Первая половина дня прошла для Матильды как в зачарованном сне. Она оставалась равнодушной, когда ее одели в лучшее платье и накидку. Также безучастно последовала она за Джинн в зал, и когда подавала руку сэру Уильям Старшему, на ее лице не вспыхнуло даже искры чувства. С каменным лицом прошла она с ним в церковь, словно не замечала следовавшей за ними веселой процессии. Но в складках юбки она прятала кулачки, сжатые так сильно, что ногти врезались в ладони. А про себя, как заклинание, она твердила снова и снова: «Матерь Божья, прошу тебя, не дай этому случиться. Не дай, молю тебя». Она еще надеялась, что свершится чудо, если многократно повторять эти слова. Это заклинание обязательно должно было помочь.
Словно в тумане видела она, как на паперти вместо сэра Уильяма рядом с ней встал его сын. Она не слышала ни слова из того, что бубнил по привычке подслеповатый старик священник, вздрагивавший, когда вокруг них кружились осенние листья или до них долетали случайные капли холодного дождя. Ее оцепенение продолжалось и потом, когда она опустилась на колени у постели отца, чтобы поцеловать ему руку. Но вот его пальцы ласково приподняли ее подбородок, и он тихо пожелал:
– Будь счастлива, моя милая девочка, и помолись за своего старого отца.
В этот момент в ней как будто что-то надломилось. Она прижалась к нему, со всей силой отчаяния вцепившись в шерстяные одеяла.
– Прошу вас, не умирайте, милый, дорогой мой отец, не заставляйте меня идти к нему, умоляю вас…
Уильям поспешно шагнул к ней и за руки оттащил от кровати.
– Держите себя в руках, мадам, – прошипел он. – Пойдемте, разве вы не видите, что ваш отец расстроен. Не огорчайте его еще больше. Идемте быстрее. – В его голосе не было и тени сочувствия.
Матильда вырвалась и, сверкая глазами, повернулась к мужу.
– Не прикасайтесь ко мне! – яростно выкрикнула она. – Я останусь с отцом столько, сколько захочу, сэр!
Не ожидавший от нее такой гневной вспышки, Уильям на какое-то мгновение растерялся.
– Вы должны поступать так, как сказал я, Матильда, – проговорил он, неуклюже шагнув вперед и хмуря брови. – Вы теперь моя жена.
– Да, я ваша жена, пожалей меня, Господи, – с мукой в голосе шепнула она. – Но в первую очередь я его дочь. – Она вся дрожала от страха и гнева.
– Матильда, пожалуйста. – Реджинальд потянулся и коснулся ее руки. Движение стоило ему больших усилий. – Слушайся мужа, милая. Теперь иди, а я посплю. – Он пытался улыбнуться, но веки уже сами собой опускались. Постепенно его обступал ставший привычным мрак. – Иди, дорогая, – невнятно проговорил он. – Пожалуйста, иди.
Бросив на отца полный страдания взгляд, Матильда отвернулась и посмотрела на мужа. Не обращая внимания на его протянутую руку, она подобрала юбки и, заливаясь слезами, выбежала из комнаты.
Свадебному пиру, казалось, не будет конца. Перед ней и Уильямом стояло предназначенное для них обоих блюдо с едой, но Матильда почти ничего не ела. Уильям, напротив, пил и ел за двоих и с удовольствием хохотал над непристойными шутками, которые отпускали сидевшие рядом с ним гости. Время от времени, пьяно качнувшись в ее сторону, он целовал ее щеку или плечо.
Матильда только скрежетала зубами и тянулась к своему кубку. Она изо всех сил старалась не поддаваться паническому страху, искры которого все ярче разгорались в ее душе. Чтобы как-то успокоить себя, она пыталась думать о ровном, несущем тепло пламени свечи в комнате отца, она представляла дорогое лицо в бороздках морщин и вспоминала ласковое прикосновение его пальцев.
Их брачное ложе было усыпано цветами. Плотно запахнув ночную сорочку, она не решалась взглянуть на мужа. Матильда смотрела, как он игриво выдворял из комнаты последних из прислуживавших им женщин, которые, не переставая, хихикали. Наконец, он повернулся к ней, одурманенный вином и похотью.
– Вот ты и моя. – Глаза его светились жадностью. Он также был в ночной сорочке, перехваченной кожаным поясом с золотой отделкой. Она замерла, прислонясь спиной к окну, закрытому ставнями, прижимая к бокам руки со сжатыми кулачками. Она значительно превосходила его ростом, но была такой тонкой и хрупкой, что ему ничего не стоило переломить ее пополам одним ударом своего огромного кулака.
Уильям протянул к ней руки, и сердце ее забилось часто-часто. Ей захотелось оттолкнуть его, закричать, убежать, когда он развязал на ней пояс и потянул сорочку с ее плеч. Но она сдержалась и даже не пошевелилась. Сорочка скользнула вниз и улеглась вокруг ее колен пышными серебристо-голубыми волнами. Она осталась перед ним обнаженная. На лице его отразилось выражение, близкое к изумлению. Он провел рукой по ее плечу и груди, и она почувствовала огрубелую кожу его пальцев. Он резко притянул ее к себе и принялся грубо ласкать, а потом подхватил на руки и понес в постель. Волосы золотисто-каштановой завесой упали ей на лицо, но она не стала поправлять их. После первого импульсивного протеста, Матильда больше не пыталась сопротивляться, оставляя себя в полной его власти, и только кусала губы, не давая прорваться крику, когда он с безжалостной грубостью вторгся в нее, и резкая боль пронзила ее тело, а капли крови окропили брачное ложе. Наконец, насытившись, он с довольным стоном отодвинулся от нее и погрузился в сон.
Гладя во тьму сухими глазами, она старалась улечься поудобнее, чтобы ослабить томящую все внутри боль, но нагретая их телами постель не давала желанного покоя. Несколько цветков оказались раздавленными, и их нежный аромат смешивался с крепким запахом пота и высыхающей крови.
Реджинальд де Сент-Валери умер на рассвете. Лежа без сна в душной комнате, Матильда вдруг перестала слышать похрапывание мужа. Ей представилось, что часть ее существа перенеслась в комнату отца и парит над его смертным одром. Она видела, как он тихо, без борьбы, обрел, наконец, вечный покой. «Он ждал, чтобы я вышла замуж, – шепнули ее губы. – Он только этим и жил». Она уткнулась в подушку и разрыдалась.
Уже на следующий день после похорон длинная вереница повозок и всадников двинулась через охваченную осенним унынием Англию в Суссекс. Матильда, гордо выпрямившись, ехала рядом с мужем с каменным выражением лица. Она была полна решимости не показывать свои чувства мужу и его свите. Где-то позади ехала ее няня Джинн. Няня хорошо понимала ее горе. Она сидела вместе с Матильдой у тела ее отца и, прижимая ее голову к своей груди, укачивала, как ребенка. Чтобы прибавить своей воспитаннице мужества, няня напоила ее вином, смешанным с настоем трав, и произнесла над постелью Уильяма и Матильды магические слова, чтобы ей стало легче выносить его притязания. Уильям требовал свое. Ему не было дела до ее скорби, но она и не ждала от него сочувствия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208
Словно в тумане видела она, как на паперти вместо сэра Уильяма рядом с ней встал его сын. Она не слышала ни слова из того, что бубнил по привычке подслеповатый старик священник, вздрагивавший, когда вокруг них кружились осенние листья или до них долетали случайные капли холодного дождя. Ее оцепенение продолжалось и потом, когда она опустилась на колени у постели отца, чтобы поцеловать ему руку. Но вот его пальцы ласково приподняли ее подбородок, и он тихо пожелал:
– Будь счастлива, моя милая девочка, и помолись за своего старого отца.
В этот момент в ней как будто что-то надломилось. Она прижалась к нему, со всей силой отчаяния вцепившись в шерстяные одеяла.
– Прошу вас, не умирайте, милый, дорогой мой отец, не заставляйте меня идти к нему, умоляю вас…
Уильям поспешно шагнул к ней и за руки оттащил от кровати.
– Держите себя в руках, мадам, – прошипел он. – Пойдемте, разве вы не видите, что ваш отец расстроен. Не огорчайте его еще больше. Идемте быстрее. – В его голосе не было и тени сочувствия.
Матильда вырвалась и, сверкая глазами, повернулась к мужу.
– Не прикасайтесь ко мне! – яростно выкрикнула она. – Я останусь с отцом столько, сколько захочу, сэр!
Не ожидавший от нее такой гневной вспышки, Уильям на какое-то мгновение растерялся.
– Вы должны поступать так, как сказал я, Матильда, – проговорил он, неуклюже шагнув вперед и хмуря брови. – Вы теперь моя жена.
– Да, я ваша жена, пожалей меня, Господи, – с мукой в голосе шепнула она. – Но в первую очередь я его дочь. – Она вся дрожала от страха и гнева.
– Матильда, пожалуйста. – Реджинальд потянулся и коснулся ее руки. Движение стоило ему больших усилий. – Слушайся мужа, милая. Теперь иди, а я посплю. – Он пытался улыбнуться, но веки уже сами собой опускались. Постепенно его обступал ставший привычным мрак. – Иди, дорогая, – невнятно проговорил он. – Пожалуйста, иди.
Бросив на отца полный страдания взгляд, Матильда отвернулась и посмотрела на мужа. Не обращая внимания на его протянутую руку, она подобрала юбки и, заливаясь слезами, выбежала из комнаты.
Свадебному пиру, казалось, не будет конца. Перед ней и Уильямом стояло предназначенное для них обоих блюдо с едой, но Матильда почти ничего не ела. Уильям, напротив, пил и ел за двоих и с удовольствием хохотал над непристойными шутками, которые отпускали сидевшие рядом с ним гости. Время от времени, пьяно качнувшись в ее сторону, он целовал ее щеку или плечо.
Матильда только скрежетала зубами и тянулась к своему кубку. Она изо всех сил старалась не поддаваться паническому страху, искры которого все ярче разгорались в ее душе. Чтобы как-то успокоить себя, она пыталась думать о ровном, несущем тепло пламени свечи в комнате отца, она представляла дорогое лицо в бороздках морщин и вспоминала ласковое прикосновение его пальцев.
Их брачное ложе было усыпано цветами. Плотно запахнув ночную сорочку, она не решалась взглянуть на мужа. Матильда смотрела, как он игриво выдворял из комнаты последних из прислуживавших им женщин, которые, не переставая, хихикали. Наконец, он повернулся к ней, одурманенный вином и похотью.
– Вот ты и моя. – Глаза его светились жадностью. Он также был в ночной сорочке, перехваченной кожаным поясом с золотой отделкой. Она замерла, прислонясь спиной к окну, закрытому ставнями, прижимая к бокам руки со сжатыми кулачками. Она значительно превосходила его ростом, но была такой тонкой и хрупкой, что ему ничего не стоило переломить ее пополам одним ударом своего огромного кулака.
Уильям протянул к ней руки, и сердце ее забилось часто-часто. Ей захотелось оттолкнуть его, закричать, убежать, когда он развязал на ней пояс и потянул сорочку с ее плеч. Но она сдержалась и даже не пошевелилась. Сорочка скользнула вниз и улеглась вокруг ее колен пышными серебристо-голубыми волнами. Она осталась перед ним обнаженная. На лице его отразилось выражение, близкое к изумлению. Он провел рукой по ее плечу и груди, и она почувствовала огрубелую кожу его пальцев. Он резко притянул ее к себе и принялся грубо ласкать, а потом подхватил на руки и понес в постель. Волосы золотисто-каштановой завесой упали ей на лицо, но она не стала поправлять их. После первого импульсивного протеста, Матильда больше не пыталась сопротивляться, оставляя себя в полной его власти, и только кусала губы, не давая прорваться крику, когда он с безжалостной грубостью вторгся в нее, и резкая боль пронзила ее тело, а капли крови окропили брачное ложе. Наконец, насытившись, он с довольным стоном отодвинулся от нее и погрузился в сон.
Гладя во тьму сухими глазами, она старалась улечься поудобнее, чтобы ослабить томящую все внутри боль, но нагретая их телами постель не давала желанного покоя. Несколько цветков оказались раздавленными, и их нежный аромат смешивался с крепким запахом пота и высыхающей крови.
Реджинальд де Сент-Валери умер на рассвете. Лежа без сна в душной комнате, Матильда вдруг перестала слышать похрапывание мужа. Ей представилось, что часть ее существа перенеслась в комнату отца и парит над его смертным одром. Она видела, как он тихо, без борьбы, обрел, наконец, вечный покой. «Он ждал, чтобы я вышла замуж, – шепнули ее губы. – Он только этим и жил». Она уткнулась в подушку и разрыдалась.
Уже на следующий день после похорон длинная вереница повозок и всадников двинулась через охваченную осенним унынием Англию в Суссекс. Матильда, гордо выпрямившись, ехала рядом с мужем с каменным выражением лица. Она была полна решимости не показывать свои чувства мужу и его свите. Где-то позади ехала ее няня Джинн. Няня хорошо понимала ее горе. Она сидела вместе с Матильдой у тела ее отца и, прижимая ее голову к своей груди, укачивала, как ребенка. Чтобы прибавить своей воспитаннице мужества, няня напоила ее вином, смешанным с настоем трав, и произнесла над постелью Уильяма и Матильды магические слова, чтобы ей стало легче выносить его притязания. Уильям требовал свое. Ему не было дела до ее скорби, но она и не ждала от него сочувствия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208