Я встал и потушил свечи. Потом, сняв тунику и бросив ее на свой сундук, вернулся в постель.
Мое нахождение в постели рядом с Мелюзиной уже волновало меня, даже когда я ее не трогал. Все время, пока мы говорили, я рассматривал ее лицо и грудь, прикрытую лишь темными волосами, ниспадающими на плечи. А сейчас я внезапно представил все ее формы и почувствовал волну тепла, прокатившуюся по телу.
Я не мог брать женщин силой, и пожалел, что разговаривал с ней тоном, пресекающим всякие попытки вызвать ее желание. Может ли та же тактика, которая, я надеюсь, заставила ее отбросить мысль убить меня, заставить ее заниматься со мной любовью?
– Вот еще о чем я хотел сказать, пока ты не заснула, – заметил я, стараясь говорить равнодушно. – Я обещал тебе, что не стану тебя заставлять заниматься любовью со мной, и сдержу свое обещание. Но ты должна принять во внимание, что ребенок будет хорошей причиной, по которой король может пожаловать мне Улль. Король любит детей, а у меня появится повод просить его, так как моему ребенку необходима безопасность дома и земель. Если ты согласна со мной, то я сделаю это как можно легче для тебя.
Я почувствовал слабое движение. Нет, Мелюзина не повернулась, она как будто оцепенела. И я быстро добавил, чтобы предупредить отрицательный ответ:
– Но я не спешу. Время терпит, и ты можешь не отвечать сейчас.
Она шумно повернулась ко мне спиной. У всех моих обычных партнерш это означало плохое настроение. Плохое настроение? Я вспомнил свои поспешные и неразумные слова и улыбнулся. Кто все это придумал? Я предполагал, что безразличие сына путаны принесет облегчение благородной леди Мелюзине, но очевидно, благородная леди и путана похожи тем, что невозможно найти человека, равнодушного к ним.
Такое открытие пробудило у меня чувство юмора, хотя и не помогло мне убедить себя, что этой ночью у меня нет никаких шансов на обладание Мелюзиной. Отчасти потому, что я пытался успокоить себя, а отчасти и потому, что я не вполне доверял нашему примирению. Я не спал и думал о том, не слишком ли поспешно пообещал своей жене вернуть ее земли. Я не лгал ей: я действительно сделаю все от меня зависящее, чтобы убедить короля уступить мне наследство Мелюзины. Единственной неправдой был намек, что Стефан в самом деле может пожаловать мне эти земли.
Но так ли уж это абсурдно? Я все больше приходил к выводу, что то, что я сказал Мелюзине, только чтобы успокоить ее, пожалуй, лучшее решение целого ряда проблем. И первая из этих проблем та, что Стефан, весьма возможно, не сможет платить жалованье, которое обещал. А это жалованье – все что у меня есть, чтобы содержать жену. Правда, из того, что я видел в Камберленде, следует, что доход с имений Мелюзины будет значительно меньше, чем жалованье. Эта земля может прокормить только того, кто на ней живет, и не больше. Но для меня спокойный доход, со своих земель гораздо привлекательнее, чем щедрое жалованье, даже если предположить, что оно регулярно выплачивается.
Королю же получается двойная выгода. Во-первых, он освобождается от платы жалованья или вины за неуплату оного. Во-вторых, хотя он и лишил собственности рыцарей и баронов, которые были открыто неверны ему во время зимнего вторжения в Англию, Камберленд остался гнездом неподчинения, и передача земель человеку, верному Стефану, да еще и женатому на коренной камберлендке, добавит миру и стабильности тем местам. Рыцари, лишенные земель, и их вассалы не смирились с таким положением. И если Стефан потерпит поражение, то земли будут возвращены их истинным владельцам одним росчерком пера. Но если там будет поселен новый человек, да еще женатый на законной наследнице, то им не так просто будет вернуть свою собственность.
Держа Улль под своим правлением, я буду служить таким же примером дурных результатов восстания, как получение Стефаном права голоса в совете Камберленда. Находясь там, я смогу преподнести бунтовщикам новый урок, если им придет в голову опять пригласить Дэвида и шотландцев. Думается, я причиню шотландцам немало беспокойства. По последним новостям, которые получил Стефан, Дэвид захватил уже весь Нортумберленд и продвигается на юг к Йорку, где названый отец Хью, архиепископ Тар-стен, собирал армию, чтобы противопоставить ее Дэвиду. Встретились ли они? Кто победил? Может, Хью был ранен в битве? Если он ранен или убит, я должен поехать к Одрис и постараться утешить ее.
Потом я вспомнил, что я так и не послал ей письмо, которое написал, пока был в Оксфорде. Правда, это можно легко исправить. Я пошлю его со следующим гонцом на север. Но теперь я понял, как сильно повлияет взятие Дэвидом севера на сельское население. Мое сердце упало при мысли, что, возможно, Одрис нуждается в моей помощи, а я этого не знаю. Я должен попросить у Стефана отпуск и навестить Одрис. Но если я попрошу у Стефана разрешение на отъезд сейчас, когда шотландцы вторглись на север, то это причинит ему боль: он может подумать, что я лукаво порицаю его за отсутствие помощи с его стороны.
И когда я искал какие-нибудь объяснения для Стефана, я услышал тихое женское сопение. Мелюзина, о которой я почти забыл и которая в отличие от меня не боялась получить нож в спину, быстро заснула. Сначала меня так разозлил контраст наших положений – я был переполнен тревогой, а она само спокойствие и уверенность, – что у меня появилась болезненное искушение столкнуть ее с постели. Но я тут же справился с ним, потому что придумал великолепное объяснение для короля: я хочу отвезти жену на север, чтобы представить ее своей «семье». Я глубоко вздохнул, когда, Мелюзина деликатно засопела и повернулась. Мягкое и легкое движение ее тела не оставляло сомнений, что она спит. Я решил завтра же поговорить с королем об отпуске и, наконец позволил себе закрыть глаза.
Я получил от короля разрешение ехать на север на следующий день. Но обстоятельства сложились так, что мне не пришлось просить об этом.
В то утро, когда я явился на службу, короля в зале еще не было. Через какое-то время он вышел из спальни в сопровождении Валерана де Мюлана. Не знаю, служили ли мессу в королевской спальне, но в капеллу они не ходили. И, таким образом, я тоже пропустил мессу. Это меня не очень огорчило, но я терялся в догадках, произошло ли это случайно или означало очередной шаг короля в отчуждении от церкви. Стефан улыбнулся мне, но ничего не сказал, а сразу сел за стол и жестом пригласил Валерана присоединиться к нему. Выражения их лиц вызвали у меня настороженность. Король выглядел встревоженным и упрямым, а на на лице Валерана был безмолвный триумф.
Утренняя трапеза не была официальной, и в такой прекрасный день большинство людей завтракало на свежем воздухе. Завтракать в зале остались лишь те, кто ловил любой шанс быть замеченным Стефаном.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154
Мое нахождение в постели рядом с Мелюзиной уже волновало меня, даже когда я ее не трогал. Все время, пока мы говорили, я рассматривал ее лицо и грудь, прикрытую лишь темными волосами, ниспадающими на плечи. А сейчас я внезапно представил все ее формы и почувствовал волну тепла, прокатившуюся по телу.
Я не мог брать женщин силой, и пожалел, что разговаривал с ней тоном, пресекающим всякие попытки вызвать ее желание. Может ли та же тактика, которая, я надеюсь, заставила ее отбросить мысль убить меня, заставить ее заниматься со мной любовью?
– Вот еще о чем я хотел сказать, пока ты не заснула, – заметил я, стараясь говорить равнодушно. – Я обещал тебе, что не стану тебя заставлять заниматься любовью со мной, и сдержу свое обещание. Но ты должна принять во внимание, что ребенок будет хорошей причиной, по которой король может пожаловать мне Улль. Король любит детей, а у меня появится повод просить его, так как моему ребенку необходима безопасность дома и земель. Если ты согласна со мной, то я сделаю это как можно легче для тебя.
Я почувствовал слабое движение. Нет, Мелюзина не повернулась, она как будто оцепенела. И я быстро добавил, чтобы предупредить отрицательный ответ:
– Но я не спешу. Время терпит, и ты можешь не отвечать сейчас.
Она шумно повернулась ко мне спиной. У всех моих обычных партнерш это означало плохое настроение. Плохое настроение? Я вспомнил свои поспешные и неразумные слова и улыбнулся. Кто все это придумал? Я предполагал, что безразличие сына путаны принесет облегчение благородной леди Мелюзине, но очевидно, благородная леди и путана похожи тем, что невозможно найти человека, равнодушного к ним.
Такое открытие пробудило у меня чувство юмора, хотя и не помогло мне убедить себя, что этой ночью у меня нет никаких шансов на обладание Мелюзиной. Отчасти потому, что я пытался успокоить себя, а отчасти и потому, что я не вполне доверял нашему примирению. Я не спал и думал о том, не слишком ли поспешно пообещал своей жене вернуть ее земли. Я не лгал ей: я действительно сделаю все от меня зависящее, чтобы убедить короля уступить мне наследство Мелюзины. Единственной неправдой был намек, что Стефан в самом деле может пожаловать мне эти земли.
Но так ли уж это абсурдно? Я все больше приходил к выводу, что то, что я сказал Мелюзине, только чтобы успокоить ее, пожалуй, лучшее решение целого ряда проблем. И первая из этих проблем та, что Стефан, весьма возможно, не сможет платить жалованье, которое обещал. А это жалованье – все что у меня есть, чтобы содержать жену. Правда, из того, что я видел в Камберленде, следует, что доход с имений Мелюзины будет значительно меньше, чем жалованье. Эта земля может прокормить только того, кто на ней живет, и не больше. Но для меня спокойный доход, со своих земель гораздо привлекательнее, чем щедрое жалованье, даже если предположить, что оно регулярно выплачивается.
Королю же получается двойная выгода. Во-первых, он освобождается от платы жалованья или вины за неуплату оного. Во-вторых, хотя он и лишил собственности рыцарей и баронов, которые были открыто неверны ему во время зимнего вторжения в Англию, Камберленд остался гнездом неподчинения, и передача земель человеку, верному Стефану, да еще и женатому на коренной камберлендке, добавит миру и стабильности тем местам. Рыцари, лишенные земель, и их вассалы не смирились с таким положением. И если Стефан потерпит поражение, то земли будут возвращены их истинным владельцам одним росчерком пера. Но если там будет поселен новый человек, да еще женатый на законной наследнице, то им не так просто будет вернуть свою собственность.
Держа Улль под своим правлением, я буду служить таким же примером дурных результатов восстания, как получение Стефаном права голоса в совете Камберленда. Находясь там, я смогу преподнести бунтовщикам новый урок, если им придет в голову опять пригласить Дэвида и шотландцев. Думается, я причиню шотландцам немало беспокойства. По последним новостям, которые получил Стефан, Дэвид захватил уже весь Нортумберленд и продвигается на юг к Йорку, где названый отец Хью, архиепископ Тар-стен, собирал армию, чтобы противопоставить ее Дэвиду. Встретились ли они? Кто победил? Может, Хью был ранен в битве? Если он ранен или убит, я должен поехать к Одрис и постараться утешить ее.
Потом я вспомнил, что я так и не послал ей письмо, которое написал, пока был в Оксфорде. Правда, это можно легко исправить. Я пошлю его со следующим гонцом на север. Но теперь я понял, как сильно повлияет взятие Дэвидом севера на сельское население. Мое сердце упало при мысли, что, возможно, Одрис нуждается в моей помощи, а я этого не знаю. Я должен попросить у Стефана отпуск и навестить Одрис. Но если я попрошу у Стефана разрешение на отъезд сейчас, когда шотландцы вторглись на север, то это причинит ему боль: он может подумать, что я лукаво порицаю его за отсутствие помощи с его стороны.
И когда я искал какие-нибудь объяснения для Стефана, я услышал тихое женское сопение. Мелюзина, о которой я почти забыл и которая в отличие от меня не боялась получить нож в спину, быстро заснула. Сначала меня так разозлил контраст наших положений – я был переполнен тревогой, а она само спокойствие и уверенность, – что у меня появилась болезненное искушение столкнуть ее с постели. Но я тут же справился с ним, потому что придумал великолепное объяснение для короля: я хочу отвезти жену на север, чтобы представить ее своей «семье». Я глубоко вздохнул, когда, Мелюзина деликатно засопела и повернулась. Мягкое и легкое движение ее тела не оставляло сомнений, что она спит. Я решил завтра же поговорить с королем об отпуске и, наконец позволил себе закрыть глаза.
Я получил от короля разрешение ехать на север на следующий день. Но обстоятельства сложились так, что мне не пришлось просить об этом.
В то утро, когда я явился на службу, короля в зале еще не было. Через какое-то время он вышел из спальни в сопровождении Валерана де Мюлана. Не знаю, служили ли мессу в королевской спальне, но в капеллу они не ходили. И, таким образом, я тоже пропустил мессу. Это меня не очень огорчило, но я терялся в догадках, произошло ли это случайно или означало очередной шаг короля в отчуждении от церкви. Стефан улыбнулся мне, но ничего не сказал, а сразу сел за стол и жестом пригласил Валерана присоединиться к нему. Выражения их лиц вызвали у меня настороженность. Король выглядел встревоженным и упрямым, а на на лице Валерана был безмолвный триумф.
Утренняя трапеза не была официальной, и в такой прекрасный день большинство людей завтракало на свежем воздухе. Завтракать в зале остались лишь те, кто ловил любой шанс быть замеченным Стефаном.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154