Gloria romanorum! Слава римская!
- Да-а… - сказал Эдик впечатленно. - Наконец-то хоть что-то похожее на город!
Повозки остановились возле моста Проба, и Севий сделал жест: слазьте!
- Что, все? - осведомился Эдик недовольно. - А дальше?
- А дальше - ножками! - улыбнулся Севий Никанор Пот.
Он подозвал местное «такси» - восьмерых крепких рабов-лектикариев. Те подбежали трусцой, таща на плечах лектику, носилки-паланкин. Севий удобно устроился на подушках и распорядился:
- Доставите в школу и сдадите субпрокуратору!
Восьмеро качков молча и одновременно поклонились.
- Тебя как звать? - спросил Эдик у одного из них, стриженного ежиком.
- Цецилий, - удивился тот и добавил: - Статий.
- Скажи мне, Цецилий Статий… - подбоченился Эдик, подыскивая рифму. - С какой это стати я должен переться через весь город пешкодралом? А?
Цецилий Статий сделал удивленное лицо - пошла перезагрузка. Тогда его коллега, ушастый и круглоголовый парень, решил просветить дремучего варвара.
- В Рим запрещено въезжать на повозках после солнечного восхода и до заката, - сказал он, надуваясь гордостью за родной город.
- А почему? - не отставал Эдик.
Круглоголовый тоже «завис».
- Толкучка у них, стояли бы те телеги в постоянных пробках, - объяснил Лобанов. - Тут ведь миллион человек прописан!
- Миллион! - фыркнул Эдик с великолепным пренебрежением. - Шибко большая деревня, однако!
Цецилия Статия эти слова задели.
- Можно подумать, варвар, - пробурчал он, - ты видел города поболе Рима!
- Пф-ф! Дерёвня! Я в самой Москве жил, сечешь? Знаешь, сколько в Москве народу? Пятнадцать мильёнов! Двенадцать своих да еще миллиона три варваров - они в Москву на заработки ездят…
- Врешь! - неуверенно сказал круглоголовый.
- Клянусь Юпитером! - воскликнул Эдик. - Сергий, подтверди!
- Я тоже из Москвы, - улыбнулся Лобанов.
- И где это такая? - прищурился Цецилий.
- Далеко-далеко на севере, - затянул Эдик голосом сказочника, - за Венедскими горами, за Данубием и Борисфеном, в стране россов!
- Не знаю таковских, - покачал головой круглоголовый и насупился. - Заговорили вы меня совсем! Пошли!
Лобанов взошел на крепкий каменный мост, обходя неторопливых римлян, толкавших ручные тележки с дарами полей. Внизу, обтекая быки, шумел мутный Тибр. Сергей поднял голову и увидел странное - мужчина в замызганной тунике, шедший навстречу, тащил визжащего младенца. Дите орало на все лады, дергалось и извивалось. Мужчина морщился.
Не обращая ни на кого внимания, он подошел к перилам и швырнул ребенка в воду.
- Ты что делаешь, зараза?! - воскликнул Эдик и бросился на мужика с кулаками. Цепь потащила всех, да никто из гладиаторов и не сопротивлялся особо, каждому хотелось приложить детоубийцу «как учили».
- Спасите! - заголосил мужик, отлетая с кулаков Эдика на кулаки Сергея. - Помогите! Стража!
- Вы чего?! - орал Цецилий, натягивая цепь. - Прекратить!
Круглоголовый попытался оттащить Лобанова и сам заработал хорошего тумака.
- Брось, Серый! - орал Искандер. - Он же своего топил!
- Это ж не щенок! - бушевал Эдик.
- Да поймите вы! - надсаживался Искандер. - Римлянин имеет полное право убить своего ребенка! И ничего ему за это не будет! Никаких шансов!
- Вигилы! - крикнул Цецилий. - Ходу!
Растерянный Лобанов оглянулся. К мосту бежала местная полиция - сплошь негры, красноречиво помахивая дубинками.
- Быстро отсюда! - рявкнул круглоголовый.
Рванули все разом - и гладиаторы, и конвоиры. Бегом они поднялись на скалистый Авентинский холм.
Почти весь Авентин был застроен многоэтажными домами-инсулами. Переходами, галереями, лестницами эти «хрущобы» вязались в единый жилой массив, убогий и обшарпанный. Речкой в каньоне вилась по нему викус Лорети Майор, улица Большого Лаврового леса, замусоренная и загаженная.
Беглецы, вольные и невольные, моментально затерялись на ней, окунаясь в ужасную сутолоку и страшный шум миллионного города. Народ пер по всем направлениям, истово занятый шопингом. Порогов домов не видать - все буквально забаррикадировано лавчонками и ларьками. Ни пройти ни проехать. Здесь, перед портиком, продавец тканей раскинул свою будочку, обтянутую полотном, там, в самой гуще толпы, брадобрей орудовал бритвой, измазав подбородок клиента смесью сала и золы. Закопченные, дымящиеся жаровни занимали всю ширину улицы, а на косяке таверны висело на цепочке изображение бородатого раба с амфорой - стандартное указание на питейное заведение. Четверо солидных римлян в тогах остановились перед альбумсом - длинной узкой доской, покрытой слоем белой штукатурки и прикрепленной к пьедесталам трех конных статуй. На альбумсе черной и красной краской были писаны постановления претора, объявления об аукционах и прочий официоз. Лобанов задержался на лишнюю секунду и ухватил глазом любопытную афишу:
«20 пар гладиаторов Децима Лукреция Сатрия Валента, бессменного фламина, будут сражаться за 6, 5, 4, 3 дня и накануне октябрьских ид, а также будет травля по всем правилам и навес. Написал Эмилий Целер, один при лунном свете».
Скоро и о нас станут писать, подумалось Лобанову. Н-да.
- Берегись!
Над ухом Сергея заржала лошадь, и его резко дернули с «проезжей части». Мимо прогрохотали дроги, доверху груженные напиленными брусьями. Брус опасно раскачивался. Упадет - «скорую помощь» не тревожь…
- А эти почему разъезжают?! - возмутился Эдик. - Ты ж говорил - запрещено!
- Этим можно, - прокричал Цецилий Статий, - они стройматериал возят!
Лобанов поморщился. Когда к нему в Москву приезжали Искандер с Гефестаем, они жаловались на шум. Да разве то был шум? Так, шумок! Вот где децибелы прут! Городской грохот! Дети орут, гоняясь друг за дружкой и прячась за колоннами, менялы, зазывая клиентов, непрерывно стучат монетами по своим переносным столикам. Шарканье, топот, тысячеголосый галдеж!
- Пирожки! Горячие пирожки!
- О, Рома Дэа!
- Сабейский ладан, недорого! Притирание «Метопий» из Египта!
- Гадаю по руке, по полету птиц, по внутренностям…
- А ты почему не в школе?! Вот я тебе задам!
- Сыр! Свежий сыр!
- Винца не желаете? Водички холодненькой?
- Гу-уси! Гу-уси!
- Дорогу квинквенналу!
- Па-асторонись!
Голые кирпичные и каменные фасады еще больше усиливали шум, а от наплыва запахов кружилась голова. Исключительно шерстяная одежда воняла потом, неисчислимые харчевни струили дым и ароматы, смердело навозом, из общественных туалетов-латрин накатывало аммиаком. И все-таки… И все-таки Лобанов шагал по Великому Городу! Давненько он не задирал голову, чтобы осмотреть здание целиком! А в Риме дворцы и храмы именно высились, мощно поднимая на чащах колонн далекие крыши, уставленные статуями. Гладиаторов провели мимо Большого Цирка на двести с лишним тысяч зрителей, мимо амфитеатра Флавиев - всего лишь на восемьдесят тысяч посетителей, мимо великолепных дворцов на Палатинском холме, мимо сотен и сотен роскошных особняков и семиэтажных инсул, храмов, арок, терм, акведуков, театров…
Все здорово устали, пока, наконец, не добрались до виа Лабикана, где велением Домициана заложили Большую императорскую школу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92
- Да-а… - сказал Эдик впечатленно. - Наконец-то хоть что-то похожее на город!
Повозки остановились возле моста Проба, и Севий сделал жест: слазьте!
- Что, все? - осведомился Эдик недовольно. - А дальше?
- А дальше - ножками! - улыбнулся Севий Никанор Пот.
Он подозвал местное «такси» - восьмерых крепких рабов-лектикариев. Те подбежали трусцой, таща на плечах лектику, носилки-паланкин. Севий удобно устроился на подушках и распорядился:
- Доставите в школу и сдадите субпрокуратору!
Восьмеро качков молча и одновременно поклонились.
- Тебя как звать? - спросил Эдик у одного из них, стриженного ежиком.
- Цецилий, - удивился тот и добавил: - Статий.
- Скажи мне, Цецилий Статий… - подбоченился Эдик, подыскивая рифму. - С какой это стати я должен переться через весь город пешкодралом? А?
Цецилий Статий сделал удивленное лицо - пошла перезагрузка. Тогда его коллега, ушастый и круглоголовый парень, решил просветить дремучего варвара.
- В Рим запрещено въезжать на повозках после солнечного восхода и до заката, - сказал он, надуваясь гордостью за родной город.
- А почему? - не отставал Эдик.
Круглоголовый тоже «завис».
- Толкучка у них, стояли бы те телеги в постоянных пробках, - объяснил Лобанов. - Тут ведь миллион человек прописан!
- Миллион! - фыркнул Эдик с великолепным пренебрежением. - Шибко большая деревня, однако!
Цецилия Статия эти слова задели.
- Можно подумать, варвар, - пробурчал он, - ты видел города поболе Рима!
- Пф-ф! Дерёвня! Я в самой Москве жил, сечешь? Знаешь, сколько в Москве народу? Пятнадцать мильёнов! Двенадцать своих да еще миллиона три варваров - они в Москву на заработки ездят…
- Врешь! - неуверенно сказал круглоголовый.
- Клянусь Юпитером! - воскликнул Эдик. - Сергий, подтверди!
- Я тоже из Москвы, - улыбнулся Лобанов.
- И где это такая? - прищурился Цецилий.
- Далеко-далеко на севере, - затянул Эдик голосом сказочника, - за Венедскими горами, за Данубием и Борисфеном, в стране россов!
- Не знаю таковских, - покачал головой круглоголовый и насупился. - Заговорили вы меня совсем! Пошли!
Лобанов взошел на крепкий каменный мост, обходя неторопливых римлян, толкавших ручные тележки с дарами полей. Внизу, обтекая быки, шумел мутный Тибр. Сергей поднял голову и увидел странное - мужчина в замызганной тунике, шедший навстречу, тащил визжащего младенца. Дите орало на все лады, дергалось и извивалось. Мужчина морщился.
Не обращая ни на кого внимания, он подошел к перилам и швырнул ребенка в воду.
- Ты что делаешь, зараза?! - воскликнул Эдик и бросился на мужика с кулаками. Цепь потащила всех, да никто из гладиаторов и не сопротивлялся особо, каждому хотелось приложить детоубийцу «как учили».
- Спасите! - заголосил мужик, отлетая с кулаков Эдика на кулаки Сергея. - Помогите! Стража!
- Вы чего?! - орал Цецилий, натягивая цепь. - Прекратить!
Круглоголовый попытался оттащить Лобанова и сам заработал хорошего тумака.
- Брось, Серый! - орал Искандер. - Он же своего топил!
- Это ж не щенок! - бушевал Эдик.
- Да поймите вы! - надсаживался Искандер. - Римлянин имеет полное право убить своего ребенка! И ничего ему за это не будет! Никаких шансов!
- Вигилы! - крикнул Цецилий. - Ходу!
Растерянный Лобанов оглянулся. К мосту бежала местная полиция - сплошь негры, красноречиво помахивая дубинками.
- Быстро отсюда! - рявкнул круглоголовый.
Рванули все разом - и гладиаторы, и конвоиры. Бегом они поднялись на скалистый Авентинский холм.
Почти весь Авентин был застроен многоэтажными домами-инсулами. Переходами, галереями, лестницами эти «хрущобы» вязались в единый жилой массив, убогий и обшарпанный. Речкой в каньоне вилась по нему викус Лорети Майор, улица Большого Лаврового леса, замусоренная и загаженная.
Беглецы, вольные и невольные, моментально затерялись на ней, окунаясь в ужасную сутолоку и страшный шум миллионного города. Народ пер по всем направлениям, истово занятый шопингом. Порогов домов не видать - все буквально забаррикадировано лавчонками и ларьками. Ни пройти ни проехать. Здесь, перед портиком, продавец тканей раскинул свою будочку, обтянутую полотном, там, в самой гуще толпы, брадобрей орудовал бритвой, измазав подбородок клиента смесью сала и золы. Закопченные, дымящиеся жаровни занимали всю ширину улицы, а на косяке таверны висело на цепочке изображение бородатого раба с амфорой - стандартное указание на питейное заведение. Четверо солидных римлян в тогах остановились перед альбумсом - длинной узкой доской, покрытой слоем белой штукатурки и прикрепленной к пьедесталам трех конных статуй. На альбумсе черной и красной краской были писаны постановления претора, объявления об аукционах и прочий официоз. Лобанов задержался на лишнюю секунду и ухватил глазом любопытную афишу:
«20 пар гладиаторов Децима Лукреция Сатрия Валента, бессменного фламина, будут сражаться за 6, 5, 4, 3 дня и накануне октябрьских ид, а также будет травля по всем правилам и навес. Написал Эмилий Целер, один при лунном свете».
Скоро и о нас станут писать, подумалось Лобанову. Н-да.
- Берегись!
Над ухом Сергея заржала лошадь, и его резко дернули с «проезжей части». Мимо прогрохотали дроги, доверху груженные напиленными брусьями. Брус опасно раскачивался. Упадет - «скорую помощь» не тревожь…
- А эти почему разъезжают?! - возмутился Эдик. - Ты ж говорил - запрещено!
- Этим можно, - прокричал Цецилий Статий, - они стройматериал возят!
Лобанов поморщился. Когда к нему в Москву приезжали Искандер с Гефестаем, они жаловались на шум. Да разве то был шум? Так, шумок! Вот где децибелы прут! Городской грохот! Дети орут, гоняясь друг за дружкой и прячась за колоннами, менялы, зазывая клиентов, непрерывно стучат монетами по своим переносным столикам. Шарканье, топот, тысячеголосый галдеж!
- Пирожки! Горячие пирожки!
- О, Рома Дэа!
- Сабейский ладан, недорого! Притирание «Метопий» из Египта!
- Гадаю по руке, по полету птиц, по внутренностям…
- А ты почему не в школе?! Вот я тебе задам!
- Сыр! Свежий сыр!
- Винца не желаете? Водички холодненькой?
- Гу-уси! Гу-уси!
- Дорогу квинквенналу!
- Па-асторонись!
Голые кирпичные и каменные фасады еще больше усиливали шум, а от наплыва запахов кружилась голова. Исключительно шерстяная одежда воняла потом, неисчислимые харчевни струили дым и ароматы, смердело навозом, из общественных туалетов-латрин накатывало аммиаком. И все-таки… И все-таки Лобанов шагал по Великому Городу! Давненько он не задирал голову, чтобы осмотреть здание целиком! А в Риме дворцы и храмы именно высились, мощно поднимая на чащах колонн далекие крыши, уставленные статуями. Гладиаторов провели мимо Большого Цирка на двести с лишним тысяч зрителей, мимо амфитеатра Флавиев - всего лишь на восемьдесят тысяч посетителей, мимо великолепных дворцов на Палатинском холме, мимо сотен и сотен роскошных особняков и семиэтажных инсул, храмов, арок, терм, акведуков, театров…
Все здорово устали, пока, наконец, не добрались до виа Лабикана, где велением Домициана заложили Большую императорскую школу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92