и кишки вывалились.
Очнулся уже в вестибюле главного входа. Ребята потом говорили, что
видели меня убитым. Романов даже провел рукой по лицу и говорит: готов.
Карпухин рассказывал, что тоже через меня как через мертвого
перешагнул.
Ну а я очнулся - по полу ползаю. Сверху вестибюля круговая лестница
на второй этаж ведет. Оттуда гранаты бросают, из пулеметов так и сыплют. Я
отполз в сторонку, поднимаюсь, смотрю - справа коридор, наши ребята
выходят, у них белые повязки на рукавах. Не разглядели меня, что ли, или в
горячке боя, один очередь в мою сторону запустил и вслед гранату. Я смотрю
и думаю: ну вот, теперь конец. Упал за диванчик, шелком обтянутый. Не для
войны диванчик, от смерти не спасет. Рвануло. Чувствую, вроде живой.
Вскочил, заорал: "... Вашу мать!" Впрочем, дальше выяснять отношения
некогда: бой не ждет.
А тут Бояринов подбегает. У него на голове каска, а лицо кровь
заливает. Руки забинтованы, тоже в крови. Пистолет у него в руке. Говорит
мне: "Ну что, надо узел связи взрывать". "Наших-то нет никого, - отвечаю,
- я один остался". "Теперь нас двое, пошли вдвоем". Опираясь на автомат,
пошел. Хорошо, недалеко было, добрались.
Ну а там что? Как обычно: кабели, аппаратура. Шнуры повыдергивали,
телефоны разбили. Бояринов говорит: "Нет, Серега, так не пойдет, давай
гранатами забросаем". Покидали туда гранаты, дверь закрыли. Рвануло как
надо. И Бояринов побежал на второй этаж. Я остался перекрывать коридор.
Это было за несколько минут до гибели Бояринова.
Отдельный пост полка жандармерии Павел КЛИМОВ:
- Стемнело. Мы с "зенитовцем" вели бой в стороне от общей цепи
танкистов, пока к нам не прилетела граната. Видимо, кто-то подобрался на
дистанцию броска и из-за косогора запустил гранату. Помню взрыв и
состояние оцепенения, когда не знаешь: жив ты или мертв?
Граната разорвалась, наверное, в метре от наших ног. У соседа ранение
в горло, у меня осколки пошли в ноги, руки, в грудь, живот. Состояние было
тяжелое: голова гудит, ног-рук не чую. Сознание то уходило, то
возвращалось.
По плану операции с начала штурма к нам должны были подойти БТРы. Они
подошли, подбежали солдаты, спрашивают: "Что у вас?" А я как-то даже не
понял, что ранен. Отвечаю: "Сосед ранен, меня контузило". Но чувствую,
руки уже какие-то чужие, не работают. Говорю солдату: "Оружие мое возьми."
Он взял, все вертел бесшумный пистолет, удивленно разглядывал.
Потом подошел другой военный, возможно, офицер, тоже спросил, как
дела. Я ответил, мол, ничего. Но ребята теперь не поверили, стали
перевязывать, и тут я вновь потерял сознание.
Дорец Дар-уль-аман Валерий ЕМЫШЕВ:
- Не помню, сколько времени прошло, я уже был в БМП, когда солдат
открыл дверку и говорит: "Пойдемте, там медпункт открыли".
Поднял меня солдат под мышки, поковыляли. Медпункт открыли в одной из
угловых комнат дворца, там прислуга, кажется, жила, а поводырь перепутал
дорогу и потащил меня к центральному входу.
Зашли внутрь, темно, опять та же лестница, где Якушева убило.
Стрельба, гранаты бухают. "Э, парень, - говорю, - куда ты меня привел, я
уже здесь был".
Потащились назад, нашли медпункт. Наша женщина-врач сразу уложила
меня, поставила капельницу. Я выпил графин воды. Лежу под капельницей,
вроде чуточку полегчало. "Эх, закурить бы еще". Она говорит: "Подожди, еще
накуришься". Ну а после оказалось не до курева.
Смотрю, приносят Бояринова. Я его знал, поскольку в Высшей школе КГБ
учился. Койка моя рядом, повернул голову, смотрю, а Григория Ивановича не
узнать, все лицо в крови.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76