— Все даррийские форты построены по одному и тому же плану. Один бак всегда размещался в центральном квадрате, он был отмечен рельефом, на котором изображена женщина, одетая в юбку, расшитую витыми лентами, и в руках она держит водяную лилию. Обычно в фортах, в которых жили долгое время, вся система дождевых каналов была направлена в этот центральный бак, так что вода…
Охваченный страстью, он мог продолжать бесконечно; зная это, Санглант прервал его:
— Позвольте мне первому попробовать эту воду.
Сразу же были найдены веревка и ковш. Когда солдат поднес ему наполовину наполненный водой ковш, Санглант опустил ладони в прохладную воду, зачерпнул немного, глотнул и замер, позволяя живительной влаге растечься по его телу. Вода была свежая, все это время бак был закрыт так плотно, что ни одно животное случайно не свалилось туда, не отравило и не загрязнило воду.
— Вода хорошая. Думаю, ею смело можно пользоваться, капитан.
— Спасибо, это поможет нам сохранить силы, брат, — сказал Фальк, с уважением глядя на Хериберта. Капитан и монах отошли в сторону, где молодой человек начал рассказывать ему о некоторых особенностях форта. Захария покинул лагерь, чтобы искупаться одному. Блессинг зашевелилась и проснулась, Санглант вынул ее из гамака, тогда как солдаты развели неподалеку большой костер, расположились вокруг, чтобы подшить и отремонтировать свое обмундирование и кое-где порванные туники. Повара жарили шесть оленей, которых подстрелили сегодня за время их путешествия.
Так они подготовились к ночи. Санглант накормил Блессинг смесью из бобовых и козьего молока, подслащенной медом, который два дня назад солдат Сиболд достал из пчелиного улья. Бедный человек до сих пор расплачивался за содеянное: рука распухла и пока не проходила.
— Па! Па! — настойчиво залепетала Блессинг. — Па! Ма! Ба! Ва! Ги! Ги! — Она вырвалась из рук Сангланта и схватила его за палец, показывая, что хочет идти. За прошедшие десять дней она научилась очень хорошо держаться на ногах и теперь постоянно бегала, если Санглант не держал ее или если она не была в гамаке. Блессинг так привыкла к солдатам, что могла подбежать, крича от восторга, к любому из них, когда она играла с отцом: он догонял, а она пряталась за ними. Это стало частью вечернего ритуала военного отряда. А однажды она так утомила всех солдат: за обедом малышка сидела на коленях у отца и наслаждалась пением, которое продолжалось для нее в течение всей трапезы. Каждый солдат знал десять, двадцать, если не сто самых разных мелодий и песен. Блессинг что-то увлеченно лепетала и, хотя была слишком мала, чтобы хлопать в ладоши, энергично размахивала руками.
Когда она устала, уютно свернулась калачиком у отца на груди и прикрыла глазки, Санглант подозвал брата Захарию и наедине попросил рассказать о Булкезу и куманах. Еще днем брат сумел немного отмыться, но одежда его все так же воняла. У него был акцент человека, рожденного на востоке и выросшего среди свободных фермеров, что обосновались на землях, через которые обычно проходили военные походы, в обмен на владение этой землей и защиту короля. О куманах Захария мог поведать немного, только то, что дозволено знать рабу, какие-то неполные и обрывочные сведения, но за эти долгие годы он научился обращать внимание на детали, тем более что знал, как это можно преподнести.
— Быть может, лучше отправиться на восток, — произнес наконец Санглант, поскольку Фальк и Хериберт ждали ответа. — Сапиентии не понравится новость о браке нашего отца и королевы Адельхейд.
— Долгий путь лежит на восток, — заметил Хериберт.
— Все дороги долги. — Блессинг заснула у него на груди. Он положил ее в гамак, повесив его немного повыше, так что никакие ползающие насекомые не могли потревожить ее. Солдаты укрылись одеялами. Вдалеке слышались звуки шагов караульных, прохаживающихся вдоль внешних стен форта. Санглант никак не мог заснуть. Руку все еще жгло от укола цветка чертополоха.
Эфирная Джерна раскачивалась в воздухе около него, слегка колеблясь, подобно мареву. Она окружила место, где спала Блессинг, словно защитной завесой. Возможно, подобно амулету, она оберегала ребенка. Ни разу с тех пор, как Джерна начала кормить ее грудью, Блессинг не заболела, ее не беспокоили мухи и москиты, как всех остальных. Ее смуглая кожа не покрывалась сыпью под лучами горячего солнца, и при этом она не страдала от холода. С каждым днем Блессинг быстро взрослела, становилась быстрой и ловкой; каждый знал, что это немного странно, но вслух не было сказано ни слова.
Возможно, было глупо с его стороны разрешить дэймо-ну кормить грудью дочь. Возможно, не слишком мудро. Но что еще он мог поделать? У него больше не было вариантов.
Да будет так.
3
Уже довольно давно армия короля Генриха с трудом продвигалась вперед, обессилевшие солдаты еле шли, пошатываясь от усталости. За день это была пятая остановка, Росвита снова оказалась позади застрявшего фургона. На этот раз треснула колесная спица, под тяжестью фургона раскрошилась тонкая корка льда, и колесо начало погружаться в грязь.
Фортунатус придержал своего коня, остановившись около Росвиты, и тяжело вздохнул.
— Вы думаете, это мудро со стороны короля Генриха — начать переход через горы поздней осенью?
— Не говорите дурно о короле, прошу вас, брат. Он вышел в путь по велению Господа. Видите, солнце все еще сияет.
Это было так, но каким бледным и холодным казался его свет на фоне темных облаков, мрачного склона горы и студеного ветра. Солдаты и слуги с досками и палками в руках поспешили вперед доставать фургон из болота. Очень скоро куча народу собралась вокруг застрявшего фургона, непрекращающийся гвалт прерывался громкими криками людей, доведенных до предела.
— Могу я поговорить с ними, сестра?
— Нет, позвольте им самим все сделать, только если это не перейдет в драку. Подержите мою лошадь, будьте так добры, брат. — Как и раньше, когда они останавливались по этим причинам, она слезла с лошади и пошла к фургону, чтобы хоть как-то приободрить солдат, настолько ослабленных дизентерией, что у них не было сил идти самим.
— Давайте помолимся, друзья, — сказала она, приблизившись к фургону, хотя большинство солдат так лихорадило, что они вряд ли расслышали ее слова. Из фургона доносились неприятные запахи болезни, бедняги не могли даже подняться и выбраться из фургона, чтобы опорожнить кишечник.
Всего четыре шага отделяли то место, где находилась лошадь Росвиты, от фургона, и лишь на мгновение отвернулась она от тропы, по которой двигалась армия.
У человека, правившего фургоном, почти все лицо было обмотано тряпками, чтобы защититься от ужасного зловония, но даже так она увидела, как его глаза наполняются ужасом от того, что он увидел у нее за спиной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167
Охваченный страстью, он мог продолжать бесконечно; зная это, Санглант прервал его:
— Позвольте мне первому попробовать эту воду.
Сразу же были найдены веревка и ковш. Когда солдат поднес ему наполовину наполненный водой ковш, Санглант опустил ладони в прохладную воду, зачерпнул немного, глотнул и замер, позволяя живительной влаге растечься по его телу. Вода была свежая, все это время бак был закрыт так плотно, что ни одно животное случайно не свалилось туда, не отравило и не загрязнило воду.
— Вода хорошая. Думаю, ею смело можно пользоваться, капитан.
— Спасибо, это поможет нам сохранить силы, брат, — сказал Фальк, с уважением глядя на Хериберта. Капитан и монах отошли в сторону, где молодой человек начал рассказывать ему о некоторых особенностях форта. Захария покинул лагерь, чтобы искупаться одному. Блессинг зашевелилась и проснулась, Санглант вынул ее из гамака, тогда как солдаты развели неподалеку большой костер, расположились вокруг, чтобы подшить и отремонтировать свое обмундирование и кое-где порванные туники. Повара жарили шесть оленей, которых подстрелили сегодня за время их путешествия.
Так они подготовились к ночи. Санглант накормил Блессинг смесью из бобовых и козьего молока, подслащенной медом, который два дня назад солдат Сиболд достал из пчелиного улья. Бедный человек до сих пор расплачивался за содеянное: рука распухла и пока не проходила.
— Па! Па! — настойчиво залепетала Блессинг. — Па! Ма! Ба! Ва! Ги! Ги! — Она вырвалась из рук Сангланта и схватила его за палец, показывая, что хочет идти. За прошедшие десять дней она научилась очень хорошо держаться на ногах и теперь постоянно бегала, если Санглант не держал ее или если она не была в гамаке. Блессинг так привыкла к солдатам, что могла подбежать, крича от восторга, к любому из них, когда она играла с отцом: он догонял, а она пряталась за ними. Это стало частью вечернего ритуала военного отряда. А однажды она так утомила всех солдат: за обедом малышка сидела на коленях у отца и наслаждалась пением, которое продолжалось для нее в течение всей трапезы. Каждый солдат знал десять, двадцать, если не сто самых разных мелодий и песен. Блессинг что-то увлеченно лепетала и, хотя была слишком мала, чтобы хлопать в ладоши, энергично размахивала руками.
Когда она устала, уютно свернулась калачиком у отца на груди и прикрыла глазки, Санглант подозвал брата Захарию и наедине попросил рассказать о Булкезу и куманах. Еще днем брат сумел немного отмыться, но одежда его все так же воняла. У него был акцент человека, рожденного на востоке и выросшего среди свободных фермеров, что обосновались на землях, через которые обычно проходили военные походы, в обмен на владение этой землей и защиту короля. О куманах Захария мог поведать немного, только то, что дозволено знать рабу, какие-то неполные и обрывочные сведения, но за эти долгие годы он научился обращать внимание на детали, тем более что знал, как это можно преподнести.
— Быть может, лучше отправиться на восток, — произнес наконец Санглант, поскольку Фальк и Хериберт ждали ответа. — Сапиентии не понравится новость о браке нашего отца и королевы Адельхейд.
— Долгий путь лежит на восток, — заметил Хериберт.
— Все дороги долги. — Блессинг заснула у него на груди. Он положил ее в гамак, повесив его немного повыше, так что никакие ползающие насекомые не могли потревожить ее. Солдаты укрылись одеялами. Вдалеке слышались звуки шагов караульных, прохаживающихся вдоль внешних стен форта. Санглант никак не мог заснуть. Руку все еще жгло от укола цветка чертополоха.
Эфирная Джерна раскачивалась в воздухе около него, слегка колеблясь, подобно мареву. Она окружила место, где спала Блессинг, словно защитной завесой. Возможно, подобно амулету, она оберегала ребенка. Ни разу с тех пор, как Джерна начала кормить ее грудью, Блессинг не заболела, ее не беспокоили мухи и москиты, как всех остальных. Ее смуглая кожа не покрывалась сыпью под лучами горячего солнца, и при этом она не страдала от холода. С каждым днем Блессинг быстро взрослела, становилась быстрой и ловкой; каждый знал, что это немного странно, но вслух не было сказано ни слова.
Возможно, было глупо с его стороны разрешить дэймо-ну кормить грудью дочь. Возможно, не слишком мудро. Но что еще он мог поделать? У него больше не было вариантов.
Да будет так.
3
Уже довольно давно армия короля Генриха с трудом продвигалась вперед, обессилевшие солдаты еле шли, пошатываясь от усталости. За день это была пятая остановка, Росвита снова оказалась позади застрявшего фургона. На этот раз треснула колесная спица, под тяжестью фургона раскрошилась тонкая корка льда, и колесо начало погружаться в грязь.
Фортунатус придержал своего коня, остановившись около Росвиты, и тяжело вздохнул.
— Вы думаете, это мудро со стороны короля Генриха — начать переход через горы поздней осенью?
— Не говорите дурно о короле, прошу вас, брат. Он вышел в путь по велению Господа. Видите, солнце все еще сияет.
Это было так, но каким бледным и холодным казался его свет на фоне темных облаков, мрачного склона горы и студеного ветра. Солдаты и слуги с досками и палками в руках поспешили вперед доставать фургон из болота. Очень скоро куча народу собралась вокруг застрявшего фургона, непрекращающийся гвалт прерывался громкими криками людей, доведенных до предела.
— Могу я поговорить с ними, сестра?
— Нет, позвольте им самим все сделать, только если это не перейдет в драку. Подержите мою лошадь, будьте так добры, брат. — Как и раньше, когда они останавливались по этим причинам, она слезла с лошади и пошла к фургону, чтобы хоть как-то приободрить солдат, настолько ослабленных дизентерией, что у них не было сил идти самим.
— Давайте помолимся, друзья, — сказала она, приблизившись к фургону, хотя большинство солдат так лихорадило, что они вряд ли расслышали ее слова. Из фургона доносились неприятные запахи болезни, бедняги не могли даже подняться и выбраться из фургона, чтобы опорожнить кишечник.
Всего четыре шага отделяли то место, где находилась лошадь Росвиты, от фургона, и лишь на мгновение отвернулась она от тропы, по которой двигалась армия.
У человека, правившего фургоном, почти все лицо было обмотано тряпками, чтобы защититься от ужасного зловония, но даже так она увидела, как его глаза наполняются ужасом от того, что он увидел у нее за спиной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167