он сказал, что Стефан оказался, как и его отец, трусом. Вдобавок, мне кажется, тот факт, что король побоялся обидеть Глостера, навел Вильяма Ипрского на мысль раз и навсегда избавиться от лорда Роберта. Поэтому произошло ипрское покушение на Глостера, которое в конечном счете и привело к утрате Нормандии.
Я уверен, что король считал именно Вильяма Ипрского виновным в провале нашего похода в Нормандию. К тому же Валеран де Мюлан постоянно напоминал королю об оскорблении, нанесенном лордом Винчестером. Мне не нравилось, что Валеран имел такое влияние на короля. Он был прекрасным воином, но я не мог забыть, как он предал короля Генриха. Кроме того, он был слишком честолюбивым и слишком заботился о своей собственной выгоде. Я знаю, что большинство из тех, кто окружил короля, думали в первую очередь о своих собственных интересах, и меня, к моему стыду, можно было тоже обвинить в этом, но Валеран был еще и недальновидным и надменным, и это делало его советы просто опасными. Я думаю однако, что именно Валеран убедил Стефана вернуться в Англию для подготовки к защите северных графств от нового вторжения скоттов. Скорее всего, он догадался, что сам король не нашел бы на это время, и захотел разбить скоттов, чтобы возвысить себя еще больше в глазах Стефана.
Король назначил регентшей королеву Мод, но Валеран, будучи невысокого мнения о женщинах, видимо, посчитал (вот уж что мне никогда бы не пришло в голову), что Роджер, епископ Солсберийский, королевский верховный судья, и другие государственные лица будут игнорировать ее и придерживать решение всех дел, за которые они сами не отважились бы браться, до королевского возвращения. Лорд Солсбери вполне мог управлять страной, так как он был регентом при короле Генрихе, но Стефан никогда особо не доверял ему (я полагаю, из-за того, что епископ был все-таки человеком Генриха и, более того, даже опасался, что Солсбери скрывает свои симпатии к Матильде. Игнорирование Мод, которое шло со стороны Солсбери проста оттого, что он был очень занят, раздражало короля.
Все мои симпатии принадлежали Стефану. Но я чувствовал, что его решение не идти дальше границ Вестминстера было ошибкой: следовало двинуться на север, чтобы встретить наступление короля Дэвида.
Ничего плохого не было в том, что Солсбери настоятельно требовал, чтобы Стефан занимался всеми государственными делами – актами, законами, займами, но это отнимало у короля много времени. Поэтому когда Валеран отправил королевскую пехоту на запад в Камбрию и вытеснил скоттов на восток, в руки нортумбрийских баронов, очень не любивших шотландцев, король не смог, как намеревался, последовать за ним через несколько дней с конным войском. Прошло почти три недели, пока мы двинулись в путь.
К счастью, мы не очень-то понадобились как военная сила. Быстрое продвижение войска Валерана через земли Камбрии предупреждало любое наступление или сопротивление в этом графстве. Когда мы встретили армию Валерана в южной – Шотландии, мы узнали, что он освободил Уорк из осады, и обнаружили среди убитых и заключенных в тюрьмах много людей из Камбрии. Для Стефана это было последней каплей. Служба этих людей Дэвиду против него, Стефана, после присяги, данной ему в 1136 году, сделала их явными бунтовщиками. Этого королю было более чем Достаточно, чтобы лишить их (или их наследников, в случае если сами бунтовщики погибнут в бою) владений и раздать эти земли своим верным слугам.
Итак, мы повернули на запад, вновь опустошая северную Шотландию. Все это уже почти изгладилось из памяти. Я понимаю, зачем сжигались деревни и забирались запасы еды и скот, но я не мог спокойно смотреть на мучения бедных простых людей, когда разрушали их дома, когда насиловали женщин и уводили детей. Я знал также, что впереди их ждали еще большие страдания: гибель от голода, холода и боязней в суровые зимние месяцы. Поэтому я испытал огромное облегчение, когда мы повернули на юг, назад в Камбрию. Здесь мы продвигались медленно, и Стефан запретил беспричинное уничтожение. Он хотел посетить каждую крепость, каждое большое поместье и потребовать от всех, кто не примкнул к Дэвиду, повторения присяги и клятвы верности ему, Стефану, данных в 1136 году. От сторонников тех, кто был убит или взят в плен при вооруженной осаде Уорка, король требовал полного повиновения. Он оставлял им лишь жизнь, одежду, что была на них, и их оружие и отправлял в изгнание. Эти суровые условия охотно принимались: на долю теперь уже беспомощных мятежников гораздо чаще выпадали испытания и пострашнее. Армия короля оставалась многочисленной. Никакая крепость, никакое поместье не имело ни малейшей надежды противостоять ей, и поэтому все они сдавались сразу без боя, кроме одной-единственной крепости, которая и была взята приступом.
Как я ни напрягаюсь, я не могу припомнить ничего примечательного при взятии поместья Улль. О, я, конечно, помню, что Стефан назначил меня руководить штурмом. Стефан был исключительным воином. Это было очень здорово – сражаться рядом с ним. Еще в Нормандии король взял две небольшие крепости, и я тогда получил от него несколько комплиментов насчет моей силы и мастерства. После того как король и я, оказавшись почти полностью изолированными от нашего отряда и, попав в окружение во дворе второй башни отбивались вдвоем, чтобы не оказаться в плену, Стефан сказал мне что-то насчет титулования меня рыцарскими званием. Но, кажется, тут он не забыл и мое мастерство и, обойдя вниманием своих более знатных лордов, назвал командующим атакой меня. Никто не возразил. От легкой победы всегда получаешь мало удовольствия, и сама награда как-то теряет ценность. К тому же не похоже было, чтобы Улль оказался богатой добычей. Да и в любом случае, поскольку присутствовал сам король добыча предназначалась ему для раздела. Так или иначе, мое назначение не послужило поводом ни для чьей зависти. Нет нужды вспоминать все подробно. Все, что я помню, – это мое удивление людям Улля, которые пытались сопротивляться. Их было слишком мало, чтобы защитить это поместье. Во время первого же штурма мы взяли стены крепости, и я не могу вспомнить, чтобы хотя бы один солдат короля получил ранение большее, чем синяк. Затем я приказал открыть ворота для торжественного въезда Стефана. Внутри не было никакого замка. Строения поместья предназначались только для проживания, а не для защиты, поэтому я и не беспокоился о безопасности короля. И все же после того, как тараном вышибли дверь, я вскочил в главный зал первым. Внутри не оказалось ни одного мужчины. Я увидел только группу причитающих женщин, прильнувших к одной, которая, казалось, настолько оцепенела от ужаса, что не могла и плакать. Я покинул поместье еще поспешнее, чем туда въезжал и думал тогда, что это конец истории, но не тут-то было.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154
Я уверен, что король считал именно Вильяма Ипрского виновным в провале нашего похода в Нормандию. К тому же Валеран де Мюлан постоянно напоминал королю об оскорблении, нанесенном лордом Винчестером. Мне не нравилось, что Валеран имел такое влияние на короля. Он был прекрасным воином, но я не мог забыть, как он предал короля Генриха. Кроме того, он был слишком честолюбивым и слишком заботился о своей собственной выгоде. Я знаю, что большинство из тех, кто окружил короля, думали в первую очередь о своих собственных интересах, и меня, к моему стыду, можно было тоже обвинить в этом, но Валеран был еще и недальновидным и надменным, и это делало его советы просто опасными. Я думаю однако, что именно Валеран убедил Стефана вернуться в Англию для подготовки к защите северных графств от нового вторжения скоттов. Скорее всего, он догадался, что сам король не нашел бы на это время, и захотел разбить скоттов, чтобы возвысить себя еще больше в глазах Стефана.
Король назначил регентшей королеву Мод, но Валеран, будучи невысокого мнения о женщинах, видимо, посчитал (вот уж что мне никогда бы не пришло в голову), что Роджер, епископ Солсберийский, королевский верховный судья, и другие государственные лица будут игнорировать ее и придерживать решение всех дел, за которые они сами не отважились бы браться, до королевского возвращения. Лорд Солсбери вполне мог управлять страной, так как он был регентом при короле Генрихе, но Стефан никогда особо не доверял ему (я полагаю, из-за того, что епископ был все-таки человеком Генриха и, более того, даже опасался, что Солсбери скрывает свои симпатии к Матильде. Игнорирование Мод, которое шло со стороны Солсбери проста оттого, что он был очень занят, раздражало короля.
Все мои симпатии принадлежали Стефану. Но я чувствовал, что его решение не идти дальше границ Вестминстера было ошибкой: следовало двинуться на север, чтобы встретить наступление короля Дэвида.
Ничего плохого не было в том, что Солсбери настоятельно требовал, чтобы Стефан занимался всеми государственными делами – актами, законами, займами, но это отнимало у короля много времени. Поэтому когда Валеран отправил королевскую пехоту на запад в Камбрию и вытеснил скоттов на восток, в руки нортумбрийских баронов, очень не любивших шотландцев, король не смог, как намеревался, последовать за ним через несколько дней с конным войском. Прошло почти три недели, пока мы двинулись в путь.
К счастью, мы не очень-то понадобились как военная сила. Быстрое продвижение войска Валерана через земли Камбрии предупреждало любое наступление или сопротивление в этом графстве. Когда мы встретили армию Валерана в южной – Шотландии, мы узнали, что он освободил Уорк из осады, и обнаружили среди убитых и заключенных в тюрьмах много людей из Камбрии. Для Стефана это было последней каплей. Служба этих людей Дэвиду против него, Стефана, после присяги, данной ему в 1136 году, сделала их явными бунтовщиками. Этого королю было более чем Достаточно, чтобы лишить их (или их наследников, в случае если сами бунтовщики погибнут в бою) владений и раздать эти земли своим верным слугам.
Итак, мы повернули на запад, вновь опустошая северную Шотландию. Все это уже почти изгладилось из памяти. Я понимаю, зачем сжигались деревни и забирались запасы еды и скот, но я не мог спокойно смотреть на мучения бедных простых людей, когда разрушали их дома, когда насиловали женщин и уводили детей. Я знал также, что впереди их ждали еще большие страдания: гибель от голода, холода и боязней в суровые зимние месяцы. Поэтому я испытал огромное облегчение, когда мы повернули на юг, назад в Камбрию. Здесь мы продвигались медленно, и Стефан запретил беспричинное уничтожение. Он хотел посетить каждую крепость, каждое большое поместье и потребовать от всех, кто не примкнул к Дэвиду, повторения присяги и клятвы верности ему, Стефану, данных в 1136 году. От сторонников тех, кто был убит или взят в плен при вооруженной осаде Уорка, король требовал полного повиновения. Он оставлял им лишь жизнь, одежду, что была на них, и их оружие и отправлял в изгнание. Эти суровые условия охотно принимались: на долю теперь уже беспомощных мятежников гораздо чаще выпадали испытания и пострашнее. Армия короля оставалась многочисленной. Никакая крепость, никакое поместье не имело ни малейшей надежды противостоять ей, и поэтому все они сдавались сразу без боя, кроме одной-единственной крепости, которая и была взята приступом.
Как я ни напрягаюсь, я не могу припомнить ничего примечательного при взятии поместья Улль. О, я, конечно, помню, что Стефан назначил меня руководить штурмом. Стефан был исключительным воином. Это было очень здорово – сражаться рядом с ним. Еще в Нормандии король взял две небольшие крепости, и я тогда получил от него несколько комплиментов насчет моей силы и мастерства. После того как король и я, оказавшись почти полностью изолированными от нашего отряда и, попав в окружение во дворе второй башни отбивались вдвоем, чтобы не оказаться в плену, Стефан сказал мне что-то насчет титулования меня рыцарскими званием. Но, кажется, тут он не забыл и мое мастерство и, обойдя вниманием своих более знатных лордов, назвал командующим атакой меня. Никто не возразил. От легкой победы всегда получаешь мало удовольствия, и сама награда как-то теряет ценность. К тому же не похоже было, чтобы Улль оказался богатой добычей. Да и в любом случае, поскольку присутствовал сам король добыча предназначалась ему для раздела. Так или иначе, мое назначение не послужило поводом ни для чьей зависти. Нет нужды вспоминать все подробно. Все, что я помню, – это мое удивление людям Улля, которые пытались сопротивляться. Их было слишком мало, чтобы защитить это поместье. Во время первого же штурма мы взяли стены крепости, и я не могу вспомнить, чтобы хотя бы один солдат короля получил ранение большее, чем синяк. Затем я приказал открыть ворота для торжественного въезда Стефана. Внутри не было никакого замка. Строения поместья предназначались только для проживания, а не для защиты, поэтому я и не беспокоился о безопасности короля. И все же после того, как тараном вышибли дверь, я вскочил в главный зал первым. Внутри не оказалось ни одного мужчины. Я увидел только группу причитающих женщин, прильнувших к одной, которая, казалось, настолько оцепенела от ужаса, что не могла и плакать. Я покинул поместье еще поспешнее, чем туда въезжал и думал тогда, что это конец истории, но не тут-то было.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154