В середине марта отметили Квинкватрии, празднества во славу богини Минервы. В начале апреля неделю пили за здоровье Кибелы, потом начались Цереалии, Па-лилии, Флоралии… Тридцать восьмой свой бой гладиатор первого ранга Ланион проиграл - метко пущенное копье прободало ему живот. «Уголовника» Максима растерзали голодные львы… Зыбкими были привязанности у «идущих на смерть»! Только познакомишься с человеком, подружишься… а его уже в мертвецкую волокут.
Лобанов с друзьями хорошо посидели на тризне по убиенным, залили горе. Потом прикинули - мало. Раскупорили кувшинчик на четверых и спрыснули радость, отметили годовщину пребывания в прошлом. А в 5-й день до майских ид римский квестор затеял Марсовы игры. В список участников занесли Роксолана, Искандера, Портоса и Эдуардуса.
- Е-мое, хоть поедим по-человечески… - проворчал Гефестай, плотоядно оглядывая богатые столы.
- Ага! - хмыкнул Эдик. - Помянем себя загодя!
- Типун тебе на язык!
Накануне игр гладиаторам устроили пир, прозываемый кена либера, то бишь «свободная трапеза». Столы в триклинии ломились от мяса и дичи, превосходного копченого сала из Галлии, омаров с горной спаржей, тушеных мурен из Сицилийского пролива, устриц, собранных у Лукринских скал, «белоснежной каши» из полбы с колбасками - расстарались устроители. Не было недостатка и в винах - дешевом сабинском, кислом ватиканском, терпком тронтском, сладком албанском, слабом рецийском, тускульском, цекубском, хиосском, александрийском, в кратерахразмешивали даже «бессмертный фалерн».
- А ничего так… - оценил фалернское Лобанов. - Вкусненькое!
- Тоже мне, знаток! - фыркнул Искандер. - Чуешь, запах какой?! А послевкусие?
- Дегустатор нашелся… Я только «дотоговкусие» различаю!
- Не чокаемся! - строго сказал Эдик и поднял кубок. - Ну, земля нам пухом!
- Дай ему по шее, Серый, - попросил Гефестай, - ты ближе!
Но Лобанов не исполнил просьбу друга. Он недобрым взглядом провожал городских обывателей, заглянувших в «Лудус Магнус».
- Явились! - прошипел Искандер. - С-созерцатели!
«Свободная трапеза» не проходила при закрытых дверях - любой римлянин мог присутствовать на ней, подсаживаться поближе к смертникам, разглядывать их, щупать даже. Иным было любопытно: кому из возлежащих сегодня за столом завтра перережут глотку? А кое-кто лично хотел глянуть на гладиаторов и прикинуть - на кого из них ставить?
Лобанов так и не освоил дурацкую привычку есть полулежа и за столом сидел, как «все нормальные люди». Искандер, Эдик и Гефестай примостились напротив. Хмурый Кресцент, вылакавший полный кувшин, с трудом оторвался от ложа, наполнил чашу по новой, поглядел на Сергея, с трудом фокусируя взгляд, и промычал:
- На добро тебе!
- Будь здоров! - вскричали остальные, поднимая кубки. - Ио! Ио!
Сергей улыбнулся и осушил свой сосуд до дна.
- Закусывать надо! - присоветовал Эдик.
Сергей поискал по столу чего-нибудь этакого и сжевал шматик велабрского копченого козьего сыра. Все, больше в него не лезет. Он отвалился на спинку биселлы - кресла с двумя сиденьями, и его вниманием завладели гладиаторы. О чем они думают сегодня, зная прекрасно, что завтра половина из них отправится в рай или в ад, по грехам и по вере их? Кресцент и Приск набивают себе брюхо, по ним не скажешь, что тонкие душевные переживания - обычный их удел. А Публиция рвало. Гай Аппулий Диокл трапезничал расчетливо - ел лишь то, что поддержит его тело на завтрашнем представлении. Веселому Батону вино развязало язык, он орал, пел и хвастался, а нумидийцу Орцилу страх сдавливал горло - ничего в него не шло.
- О, боги! - закатывал истерику Виндекс, рыдая и хлюпая носом. - За что?! Что я сделал не так? Чем не угодил небу?! Я! Не! Хо! Чу! О-о-о!
Феликс, из свободных, прощался с плачущей женой и утешал хмурых друзей, делал «козу» маленькой дочурке. Христиане, отданные в «Лудус Магнус» за драку с митраистами, собрались кучкой и молились в уголку. А вокруг бродила кровожаждущая чернь, словно стая гиен, радуясь собственному жалкому благополучию и упиваясь чужими страданиями, выставленными напоказ.
- Вот кому бы я морду набил! - мрачно признался Эдик.
- Да и я не прочь, - усмехнулся Лобанов.
- Слушайте, - сказал Гефестай задумчиво, - может, нам восстание поднять?
Искандер вздохнул и покачал головой.
- Нет, Портос, - сказал он с сожалением, - никаких шансов! А вот игры… Можно же и выиграть!
- Завтра будет видно! - подвел черту Лобанов. - Пошли спать! Ну их всех к воронам…
От Большой императорской школы до амфитеатра Флавиев было рукой подать, но «идущим на смерть» оказывали почет - доставляли к месту боев на элегантных повозках, разукрашенных флажочками, ленточками, веточками лавра. Даже спицы огромных колес, крутившихся выше шлемов гладиаторов, рассевшихся на деревянных сиденьях, были точеными и крытыми лаком. Ухоженные лошади, чьи шкуры блестели пуще атласа, позванивали колокольчиками, подвешенными к посеребренной сбруе, встряхивали головами, словно хвастаясь вплетенными в гривы золотыми нитями.
Да и сами «выпускники» Большой школы напоминали Лобанову расфуфыренных кукол. Сергей скривился, оглядывая мускулистых, шрамами меченных, суровых рубак, прифрантившихся к празднику смерти. Широкие спины покрыты пурпурными накидками. Шлемы прекрасной работы переливаются самоцветами, над гребнями покачиваются страусиные и павлиньи перья. Калиги на волосатых ногах, и те усыпаны блестяшками янтаря… Мечи и копья тоже сверкали и переливались, но годилось такое оружие разве что для местной «Зарницы» или детской игры в «войнушку» - и клинки были из дерева, и наконечники копий. Противно!
Но публике нравилось - толпа поклонников и зевак запрудила неширокую виа Лабикана, по которой гладиаторов водили как того слона. Общество собралось разношерстное: мальчики из знатных семейств, облаченные в «тоги взрослых»; рабы в коротких туниках без пояса, в обутках, плетенных из веревок; матроны в длинных столах, подпоясанных под грудью и ниже талии, с шалями-паллами, накинутыми на плечи; беднота в одеждах из грубой коричневой шерсти; «средний класс», замотанный в ткани алые, лиловые, зеленые… По обе стороны кортежа размеренно шагал почетный эскорт - конвой из бывших легионеров.
Народ орал, свистел, пел, притопывал, встречая своих любимцев, махал флажками с именами прославленных гладиаторов, тутошних «суперзвезд», а юные девы бросали цветочки и пламенные взгляды.
- Нас тут любят! - осклабился Эдик, выхватывая из воздуха соцветие белого олеандра и посылая воздушный поцелуй прелестнице.
- Обожают просто! - буркнул Сергей. - Освежеванных и разделанных!
- Прорвемся! - легкомысленно отмахнулся Чанба. - Как говорил мой дед Могамчери… Гляди, гляди!
- Так прямо и сказал?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92
Лобанов с друзьями хорошо посидели на тризне по убиенным, залили горе. Потом прикинули - мало. Раскупорили кувшинчик на четверых и спрыснули радость, отметили годовщину пребывания в прошлом. А в 5-й день до майских ид римский квестор затеял Марсовы игры. В список участников занесли Роксолана, Искандера, Портоса и Эдуардуса.
- Е-мое, хоть поедим по-человечески… - проворчал Гефестай, плотоядно оглядывая богатые столы.
- Ага! - хмыкнул Эдик. - Помянем себя загодя!
- Типун тебе на язык!
Накануне игр гладиаторам устроили пир, прозываемый кена либера, то бишь «свободная трапеза». Столы в триклинии ломились от мяса и дичи, превосходного копченого сала из Галлии, омаров с горной спаржей, тушеных мурен из Сицилийского пролива, устриц, собранных у Лукринских скал, «белоснежной каши» из полбы с колбасками - расстарались устроители. Не было недостатка и в винах - дешевом сабинском, кислом ватиканском, терпком тронтском, сладком албанском, слабом рецийском, тускульском, цекубском, хиосском, александрийском, в кратерахразмешивали даже «бессмертный фалерн».
- А ничего так… - оценил фалернское Лобанов. - Вкусненькое!
- Тоже мне, знаток! - фыркнул Искандер. - Чуешь, запах какой?! А послевкусие?
- Дегустатор нашелся… Я только «дотоговкусие» различаю!
- Не чокаемся! - строго сказал Эдик и поднял кубок. - Ну, земля нам пухом!
- Дай ему по шее, Серый, - попросил Гефестай, - ты ближе!
Но Лобанов не исполнил просьбу друга. Он недобрым взглядом провожал городских обывателей, заглянувших в «Лудус Магнус».
- Явились! - прошипел Искандер. - С-созерцатели!
«Свободная трапеза» не проходила при закрытых дверях - любой римлянин мог присутствовать на ней, подсаживаться поближе к смертникам, разглядывать их, щупать даже. Иным было любопытно: кому из возлежащих сегодня за столом завтра перережут глотку? А кое-кто лично хотел глянуть на гладиаторов и прикинуть - на кого из них ставить?
Лобанов так и не освоил дурацкую привычку есть полулежа и за столом сидел, как «все нормальные люди». Искандер, Эдик и Гефестай примостились напротив. Хмурый Кресцент, вылакавший полный кувшин, с трудом оторвался от ложа, наполнил чашу по новой, поглядел на Сергея, с трудом фокусируя взгляд, и промычал:
- На добро тебе!
- Будь здоров! - вскричали остальные, поднимая кубки. - Ио! Ио!
Сергей улыбнулся и осушил свой сосуд до дна.
- Закусывать надо! - присоветовал Эдик.
Сергей поискал по столу чего-нибудь этакого и сжевал шматик велабрского копченого козьего сыра. Все, больше в него не лезет. Он отвалился на спинку биселлы - кресла с двумя сиденьями, и его вниманием завладели гладиаторы. О чем они думают сегодня, зная прекрасно, что завтра половина из них отправится в рай или в ад, по грехам и по вере их? Кресцент и Приск набивают себе брюхо, по ним не скажешь, что тонкие душевные переживания - обычный их удел. А Публиция рвало. Гай Аппулий Диокл трапезничал расчетливо - ел лишь то, что поддержит его тело на завтрашнем представлении. Веселому Батону вино развязало язык, он орал, пел и хвастался, а нумидийцу Орцилу страх сдавливал горло - ничего в него не шло.
- О, боги! - закатывал истерику Виндекс, рыдая и хлюпая носом. - За что?! Что я сделал не так? Чем не угодил небу?! Я! Не! Хо! Чу! О-о-о!
Феликс, из свободных, прощался с плачущей женой и утешал хмурых друзей, делал «козу» маленькой дочурке. Христиане, отданные в «Лудус Магнус» за драку с митраистами, собрались кучкой и молились в уголку. А вокруг бродила кровожаждущая чернь, словно стая гиен, радуясь собственному жалкому благополучию и упиваясь чужими страданиями, выставленными напоказ.
- Вот кому бы я морду набил! - мрачно признался Эдик.
- Да и я не прочь, - усмехнулся Лобанов.
- Слушайте, - сказал Гефестай задумчиво, - может, нам восстание поднять?
Искандер вздохнул и покачал головой.
- Нет, Портос, - сказал он с сожалением, - никаких шансов! А вот игры… Можно же и выиграть!
- Завтра будет видно! - подвел черту Лобанов. - Пошли спать! Ну их всех к воронам…
От Большой императорской школы до амфитеатра Флавиев было рукой подать, но «идущим на смерть» оказывали почет - доставляли к месту боев на элегантных повозках, разукрашенных флажочками, ленточками, веточками лавра. Даже спицы огромных колес, крутившихся выше шлемов гладиаторов, рассевшихся на деревянных сиденьях, были точеными и крытыми лаком. Ухоженные лошади, чьи шкуры блестели пуще атласа, позванивали колокольчиками, подвешенными к посеребренной сбруе, встряхивали головами, словно хвастаясь вплетенными в гривы золотыми нитями.
Да и сами «выпускники» Большой школы напоминали Лобанову расфуфыренных кукол. Сергей скривился, оглядывая мускулистых, шрамами меченных, суровых рубак, прифрантившихся к празднику смерти. Широкие спины покрыты пурпурными накидками. Шлемы прекрасной работы переливаются самоцветами, над гребнями покачиваются страусиные и павлиньи перья. Калиги на волосатых ногах, и те усыпаны блестяшками янтаря… Мечи и копья тоже сверкали и переливались, но годилось такое оружие разве что для местной «Зарницы» или детской игры в «войнушку» - и клинки были из дерева, и наконечники копий. Противно!
Но публике нравилось - толпа поклонников и зевак запрудила неширокую виа Лабикана, по которой гладиаторов водили как того слона. Общество собралось разношерстное: мальчики из знатных семейств, облаченные в «тоги взрослых»; рабы в коротких туниках без пояса, в обутках, плетенных из веревок; матроны в длинных столах, подпоясанных под грудью и ниже талии, с шалями-паллами, накинутыми на плечи; беднота в одеждах из грубой коричневой шерсти; «средний класс», замотанный в ткани алые, лиловые, зеленые… По обе стороны кортежа размеренно шагал почетный эскорт - конвой из бывших легионеров.
Народ орал, свистел, пел, притопывал, встречая своих любимцев, махал флажками с именами прославленных гладиаторов, тутошних «суперзвезд», а юные девы бросали цветочки и пламенные взгляды.
- Нас тут любят! - осклабился Эдик, выхватывая из воздуха соцветие белого олеандра и посылая воздушный поцелуй прелестнице.
- Обожают просто! - буркнул Сергей. - Освежеванных и разделанных!
- Прорвемся! - легкомысленно отмахнулся Чанба. - Как говорил мой дед Могамчери… Гляди, гляди!
- Так прямо и сказал?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92