Благородничать Сергей не стал, добил фракийца, проколов тому сердце.
- Прикончи эту свинью! - бесновались зрители.
- Есть! Еще раз есть!
- Позор! Почему он так робко бежит на клинок?!
- Давай! Давай!
- Пятьсот сестерциев на Приска!
- Пятьсот на Кресцента!
- Клянусь Геркулесом, тысячу!
- Две тысячи!
Онаций и Гальба, стоя спина к спине, отбивались от двух фракийцев-близнецов, а Кресцент, ухая и хэкая, наседал на Приска. Ну, не будем мешать экстремалам… Лобанов зашел в спину то ли Брезовиру, то ли Элиалу и проткнул ее мечом. Насквозь, так, что мокрое лезвие вылезло из живота на ладонь, дымясь горячей кровушкой. Онаций с Гальбой взревели и мигом уделали оставшегося в живых. Ступай к братцу!
Лобанов обернулся, приглядываясь к десятке Целада и Батона. Нет, уже… раз, два, три… к шестерке. Вон тот, здоровый, это Гефестай. А Искандер? Черта с два разглядишь, дырчатое забрало мешает…
- Крес-цент! Крес-цент! - скандировали зрители.
- Добей его!
- Убей!
- Безмозглый секутор!
- Такой удар пропустить!
Тяжело раненный Кресцент качался, едва удерживая голову, но Приску еще больше досталось. Приск совершенно обескровел. Он упал на колени, последним усилием отбросил щит и меч и опрокинулся на спину. Поднял дрожащую левую руку и вытянул указательный палец. Приск молил о пощаде. Трибуны загудели, трибуны раскололись. Одни поднимали большой палец, махали платками, выкрикивая: «Пусть бежит!» Другие, поставившие на Приска и проигравшие, требовали смерти.
Ацилий Аттиан поднялся со своего места и внимательно оглядел трибуны. Рев толпы стих в ожидании вердикта. Префект вытянул правую руку и указал большим пальцем вниз: pollice verso!
Трибуны зашумели с одобрением, хороня ропот меньшинства.
Кресцент, шатаясь как пьяный, наклонился над Приском и коротким ударом меча перерубил тому шею. Готов!
Распорядитель подошел поближе, осмотрел раны павших и кивнул лорариям: ваша очередь! Те приблизились и прутьями, светящимися тусклой краснотой, коснулись по разу ноги и руки каждого, кто лежал без движения.
Распорядитель выпрямился, прокричав: «Погибли!»
Кресценту и Целаду как победителям вручили по пальмовой ветви. Качаясь, парочка поплелась вокруг арены. Виктория…
Служители в масках зацепили трупы крюками, поднатужились, поволокли их в «Ворота смерти», ведшие в украшенную венками мертвецкую. Последний путь… Негритята, пугливо ворочая белками, загребали граблями песок. Представление окончено.
Лобанов подошел к понурым фракийцам-победителям. Гефестай?!
- Жив, скотинка! - сказал Сергей.
- Обласкал… - выдавил улыбку Портос.
- Чуть лапу не отрубили! - вымученно улыбнулся хромавший Искандер.
Лобанов с нежностью хлопнул обоих по гулким спинам и проводил с арены.
- Роксолан! - стегнул его голос распорядителя. - Ты остаешься!
- С чего это вдруг? - набычился Лобанов.
- А с того! - прикрикнул распорядитель, отдуваясь. - Гилас ногу подвернул, побери его Орк! Ты будешь вместо него! Да не волнуйся, жребий указал на ретиария-новичка! Прибьешь легко! Стой здесь…
Распорядитель игр выбежал на середину арены и громко объявил:
- А сейчас, почтенная публика, перед вами выступят знаменитый и непревзойденный секутор Сергий Роксолан и непобедимый ретиарий Эдуардус, краса и гордость Сарматии!
Лобанов похолодел.
- Мы же договаривались!.. - крикнул он осипшим голосом, но бой барабанов, резкие звуки рожков, визг, свист и трели флейт похоронили его протест.
На арену выбежал ретиарий Эдуардус - в одной набедренной повязке, с трезубцем и сетью в руках. Толпа встретила Чанбу громкими криками. Эдик качнул сетью, встряхивая грузилами - свинцовыми шариками, и запел, хоть и с акцентом, зато громко:
Не убегай так быстро, ибо
Не ты мне нужен, друг, а рыба!
И только тут он заметил, какую «рыбу» собрался ловить. Эдик остановился и опустил трезубец. Широкая улыбка его поблекла и увяла, исчезая с лица. Кровожадная толпа притихла, инстинктом чуя драму.
Лобанов набрал воздуху в грудь и проорал в глаза - распорядителю, квестору, префекту, всей этой швали на трибунах, неважно, в тогах она или без:
- Я не буду драться с Эдикусом! Он мой друг!
Толпа замерла на какой-то миг и буквально взорвалась криком:
- Трус!
- Баба трусливая!
- А ну дерись!
Лобанов отбросил щит и меч и показал «Сенату и народу римскому» неприличный жест. Накося! Префект Ацилий Аттиан, бледный от гнева, приподнялся с кресла и крикнул, отдавая гладиатору-наглецу приказ биться.
Лобанов повторил жест и проорал префекту напутствие, тщательно переведя на латынь одно из отборных русских выражений. Толпа неистовствовала.
Бледный распорядитель подбежал к почетной ложе и выслушал отданное приказание. Лицо его искривила хитренькая усмешечка.
Лобанов ждал. Он был готов ко всему. Наверное, его станут убивать. Придумают что-нибудь этакое… Ну, его не так просто убить. А если и прикончат… Хм. Не хотелось бы, конечно… Лобанов примерился. Если подбежать и сигануть на «элитарную» ложу, можно будет взять префекта в заложники… Знакомы ли римляне с такой практикой, интересно? Ну, если нет, то пусть приучаются…
- Сергий Роксолан не будет расстрелян из луков, - прокричал распорядитель игр, - и его не зарубит стража! Он не желает биться с ретиарием Эдуардусом? Мы уважим его желание! - Он сделал знак, и растерянного Чанбу увели. - Но бой состоится! Только… - Распорядитель подождал, когда стихнет рев трибун, и договорил: - Только биться Сергий Роксолан будет без щита, без меча и без шлема!
Лобанов молча снял шлем и отшвырнул под ноги служителям. Нате, подавитесь…
Глухой ропот взбудораженной толпы повитал над амфитеатром и стих. Нежданное молчание полста тысяч человек ударило Лобанова неслышным громом, а секунду спустя тишину развалил бешеный стук копыт и рокот колес. Британская колесница-эсседа, запряженная парой крепких рысаков, вынеслась на арену и заложила вираж. Колесницей правил возница в короткой тунике, одной рукой он сжимал поводья, в другой держал кнут. За его согнутой спиной корячился гладиатор-эсседарий, вооруженный метательными копьями-савниями с большими наконечниками, - целый пучок охватывала его длиннопалая рука. Рядом, на бортике колесницы висел волосяной аркан, а в кожаном чехле была припасена дубина.
- И-и-ий-я-а-а! - заверещал возница, бросая колесницу в атаку. Эсседарий тут же с силою метнул дротик-савний. Лобанов поймал его на лету, отбил древком второй, потом третий. В эти секунды он не думал. Все решалось на уровне рефлексов. В кувырке подобрав все отбитые савнии, Сергей бросился эсседе наперерез. Возница пучил на него глаза, наяривая коней, а Лобанов, постанывая от напряжения, метнулся и сунул пучок дротиков в колесо. Тонкие спицы не выдержали - раздался дробный треск дерева, и колеса не стало.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92
- Прикончи эту свинью! - бесновались зрители.
- Есть! Еще раз есть!
- Позор! Почему он так робко бежит на клинок?!
- Давай! Давай!
- Пятьсот сестерциев на Приска!
- Пятьсот на Кресцента!
- Клянусь Геркулесом, тысячу!
- Две тысячи!
Онаций и Гальба, стоя спина к спине, отбивались от двух фракийцев-близнецов, а Кресцент, ухая и хэкая, наседал на Приска. Ну, не будем мешать экстремалам… Лобанов зашел в спину то ли Брезовиру, то ли Элиалу и проткнул ее мечом. Насквозь, так, что мокрое лезвие вылезло из живота на ладонь, дымясь горячей кровушкой. Онаций с Гальбой взревели и мигом уделали оставшегося в живых. Ступай к братцу!
Лобанов обернулся, приглядываясь к десятке Целада и Батона. Нет, уже… раз, два, три… к шестерке. Вон тот, здоровый, это Гефестай. А Искандер? Черта с два разглядишь, дырчатое забрало мешает…
- Крес-цент! Крес-цент! - скандировали зрители.
- Добей его!
- Убей!
- Безмозглый секутор!
- Такой удар пропустить!
Тяжело раненный Кресцент качался, едва удерживая голову, но Приску еще больше досталось. Приск совершенно обескровел. Он упал на колени, последним усилием отбросил щит и меч и опрокинулся на спину. Поднял дрожащую левую руку и вытянул указательный палец. Приск молил о пощаде. Трибуны загудели, трибуны раскололись. Одни поднимали большой палец, махали платками, выкрикивая: «Пусть бежит!» Другие, поставившие на Приска и проигравшие, требовали смерти.
Ацилий Аттиан поднялся со своего места и внимательно оглядел трибуны. Рев толпы стих в ожидании вердикта. Префект вытянул правую руку и указал большим пальцем вниз: pollice verso!
Трибуны зашумели с одобрением, хороня ропот меньшинства.
Кресцент, шатаясь как пьяный, наклонился над Приском и коротким ударом меча перерубил тому шею. Готов!
Распорядитель подошел поближе, осмотрел раны павших и кивнул лорариям: ваша очередь! Те приблизились и прутьями, светящимися тусклой краснотой, коснулись по разу ноги и руки каждого, кто лежал без движения.
Распорядитель выпрямился, прокричав: «Погибли!»
Кресценту и Целаду как победителям вручили по пальмовой ветви. Качаясь, парочка поплелась вокруг арены. Виктория…
Служители в масках зацепили трупы крюками, поднатужились, поволокли их в «Ворота смерти», ведшие в украшенную венками мертвецкую. Последний путь… Негритята, пугливо ворочая белками, загребали граблями песок. Представление окончено.
Лобанов подошел к понурым фракийцам-победителям. Гефестай?!
- Жив, скотинка! - сказал Сергей.
- Обласкал… - выдавил улыбку Портос.
- Чуть лапу не отрубили! - вымученно улыбнулся хромавший Искандер.
Лобанов с нежностью хлопнул обоих по гулким спинам и проводил с арены.
- Роксолан! - стегнул его голос распорядителя. - Ты остаешься!
- С чего это вдруг? - набычился Лобанов.
- А с того! - прикрикнул распорядитель, отдуваясь. - Гилас ногу подвернул, побери его Орк! Ты будешь вместо него! Да не волнуйся, жребий указал на ретиария-новичка! Прибьешь легко! Стой здесь…
Распорядитель игр выбежал на середину арены и громко объявил:
- А сейчас, почтенная публика, перед вами выступят знаменитый и непревзойденный секутор Сергий Роксолан и непобедимый ретиарий Эдуардус, краса и гордость Сарматии!
Лобанов похолодел.
- Мы же договаривались!.. - крикнул он осипшим голосом, но бой барабанов, резкие звуки рожков, визг, свист и трели флейт похоронили его протест.
На арену выбежал ретиарий Эдуардус - в одной набедренной повязке, с трезубцем и сетью в руках. Толпа встретила Чанбу громкими криками. Эдик качнул сетью, встряхивая грузилами - свинцовыми шариками, и запел, хоть и с акцентом, зато громко:
Не убегай так быстро, ибо
Не ты мне нужен, друг, а рыба!
И только тут он заметил, какую «рыбу» собрался ловить. Эдик остановился и опустил трезубец. Широкая улыбка его поблекла и увяла, исчезая с лица. Кровожадная толпа притихла, инстинктом чуя драму.
Лобанов набрал воздуху в грудь и проорал в глаза - распорядителю, квестору, префекту, всей этой швали на трибунах, неважно, в тогах она или без:
- Я не буду драться с Эдикусом! Он мой друг!
Толпа замерла на какой-то миг и буквально взорвалась криком:
- Трус!
- Баба трусливая!
- А ну дерись!
Лобанов отбросил щит и меч и показал «Сенату и народу римскому» неприличный жест. Накося! Префект Ацилий Аттиан, бледный от гнева, приподнялся с кресла и крикнул, отдавая гладиатору-наглецу приказ биться.
Лобанов повторил жест и проорал префекту напутствие, тщательно переведя на латынь одно из отборных русских выражений. Толпа неистовствовала.
Бледный распорядитель подбежал к почетной ложе и выслушал отданное приказание. Лицо его искривила хитренькая усмешечка.
Лобанов ждал. Он был готов ко всему. Наверное, его станут убивать. Придумают что-нибудь этакое… Ну, его не так просто убить. А если и прикончат… Хм. Не хотелось бы, конечно… Лобанов примерился. Если подбежать и сигануть на «элитарную» ложу, можно будет взять префекта в заложники… Знакомы ли римляне с такой практикой, интересно? Ну, если нет, то пусть приучаются…
- Сергий Роксолан не будет расстрелян из луков, - прокричал распорядитель игр, - и его не зарубит стража! Он не желает биться с ретиарием Эдуардусом? Мы уважим его желание! - Он сделал знак, и растерянного Чанбу увели. - Но бой состоится! Только… - Распорядитель подождал, когда стихнет рев трибун, и договорил: - Только биться Сергий Роксолан будет без щита, без меча и без шлема!
Лобанов молча снял шлем и отшвырнул под ноги служителям. Нате, подавитесь…
Глухой ропот взбудораженной толпы повитал над амфитеатром и стих. Нежданное молчание полста тысяч человек ударило Лобанова неслышным громом, а секунду спустя тишину развалил бешеный стук копыт и рокот колес. Британская колесница-эсседа, запряженная парой крепких рысаков, вынеслась на арену и заложила вираж. Колесницей правил возница в короткой тунике, одной рукой он сжимал поводья, в другой держал кнут. За его согнутой спиной корячился гладиатор-эсседарий, вооруженный метательными копьями-савниями с большими наконечниками, - целый пучок охватывала его длиннопалая рука. Рядом, на бортике колесницы висел волосяной аркан, а в кожаном чехле была припасена дубина.
- И-и-ий-я-а-а! - заверещал возница, бросая колесницу в атаку. Эсседарий тут же с силою метнул дротик-савний. Лобанов поймал его на лету, отбил древком второй, потом третий. В эти секунды он не думал. Все решалось на уровне рефлексов. В кувырке подобрав все отбитые савнии, Сергей бросился эсседе наперерез. Возница пучил на него глаза, наяривая коней, а Лобанов, постанывая от напряжения, метнулся и сунул пучок дротиков в колесо. Тонкие спицы не выдержали - раздался дробный треск дерева, и колеса не стало.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92