ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

На полу расстелен дешевый золотистый ковер, а вокруг расставлены кресла и кушетки. Две молодые женщины – одна из них толстая и краснолицая, вторая – изящная и симпатичная – пытались унять трех малышей, гонявшихся взапуски по полу. Один из малышей расплакался. По стенам были развешаны большие подсвеченные черно-белые фотографии, плакаты и открытки. Справа от Уолкера висел снимок трех эфиопских детишек со сморщенными, изуродованными голодом телами. Они ели непереваренные остатки кукурузы из взрезанного дымящегося желудка коровы. Над плакатом на белой полосе надпись, исполненная плотным, аккуратным шрифтом: «ПИЩА ЛЮДСКАЯ». На соседней фотографии – изможденный, измученный голодом негритенок, уткнувшийся лицом в задний проход коровы. Под снимком подпись: «СВЕЖАЯ ПИЩА». Рядом висела фотография нацистского концлагеря. Несколько солдат союзников мрачно смотрели на поле, усеянное черепами и скелетами: «БЕРЛИНСКОЕ РАГУ». Затем – снимок тридцатых годов, с которого задумчиво глядел Гитлер, стоявший на балконе в Берхтесгадене, – «ВОТ ЧЕЛОВЕК, КОТОРЫЙ НА ЭТО СПОСОБЕН». Зернистая фотография двадцатых изображала сцену линчевания. Многие из стоящих в толпе были одеты в ку-клукс-клановские белые плащи с капюшонами: «ТОЛЬКО МЕРТВЫЙ НИГГЕР ХОРОШ». Бегин, Садат и президент Картер в Кэмп-Дэвиде; улыбаясь, они пожимают друг другу руки: «ЖИД-ЧЕРНОМАЗЫЙ И КЛОУН». Джесс Джексон, читающий с кафедры проповедь. На изображение Джексона наложены концентрические круги мишени. Яблочко красовалось точно на лбу Джесса: «ИЗБРАННЫЙ ПРЕЗИДЕНТ».
– Ты выглядишь так, будто в церковь пришел.
Уолкер перевел взгляд на широкий пустой письменный стол, стоявший прямо перед ним. За столом сидел худощавый мужчина в белой рубашке и галстуке. Его черные волосы были аккуратно зачесаны назад, на лице – массивные черные очки, кожа бледная, одутловатая.
– Ты похож на паписта, впервые попавшего в Ватикан. «О-о! Святой отец! – поддразнил он Уолкера высоким жеманным голоском. – Нельзя ли мне поцеловать вашу католическую задницу? Лизнуть ваш итальянский член?»
Присутствующие весело зафыркали. Женщины расхохотались во весь голос. Дети бросили игру, недоуменно повертели головами и вновь принялись носиться по комнате.
– Или, быть может, польский хрен, чтобы быть точным?
Опять смешки.
– Это вы – Джесс Аттер? – пробормотал Уолкер.
– Он самый. – Аттер улыбнулся и отхлебнул из банки, которую держал в правой руке. – Так чего тебе от меня нужно?
Уолкер нерешительно оглянулся на мужчин и женщин, которые смотрели ему в спину.
– Я... я слышал о вас по радио. «Шоу Жанны Холмс»... – Уолкер замолчал.
– Было дело, – медленно проговорил Аттер, слегка сжимая кончиками пальцев банку, отчего та щелкнула.
– Вы говорили, что ищете новых людей. Пополнить ряды.
Аттер улыбнулся.
– Неужели?
– В общем, я бы хотел... я хотел бы присоединиться к вашим парням. Хочу стать членом Клана.
Улыбка Аттера стала еще шире.
– Правда?
– Да, сэр. – Уолкер сглотнул и посмотрел на посмеивающихся над ним людей.
– Тини! Предложи новичку стул.
Рыжебородый подтолкнул поближе новенькое хромированное, обитое кожей кресло, и Уолкер медленно уселся.
– И что-нибудь выпить, Тини.
Тини сорвал кольцо с банки и протянул ее Уолкеру. Уолкер, запинаясь, нервно поблагодарил.
– Тебе удобно? – спросил Аттер.
– Да, сэр, – почтительно отозвался Уолкер, торопливо глотая пиво.
Аттер откинулся на спинку своего вращающегося кресла.
– Тебе нравится наша штаб-квартира? – лукаво спросил он.
– Да, конечно, – отозвался Уолкер, оглядывая комнату. По стенам среди плакатов торчали подставки, на которых были уложены винтовки и карабины, полуавтоматические МАК-10 и армейские автоматы М-16. Тут же висело несколько мечей. За спиной Аттера, словно театральный задник, была натянута увеличенная копия флага Клана, развевавшегося на улице. Рядом стояли каталожные ящики, копировальная машина, огромный принтер. Вдоль стены тянулись полки, на которых выстроились в ряд персональные компьютеры.
– И это лишь начало, – сказал Аттер, самодовольно улыбаясь. – Настало время истины. Америка поднимается на борьбу против своих внутренних врагов.
Уолкер не мог понять, ожидает ли Аттер ответа. Наконец он пробормотал:
– Верно. Вы совершенно правы.
– Ты согласен с убеждениями, которые отстаивает Клан?
– Целиком и полностью, – с воодушевлением ответил Уолкер.
– И ты хочешь вступить в наши ряды? Стать нашим соратником в решающей схватке?
– Да, сэр. Больше, чем чего бы то ни было.
– Чего бы то ни было? Это серьезное заявление.
Одна из женщин прищелкнула языком.
– Знаешь ли, – сказал Аттер, отбросив иронический тон, – стать членом Клана нелегко. И быть им не так-то просто. Мы предъявляем к нашим братьям серьезные требования. Преданность, верность, самоотверженность. Нашим требованиям отвечают очень немногие люди. Объясни мне, почему ты хочешь стать членом Калифорнийского клана? Объясни мне это своими словами.
Уолкер почувствовал себя неуютно.
– Видите ли, я прочитал «Кларион», и я согласен со всем, что вы говорите. Ваши братья – единственные люди, которые говорят правду. Я верю в то, что вы отстаиваете.
Аттер еще раз отхлебнул из банки и вновь щелкнул ею, легонько сжав пальцами.
– Расскажите своими словами, исходя из своего опыта: зачем вы хотите стать членом клана. Объясните подробнее.
Уолкер опустил глаза и уставился на картинку, изображенную на банке. Горный ручей в Колорадо.
– Я... я... мне трудно подобрать слова. Не то что вы, в вашем «Кларионе». Вы сказали там все, о чем хотел бы сказать и я.
– А конкретно? – настаивал Аттер. – Что вы имеете в виду?
Уолкер нахмурился. Его глаза метались по комнате, словно в поисках подсказки.
– Я... э-э... – начал было он и вновь замолчал.
– Ну, давай же, – велел Аттер. – Соберись с мыслями.
Уолкер посмотрел на свою банку. Затем он поднял лицо и посмотрел в глаза Аттера.
– Вы сами знаете. Евреи. Ниггеры.
– Да? И что же евреи и ниггеры?
Уолкер пожал плечами.
– Вы сами знаете. Как евреи захватили всю страну. И отдали ее ниггерам.
– Продолжай. Расскажи нам об этом.
Уолкер медленно заговорил, спотыкаясь на каждом слове.
– Дело в том, что Америка должна была стать другой. С самого начала предполагалось, что она будет не такой, какая она теперь. С самого начала – когда писали конституцию и все такое прочее. Когда писали Конституцию, вовсе не думали давать воли неграм. И равенства. Равенства с белыми людьми. Ниггеры были рабами. Все они были рабами. Все те, кто писал Конституцию и Декларацию независимости, – у них у всех были рабы. У всех. Никто и не думал, что ниггер может сравняться с белым человеком.
Внезапно Уолкер прервал свою речь, словно смутившись от того, что наговорил так много.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145