От сочетания двух ярких художественных личностей возникает как бы новое произведение, впитавшее в себя страсть писателя и пыл режиссера.
В кинематографе немало одаренных режиссеров-интерпретато­ров. И хотя нередко мы встречаем в титрах среди сценаристов и их имена, это вовсе не значит, что они литературные соавторы писателя. Практически этот союз прозаика и режиссера или же драматурга и режиссера свидетельствует о том, что постановщик помогает лите­ратору перевести повесть или пьесу на кинематографический язык. По-моему, подобное соавторство еще не делает режиссера истинным литератором, так как ситуация, персонажи и идея – порождение творческой фантазии писателя.
Даже когда режиссер единолично пишет сценарий по какому-либо произведению, будь то пьеса или роман, он все равно не может считаться полноправным литературным автором. Он только инсценировщик, вкладывающий часто в чужие литературные произведе­ния свои страсти, мысли, талант, мастерство, гражданский темпера­мент.
Самым значительным представителем авторского кинематогра­фа, его вершиной я считаю гениального Чарли Чаплина. Второго та­кого явления в киноискусстве пока не было. Чаплин одновременно и автор сценариев своих фильмов, и постановщик, и исполнитель глав­ных ролей, и композитор. В советском киноискусстве назову Васи­лия Шукшина. Прекрасный писатель, тонкий, правдивый режиссер, чувствовавший и любивший деревню, понимавший крестьянский ха­рактер. Уникальный, народный по сути своей, а не по званию ар­тист, проникавший в душевные глубины своих персонажей. Шукшин был художником поразительной честности, всем своим нутром со­знающим нужды и настроения народа, подлинный, многогранный самородок. И мне хочется с огромной благодарностью вспомнить Михаила Ильича Ромма, который угадал в замкнутом, молчаливом пареньке могучий, но скрытый ото всех талант, и взял Шукшина учиться на свой режиссерский курс во ВГИКе.
Как правило, режиссеры владеют еще одной, а то и двумя «сосед­ними» специальностями. Многие пришли в режиссуру от занятий ар­хитектурой или живописью, стали режиссерами некоторые артисты, операторы, сценаристы. Это сочетание профессий, склонностей и приводит либо к интерпретаторству, либо к авторству.
В практике встречаются и такие случаи, когда постановщик сам не пишет, но в своем деле необыкновенно ярок, самобытен, вулканичен, из него выпирают парадоксальные идеи и образы, он все время фонтанирует. Частенько для такого режиссера пьеса или сценарий только повод для самовыражения. Он способен выкинуть из произ­ведения несколько действующих лиц, перекомпоновать сюжет, по­ставить все вверх ногами. Изумленный автор на премьере с трудом узнает свое извращенное, изменившееся до неузнаваемости детище.
И здесь возможны два варианта: либо режиссер извергает из себя лаву, полную ценных пород, либо ерунду. В первом случае получит­ся примечательный, спорный, разделяющий зрителей на два враждебных лагеря фильм или спектакль, лишь отдаленно напоминаю­щий литературный первоисточник. Во втором выйдет убогое, пре­тенциозное зрелище, искалечившее литературный первоисточник.
Вообще во взаимосвязях писателя и режиссера наблюдаются раз­личные сочетания. Бывает, что автор и его произведение неизмери­мо выше способностей «воплотителя». Тут постановщик обязан тянуться к высотам художественного мастерства писателя. Он должен стремиться хоть в частностях, хоть в чем-то достигнуть совершенст­ва литературного эталона. Как правило, такое происходит, когда ставят классику. Случается и так, что дарования литератора и поста­новщика приблизительно равны. Если к тому же склонности и вкусы их совпадают, образуется замечательный тип содружества. Его ре­зультат – раскованные, щедрые, моцартовские творения. Встречает­ся и третий вариант, когда талант постановщика значительно выше литературы, взятой им для реализации. И тогда кинорежиссер бро­сает все силы, стараясь поднять этот сценарий до собственного уров­ня, пытается обогатить, насытить множеством интересных подроб­ностей.
Авторской режиссура бывает и тогда, когда режиссер, плохо чув­ствующий драматургию, подменяет ее, скажем, усиленной изобрази­тельностью. Содержанием фильма в подобном случае становится не сюжет, не судьбы людей, а живописность. Колорит, ракурс, тональ­ность превалируют над всем. Фабула, диалоги, характеры превраща­ются во вспомогательные элементы. Кажется, что эти картины со­зданы не режиссерами, а живописцами – настолько в них доминиру­ют именно изобразительные средства. Наиболее яркий пример – фильмы Сергея Параджанова, режиссера трагической судьбы...
Итак, сценарий выбран или написан. Наступает период его ос­мысления, трактовки, поиск интонации будущего фильма. Конечно, главные опоры решения возникают у режиссера сразу же после пер­вого прочтения литературной основы. Какая-то привлекательность сценария ощущается в самом начале, иначе постановщик просто не возьмется за него. Но часто то, что соблазняет, еще не очень осозна­но, не проанализировано. И сейчас предстоит понять, постигнуть, уразуметь, какие подходы к сценарию нужно выбрать, какие художе­ственные средства мобилизовать.
И тут разные режиссеры работают по-разному. Предположим, у одного развито так называемое живописное мышление, он видит картину, представляет ее себе зрительно; сильной стороной другого является музыкальность, он ощущает ее ритмически, как смену раз­личных темпов; в третьем живет поэтическая жилка, он чувствует фильм как настроение, как переход из одного состояния в другое; четвертый, в котором разум и аналитические способности преобладают над эмоциями, вычисляет будущую ленту, хладнокровно кон­струируя и чередуя средства воздействия.
В чистом виде все это встречается редко – я расчленил недели­мое. Обычно режиссер обладает неким сплавом ощущений, который позволяет ему представить в воображении будущую ленту. И тем не менее что-то является главным. Одновременно и в равной степени талантливо совмещать в себе эти качества по плечу разве только гению. Практика показывает, что один прекрасно владеет драматур­гией и замечательно репетирует с артистами, но вот с изображением и музыкой работает слабо. Другой тонко разбирается в колорите, ос­вещении, костюмах, декорациях, прекрасно чувствует эпоху, обста­новку, но к человеку, актеру – безразличен. Третий музыкален, эф­фектен в монтаже, у него недурно играют исполнители, но он совер­шенно не ощущает драматургии – как всей вещи в целом, так и от­дельного эпизода. Четвертый отлично все может рассчитать, да и в пластике смыслит и вообще очень умен, но картины у него получа­ются холодными и не затрагивают сердечных струн зрителя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187