Детишки помладше играли во врачей – прослушивали друг друга игрушечными пластмассовыми стетоскопами (каждому вручили по одному). Подростки мерили себе пульс, сверяясь с хромированными часами, полученными сегодня в подарок в праздничной обертке, да еще и с надписанными карточками. На всех часах были выгравированы имя одаряемого и дата.
– Врачи все, что ли? – хмыкнул Чарли. – С чего бы это.
– Но ведь отец у мальчика доктор, – ответила «медсестра», защелкивая браслет-пропуск на запястье у Голда. – Можно подумать, вы не знаете этого!
– Это Стэнли-то? – фыркнул Чарли. – Какой он, к черту, доктор?! Врачи людей лечат, сражаются с болезнью. А Стэнли косметолог, гример.
«Медсестра» взглянула на них очень недружелюбно.
– Простите, нам надо пойти выпить немного, – сказал Голд, беря Чарли под руку.
– Одну минуту, джентльмены! – «Медсестра» проворно щелкнула пальцами. Двое молодых людей в белых халатах – хотя они скорее смахивали на пехотинцев из линии обороны – подкатили к ним носилки на колесах и инвалидное кресло.
– Сейчас санитары доставят вас к вашим местам.
Голд и Чарли изумленно уставились на эти приспособления, а затем – на «медсестру».
– Вы что, издеваетесь? – сказал Чарли.
«Медсестра» вздохнула, придвинулась к ним поближе и заговорила еле слышным сердитым шепотом:
– Слушайте, вы, идиоты! Да у меня есть карточки САГ, АФТРА и «Эквити».
А играть я могу так, что Мэрил Стрип за пояс заткну, да и вообще за весь год я недели три проработала. Прекрасный способ заработать на жизнь и, как правило, не очень трудный – пока не нарвешься на парочку старперов, которые захотят осложнить тебе жизнь, поскольку никому другому этого сделать уже не могут! Так окажите мне маленькую услугу: будьте пай-мальчиками и не мешайте мне делать свою работу.
Голд и Чарли переглянулись. Голд ответил:
– Ну, раз вы так любезно нас просите... – И улегся на носилки.
– Ну ладно уж. – Чарли уселся в инвалидное кресло.
«Медсестра» улыбнулась.
– Какое приятное совпадение, господа. Вы оба будете сидеть за столом номер двадцать семь.
– Эй, ну мы же хорошо себя вели! – запротестовал Голд. – Отвезите нас в бар хотя бы.
– И немедленно! Мальчики, – обратилась она к юным толстощеким атлетам. – Отвезите этих пациентов в бар, им надо подлечиться. Всего хорошего, джентльмены, развлекайтесь.
Пока их везли сквозь разбегающуюся в стороны толпу, Чарли наклонился к Голду и сказал:
– Ну, я доложу тебе, от этой сучьей шиксы прямо холодом веет! Попробуй затащить ее вечерком домой и устроить ей штоп , так наутро с отмороженным концом проснешься. Уж поверь мне!
По мере их продвижения по шумному залу Голд замечал, что люди узнают его, толкают локтями соседей, шепчут им что-то на ухо. Похоже, что Великая Тайна была не такой уж и тайной. Возле бара в противоположном конце зала Голд, чувствуя себя изрядным идиотом, соскользнул с носилок и повернулся к толпе спиной. Бармену он заказал два двойных виски.
– Спасибо, – сказал Чарли.
– Л-хайим!
– Л-хайим!
Прислонившись спиной к стойке, Чарли обвел глазами зал. Голд, не снимая со стойки локтей, уставился в стену.
– Ну что, Чарли, давно не был в Голливудском парке?
– На прошлой неделе ходил.
– Успешно?
– Не так уж плохо. Пришлось потратиться.
Оба фыркнули и сделали еще по глоточку виски.
– Как ты думаешь, «Доджерз» выйдут в этом году в финал?
– По правде говоря, Джек, я уже не хожу на игры. Даже по ящику их не смотрю. Везде одно и то же: шварцер подает мяч, другой шварцер ловит, шварцер у «калитки» стоит, а еще один шварцер в дальнем поле за мячом бегает.
Везде одни шварцеры. Судьи и те шварцеры! А большинство из этих шварцеров даже по-английски не говорят. И это называется Великое Американское Развлечение? А! Они испохабили всю игру!
В углу, возле бара, рок-группа начала расставлять свои инструменты. Клавишник устанавливал у стены свои колонки. Ударник настраивал свои барабаны – бил по ним палочками и, где было надо, натягивал мембрану с помощью серебряного ключа.
– О Боже, – простонал Чарли. – Ну, сейчас такая головная боль будет! Теперешних детей интересует в музыке лишь одно: громкая ли она. Все, что их волнует, – это достаточно ли она гремит.
– Кстати о детях, Чарли, как там Лестер?
Чарли помешал виски градусником, медленно покачал головой. Оглядевшись по сторонам, он придвинулся к Голду и заговорил совсем тихо:
– Скажу тебе честно, Джек, только пойми меня правильно: но бывает и так, что лучше бы вообще не иметь сына. Ведь и у тебя мог бы быть такой сын, как Лестер.
– Что ты хочешь сказать, Чарли?
– А вот что: ты когда видел Лестера в последний раз?
Голд на секунду задумался.
– У Дот на похоронах. Когда это было, года два-три назад?
– Это было три года три месяца и шестнадцать дней назад. Когда хоронишь лучшее, что у тебя было в жизни, дату уже не забываешь. Моли Бога, чтобы с тобой такого не случилось!
Голда передернуло – казалось, дух Анжелики провел ему рукой по позвоночнику.
– Ну, так вот. Через три дня после похорон – это через три дня всего лишь – Лестер приходит ко мне, и как ты думаешь, что он мне сообщает?
Голд почесал нос.
– Что он голубой?
– Так ты знал?!
– Подозревал.
– Ну да, на Рэмбо он, конечно, не тянет – это уж точно. Значит, приходит он ко мне сразу после похорон Дот и заявляет, что собирается выходить из «подполья». Говорит, что специально ждал, пока Дот умрет, чтобы ее не расстраивать. А я говорю: «Чего ж ты не подождал заодно, пока я подохну? Меня, что ли, хочешь огорчить?» А он говорит, что ему уже тридцать семь и он больше не может жить во лжи. «А почему бы и нет?» – я его спрашиваю. Все, кого я знаю, так или иначе всю жизнь врут, всю жизнь кем-то притворяются. А он что, какой-то особенный? Но он и слушать не захотел – он, видите ли, уже принял окончательное решение. Так что сейчас он развлекается в Венеции в пляжном домике с каким-то мексиканским мальчишкой лет семнадцати. Мексиканским, Джек! Его мать, наверное, в гробу поворачивается. Неужели он не мог подыскать хорошего еврейского мальчика?!
Раздались вопли детей – в прихожей установили видеоигры, и они полностью погрузились в новое развлечение. Бармен принес еще две порции двойного виски. Когда Чарли и Голд выложили на стойку по двадцатке, он в знак протеста воздел руки.
– Ребята, это бесплатный бар! Вам поклоны от доктора и миссис Марковиц.
Голд раскурил потухшую сигару.
– Значит, я не в черном списке? Что-то верится с трудом! Когда я разговаривал с Эвелин в последний раз, было очень непохоже, что она собирается угощать меня виски.
– О, забудь все это, Джек. Теперь сестрица богата, у нее другие проблемы. Вряд ли она будет ворошить старое.
– Знаешь ли, Чарли, я и сам не пойму, зачем я приперся сегодня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145
– Врачи все, что ли? – хмыкнул Чарли. – С чего бы это.
– Но ведь отец у мальчика доктор, – ответила «медсестра», защелкивая браслет-пропуск на запястье у Голда. – Можно подумать, вы не знаете этого!
– Это Стэнли-то? – фыркнул Чарли. – Какой он, к черту, доктор?! Врачи людей лечат, сражаются с болезнью. А Стэнли косметолог, гример.
«Медсестра» взглянула на них очень недружелюбно.
– Простите, нам надо пойти выпить немного, – сказал Голд, беря Чарли под руку.
– Одну минуту, джентльмены! – «Медсестра» проворно щелкнула пальцами. Двое молодых людей в белых халатах – хотя они скорее смахивали на пехотинцев из линии обороны – подкатили к ним носилки на колесах и инвалидное кресло.
– Сейчас санитары доставят вас к вашим местам.
Голд и Чарли изумленно уставились на эти приспособления, а затем – на «медсестру».
– Вы что, издеваетесь? – сказал Чарли.
«Медсестра» вздохнула, придвинулась к ним поближе и заговорила еле слышным сердитым шепотом:
– Слушайте, вы, идиоты! Да у меня есть карточки САГ, АФТРА и «Эквити».
А играть я могу так, что Мэрил Стрип за пояс заткну, да и вообще за весь год я недели три проработала. Прекрасный способ заработать на жизнь и, как правило, не очень трудный – пока не нарвешься на парочку старперов, которые захотят осложнить тебе жизнь, поскольку никому другому этого сделать уже не могут! Так окажите мне маленькую услугу: будьте пай-мальчиками и не мешайте мне делать свою работу.
Голд и Чарли переглянулись. Голд ответил:
– Ну, раз вы так любезно нас просите... – И улегся на носилки.
– Ну ладно уж. – Чарли уселся в инвалидное кресло.
«Медсестра» улыбнулась.
– Какое приятное совпадение, господа. Вы оба будете сидеть за столом номер двадцать семь.
– Эй, ну мы же хорошо себя вели! – запротестовал Голд. – Отвезите нас в бар хотя бы.
– И немедленно! Мальчики, – обратилась она к юным толстощеким атлетам. – Отвезите этих пациентов в бар, им надо подлечиться. Всего хорошего, джентльмены, развлекайтесь.
Пока их везли сквозь разбегающуюся в стороны толпу, Чарли наклонился к Голду и сказал:
– Ну, я доложу тебе, от этой сучьей шиксы прямо холодом веет! Попробуй затащить ее вечерком домой и устроить ей штоп , так наутро с отмороженным концом проснешься. Уж поверь мне!
По мере их продвижения по шумному залу Голд замечал, что люди узнают его, толкают локтями соседей, шепчут им что-то на ухо. Похоже, что Великая Тайна была не такой уж и тайной. Возле бара в противоположном конце зала Голд, чувствуя себя изрядным идиотом, соскользнул с носилок и повернулся к толпе спиной. Бармену он заказал два двойных виски.
– Спасибо, – сказал Чарли.
– Л-хайим!
– Л-хайим!
Прислонившись спиной к стойке, Чарли обвел глазами зал. Голд, не снимая со стойки локтей, уставился в стену.
– Ну что, Чарли, давно не был в Голливудском парке?
– На прошлой неделе ходил.
– Успешно?
– Не так уж плохо. Пришлось потратиться.
Оба фыркнули и сделали еще по глоточку виски.
– Как ты думаешь, «Доджерз» выйдут в этом году в финал?
– По правде говоря, Джек, я уже не хожу на игры. Даже по ящику их не смотрю. Везде одно и то же: шварцер подает мяч, другой шварцер ловит, шварцер у «калитки» стоит, а еще один шварцер в дальнем поле за мячом бегает.
Везде одни шварцеры. Судьи и те шварцеры! А большинство из этих шварцеров даже по-английски не говорят. И это называется Великое Американское Развлечение? А! Они испохабили всю игру!
В углу, возле бара, рок-группа начала расставлять свои инструменты. Клавишник устанавливал у стены свои колонки. Ударник настраивал свои барабаны – бил по ним палочками и, где было надо, натягивал мембрану с помощью серебряного ключа.
– О Боже, – простонал Чарли. – Ну, сейчас такая головная боль будет! Теперешних детей интересует в музыке лишь одно: громкая ли она. Все, что их волнует, – это достаточно ли она гремит.
– Кстати о детях, Чарли, как там Лестер?
Чарли помешал виски градусником, медленно покачал головой. Оглядевшись по сторонам, он придвинулся к Голду и заговорил совсем тихо:
– Скажу тебе честно, Джек, только пойми меня правильно: но бывает и так, что лучше бы вообще не иметь сына. Ведь и у тебя мог бы быть такой сын, как Лестер.
– Что ты хочешь сказать, Чарли?
– А вот что: ты когда видел Лестера в последний раз?
Голд на секунду задумался.
– У Дот на похоронах. Когда это было, года два-три назад?
– Это было три года три месяца и шестнадцать дней назад. Когда хоронишь лучшее, что у тебя было в жизни, дату уже не забываешь. Моли Бога, чтобы с тобой такого не случилось!
Голда передернуло – казалось, дух Анжелики провел ему рукой по позвоночнику.
– Ну, так вот. Через три дня после похорон – это через три дня всего лишь – Лестер приходит ко мне, и как ты думаешь, что он мне сообщает?
Голд почесал нос.
– Что он голубой?
– Так ты знал?!
– Подозревал.
– Ну да, на Рэмбо он, конечно, не тянет – это уж точно. Значит, приходит он ко мне сразу после похорон Дот и заявляет, что собирается выходить из «подполья». Говорит, что специально ждал, пока Дот умрет, чтобы ее не расстраивать. А я говорю: «Чего ж ты не подождал заодно, пока я подохну? Меня, что ли, хочешь огорчить?» А он говорит, что ему уже тридцать семь и он больше не может жить во лжи. «А почему бы и нет?» – я его спрашиваю. Все, кого я знаю, так или иначе всю жизнь врут, всю жизнь кем-то притворяются. А он что, какой-то особенный? Но он и слушать не захотел – он, видите ли, уже принял окончательное решение. Так что сейчас он развлекается в Венеции в пляжном домике с каким-то мексиканским мальчишкой лет семнадцати. Мексиканским, Джек! Его мать, наверное, в гробу поворачивается. Неужели он не мог подыскать хорошего еврейского мальчика?!
Раздались вопли детей – в прихожей установили видеоигры, и они полностью погрузились в новое развлечение. Бармен принес еще две порции двойного виски. Когда Чарли и Голд выложили на стойку по двадцатке, он в знак протеста воздел руки.
– Ребята, это бесплатный бар! Вам поклоны от доктора и миссис Марковиц.
Голд раскурил потухшую сигару.
– Значит, я не в черном списке? Что-то верится с трудом! Когда я разговаривал с Эвелин в последний раз, было очень непохоже, что она собирается угощать меня виски.
– О, забудь все это, Джек. Теперь сестрица богата, у нее другие проблемы. Вряд ли она будет ворошить старое.
– Знаешь ли, Чарли, я и сам не пойму, зачем я приперся сегодня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145