– У меня в камере был парень. Его пару месяцев назад выпустили. Так вот он рассказал мне об одном адвокате-еврее из Беверли-Хиллз. Понимаешь, можно пойти в суд и так все организовать, чтобы во время испытательного срока никуда не надо было звонить каждый вечер, и проб никаких и прочего дерьма. Знай только ходи раз в месяц расписывайся – и никаких проблем. Но для этого дела нужен очень хороший адвокат. Не какой-нибудь дешевый адвокатишка из этих общественных защитников. А классный адвокат из евреев. И у меня есть один такой на примете.
– Бобби, все эти юристы из Беверли-Хиллз стоят целое состояние. Как мы можем себе такое позволить?
– Мы с тем парнем в камере все обсудили. Он велел, чтобы я его разыскал, когда выйду. Он там задумал одно дельце. Если выгорит, то все о'кей.
Эстер с трудом удавалось держать себя в руках.
– Бобби, все эти люди только снова втянут тебя в свои темные делишки. Они снова доведут тебя до беды. Ты ведь только вчера вышел из тюрьмы. Прошу тебя, не говори так. Тебя ждет хорошая работа. Завтра утром нач...
Бобби жестом остановил ее.
– К черту! Не по мне все это. Быть на побегушках на кухне. Жалкий ниггер! Не хочу я впрягаться в эту рабскую жизнь. Я тебе предлагаю кое-что получше.
Эстер тихонько заплакала.
– Прошу тебя, Бобби, не говори так, не говори так, – повторяла она:
– Не плачь, Эс, – смягчился Бобби. – Не плачь, женщина. – Он протянул было руку погладить ее, но она резко отпрянула.
Внезапно появился малыш Бобби. Опустив глаза, он произнес:
– Мама, там нет соуса «барбекю». Я у всех спрашивал. Прости меня, но его там нет.
– Ох, сыночек. – Эстер взяла сына на руки и нежно погладила его голову.
9.00 вечера
Голд стоял в дверях «Монтегро» и вглядывался в прохладный сумрак ресторана. Это было шикарное заведение. Полы покрывали толстые ковры, на стенах висели первоклассные копии картин импрессионистов, несколько уютных кабинетов были отделены друг от друга перегородками из матового стекла с изящными рисунками. В алькове рядом с баром пианист томно наигрывал «Саммертайм». Музыка медленно плыла по залу, покрывая разговоры и звяканье серебряных приборов. Как только метрдотель направился к Голду, Хоуи Геттельман помахал ему рукой через зал.
Проходя через ресторан, Голд взглядом профессионала автоматически отмечал посетителей. Зал был набит иностранцами – темнокожими смуглыми мужчинами в европейских костюмах, с кричащими золотыми украшениями. Двигаясь между столиками, Голд слышал испанский, итальянский, арабский, еврейский говор и то, что он принимал за греческий. Женщины почти все были американки – пресыщенные блондинки в стильных нарядах.
– Джек, как хорошо, что ты пришел! – На Хоуи был великолепно сшитый синий двубортный костюм и светло-желтая рубашка. В этой толпе он казался своим.
– Сколько же времени ты предаешься возлияниям в Родео-Драйв? – спросил Голд, проскальзывая в нишу к Хоуи.
Хоуи улыбнулся и подмигнул.
– Здесь можно провернуть куда больше дел, чем в Поло-Лондж.
– Смотря каких дел, – ответил Голд, оглядывая зал. За столиком напротив сидел известный телеартист, уже изрядно набравшийся. Он попеременно склонялся то к салату из крабов, то к ушку юной киноактрисы, чье лицо было смутно знакомо Голду.
– Джек, спасибо, что пришел, – проговорил Хоуи. – Для начала прошу прощения за то, что произошло в субботу. Пойми, мне абсолютно ясно, почему ты так взъярился. И не думаю, чтобы ты хоть немного переигрывал.
– Я – тем более.
– Ладно, ладно. Знаю, откуда ты тогда явился, и тем более понимаю, что тобой руководило. Но где тебе понять, что такое наркотики и что без них порой не обойтись!
– А уж тут, Хоуи, ты заблуждаешься. Я слишком долго имел дело и с наркотиками и с наркоманами и прекрасно отдаю себе отчет, зачем потребляют эту дурь. И потому прихожу в бешенство, когда вижу, что этим занимается муж моей дочери.
– Джек, Джек. – Хоуи хмыкнул и поправил галстук. – Немного кокаина для бодрости духа – еще не наркомания.
Голд глотнул воды. В стакане плавала косточка. Голд выудил ее вилкой.
– Слушай, Хоуи, не пудри мне мозги. Оставь это для своих вонючих клиентов.
– Хорошо, – быстро проговорил Хоуи, – с этим покончено. – Он протянул руку над столом, покрытым дорогой скатертью, и дотронулся до Голда. – Слышишь, Джек? Навсегда. Решено. – Он проникновенно посмотрел на Голда. – Клянусь Господом, Джек. – Он поднял правую руку. – С этим делом я завязал.
Голд смерил зятя долгим взглядом. Потом дотянулся до хлебницы, отщипнул корочку, намазал ее маслом.
– Хватит врать, Хоуи. Чертовски не люблю, когда меня водят за нос. По-моему, тебе это известно.
– Джек, не я ли клялся именем Господа? Только что? Может, ты хочешь, чтобы я поклялся жизнью собственного сына? Клянусь жизнью Джошуа...
– Ладно. На сегодня хватит. Рад, что ты так решил.
Подошел официант, протянул меню. Они заказали по двойному шотландскому виски. Официант удалился. Голд всматривался в названия блюд в свечном полумраке.
– Ослеп я, что ли, на старости лет, или цены тут и впрямь такие чудовищные?
– Не бери в голову. Это мое дело.
– Семь семьдесят пять за салат?
– Ты платишь за вывеску, за обстановку. За то, чтобы тебя здесь заметили.
– Но семь семьдесят пять!
– Да прекрати! Закажи-ка телятину. Она тут превосходная, лучшая в городе.
– Еще бы! Да за такие деньги можно потребовать целого быка! Неудивительно, что ты торговал наркотиками. Естественно, нужны огромные средства, чтобы соответствовать здешним ценам.
– Джек, – Хоуи рассмеялся, – только прикажи!
– А почему с нами нет моей дочери? Она что, не годится для этакой роскоши? И в одиночку должна поглощать телевизионный ужин, чтобы ты тут разыгрывал героя из Беверли-Хиллз?
– Во имя всего святого, Джек, не надо! Я часто бываю здесь с Уэнди. Но сегодня, ты же знаешь, мне нужно было поговорить с тобой без свидетелей. А сейчас закажи телятину марсала или телятину пармеджиано. Право, не прогадаешь.
Официант принес виски. Они сделали заказ, и официант удалился, сладенько улыбаясь.
– Джек, – Хоуи глотнул из стакана, – сегодня утром мне звонил помощник прокурора.
– Да?
– Все улажено. Он даже извинился за причиненные неудобства.
– Очень мило с его стороны, – усмехнувшись, заметил Голд.
– Джек, – Хоуи помотал головой, – как тебе это удается? Черт побери, как вообще тебе все удается?
Голд тронул кубики льда в бокале с «Джонни Уолкером».
– Поработай с мое, лет эдак тридцать, – узнаешь.
– Но это неправдоподобно! Ты меня просто ошарашил! Чтобы так быстро решить все вопросы!
– Я же говорил, не изволь беспокоиться, не твоя забота – ведь так?
Хоуи улыбнулся.
– Ну, говорил.
– А ты мне не верил.
– Каюсь, не верил.
Голд пожал плечами. Хоуи полез во внутренний карман и вытащил чековую книжку в футляре из крокодиловой кожи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145
– Бобби, все эти юристы из Беверли-Хиллз стоят целое состояние. Как мы можем себе такое позволить?
– Мы с тем парнем в камере все обсудили. Он велел, чтобы я его разыскал, когда выйду. Он там задумал одно дельце. Если выгорит, то все о'кей.
Эстер с трудом удавалось держать себя в руках.
– Бобби, все эти люди только снова втянут тебя в свои темные делишки. Они снова доведут тебя до беды. Ты ведь только вчера вышел из тюрьмы. Прошу тебя, не говори так. Тебя ждет хорошая работа. Завтра утром нач...
Бобби жестом остановил ее.
– К черту! Не по мне все это. Быть на побегушках на кухне. Жалкий ниггер! Не хочу я впрягаться в эту рабскую жизнь. Я тебе предлагаю кое-что получше.
Эстер тихонько заплакала.
– Прошу тебя, Бобби, не говори так, не говори так, – повторяла она:
– Не плачь, Эс, – смягчился Бобби. – Не плачь, женщина. – Он протянул было руку погладить ее, но она резко отпрянула.
Внезапно появился малыш Бобби. Опустив глаза, он произнес:
– Мама, там нет соуса «барбекю». Я у всех спрашивал. Прости меня, но его там нет.
– Ох, сыночек. – Эстер взяла сына на руки и нежно погладила его голову.
9.00 вечера
Голд стоял в дверях «Монтегро» и вглядывался в прохладный сумрак ресторана. Это было шикарное заведение. Полы покрывали толстые ковры, на стенах висели первоклассные копии картин импрессионистов, несколько уютных кабинетов были отделены друг от друга перегородками из матового стекла с изящными рисунками. В алькове рядом с баром пианист томно наигрывал «Саммертайм». Музыка медленно плыла по залу, покрывая разговоры и звяканье серебряных приборов. Как только метрдотель направился к Голду, Хоуи Геттельман помахал ему рукой через зал.
Проходя через ресторан, Голд взглядом профессионала автоматически отмечал посетителей. Зал был набит иностранцами – темнокожими смуглыми мужчинами в европейских костюмах, с кричащими золотыми украшениями. Двигаясь между столиками, Голд слышал испанский, итальянский, арабский, еврейский говор и то, что он принимал за греческий. Женщины почти все были американки – пресыщенные блондинки в стильных нарядах.
– Джек, как хорошо, что ты пришел! – На Хоуи был великолепно сшитый синий двубортный костюм и светло-желтая рубашка. В этой толпе он казался своим.
– Сколько же времени ты предаешься возлияниям в Родео-Драйв? – спросил Голд, проскальзывая в нишу к Хоуи.
Хоуи улыбнулся и подмигнул.
– Здесь можно провернуть куда больше дел, чем в Поло-Лондж.
– Смотря каких дел, – ответил Голд, оглядывая зал. За столиком напротив сидел известный телеартист, уже изрядно набравшийся. Он попеременно склонялся то к салату из крабов, то к ушку юной киноактрисы, чье лицо было смутно знакомо Голду.
– Джек, спасибо, что пришел, – проговорил Хоуи. – Для начала прошу прощения за то, что произошло в субботу. Пойми, мне абсолютно ясно, почему ты так взъярился. И не думаю, чтобы ты хоть немного переигрывал.
– Я – тем более.
– Ладно, ладно. Знаю, откуда ты тогда явился, и тем более понимаю, что тобой руководило. Но где тебе понять, что такое наркотики и что без них порой не обойтись!
– А уж тут, Хоуи, ты заблуждаешься. Я слишком долго имел дело и с наркотиками и с наркоманами и прекрасно отдаю себе отчет, зачем потребляют эту дурь. И потому прихожу в бешенство, когда вижу, что этим занимается муж моей дочери.
– Джек, Джек. – Хоуи хмыкнул и поправил галстук. – Немного кокаина для бодрости духа – еще не наркомания.
Голд глотнул воды. В стакане плавала косточка. Голд выудил ее вилкой.
– Слушай, Хоуи, не пудри мне мозги. Оставь это для своих вонючих клиентов.
– Хорошо, – быстро проговорил Хоуи, – с этим покончено. – Он протянул руку над столом, покрытым дорогой скатертью, и дотронулся до Голда. – Слышишь, Джек? Навсегда. Решено. – Он проникновенно посмотрел на Голда. – Клянусь Господом, Джек. – Он поднял правую руку. – С этим делом я завязал.
Голд смерил зятя долгим взглядом. Потом дотянулся до хлебницы, отщипнул корочку, намазал ее маслом.
– Хватит врать, Хоуи. Чертовски не люблю, когда меня водят за нос. По-моему, тебе это известно.
– Джек, не я ли клялся именем Господа? Только что? Может, ты хочешь, чтобы я поклялся жизнью собственного сына? Клянусь жизнью Джошуа...
– Ладно. На сегодня хватит. Рад, что ты так решил.
Подошел официант, протянул меню. Они заказали по двойному шотландскому виски. Официант удалился. Голд всматривался в названия блюд в свечном полумраке.
– Ослеп я, что ли, на старости лет, или цены тут и впрямь такие чудовищные?
– Не бери в голову. Это мое дело.
– Семь семьдесят пять за салат?
– Ты платишь за вывеску, за обстановку. За то, чтобы тебя здесь заметили.
– Но семь семьдесят пять!
– Да прекрати! Закажи-ка телятину. Она тут превосходная, лучшая в городе.
– Еще бы! Да за такие деньги можно потребовать целого быка! Неудивительно, что ты торговал наркотиками. Естественно, нужны огромные средства, чтобы соответствовать здешним ценам.
– Джек, – Хоуи рассмеялся, – только прикажи!
– А почему с нами нет моей дочери? Она что, не годится для этакой роскоши? И в одиночку должна поглощать телевизионный ужин, чтобы ты тут разыгрывал героя из Беверли-Хиллз?
– Во имя всего святого, Джек, не надо! Я часто бываю здесь с Уэнди. Но сегодня, ты же знаешь, мне нужно было поговорить с тобой без свидетелей. А сейчас закажи телятину марсала или телятину пармеджиано. Право, не прогадаешь.
Официант принес виски. Они сделали заказ, и официант удалился, сладенько улыбаясь.
– Джек, – Хоуи глотнул из стакана, – сегодня утром мне звонил помощник прокурора.
– Да?
– Все улажено. Он даже извинился за причиненные неудобства.
– Очень мило с его стороны, – усмехнувшись, заметил Голд.
– Джек, – Хоуи помотал головой, – как тебе это удается? Черт побери, как вообще тебе все удается?
Голд тронул кубики льда в бокале с «Джонни Уолкером».
– Поработай с мое, лет эдак тридцать, – узнаешь.
– Но это неправдоподобно! Ты меня просто ошарашил! Чтобы так быстро решить все вопросы!
– Я же говорил, не изволь беспокоиться, не твоя забота – ведь так?
Хоуи улыбнулся.
– Ну, говорил.
– А ты мне не верил.
– Каюсь, не верил.
Голд пожал плечами. Хоуи полез во внутренний карман и вытащил чековую книжку в футляре из крокодиловой кожи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145