Коленопреклоненная толпа, окончив песню, поклонилась до земли старцу.
— Благослови!
Старик отставил два пальца, трясущейся рукой перекрестил воздух и, не спеша, снял с себя епанчу.
— Братие! — заговорил он чуть слышно. — Ныне радуюсь я и веселюсь, ибо сподобил меня Господь силою некрушимою приять истинное крещение огнем и тем очиститься от мерзопакостных следов Алексеева царства.
Толпа испустила молитвенный вздох. Раздевшийся донага старик подошел вплотную к костру.
— Простите Христа ради, православные христианы! — поклонился старик. — А сподобит Бог, буду по втором неоскверняемом крещении огнем молитвенником вашим перед алтарем Бога живого.
Воздев к небу руки, он нырнул в багряные волны огня.
Притаившийся лес сотрясся от страшного крика и воплей. В дальних кустах залилась испуганным лаем лиса. Ломая сучья, с воем скрылись в трущобах ошалевшие волки.
— Нас не остави!… Молись за нас Господу! — билась о землю толпа. — Заступи перед Господом!
— Уйдем! — хватаясь за плечи Каплауха, шепнул Савинка.
Пораженный мертвенной бледностью атамана, Каплаух поспешно увлек его в берлогу.
ГЛАВА IX
У Ордын— Нащокина завелось много новых друзей, среди которых особенно выделялся дьячий сын Артамон Сергеевич Матвеев, сумевший в короткое время собрать вокруг себя целый кружок знатных людей.
Матвеев часто устраивал вечера, на которых гости оживленно беседовали о преобразовании Руси. На один из таких вечеров вместе с Нащокиным приехал и Ртищев.
Афанасий Лаврентьевич вошел в дом, как давнишний знакомый и свой человек. Жена Матвеева, шотландка Гамильтон тотчас пригласила гостей в богатый, по-европейски убранный, терем.
Нащокин, заметив, что хозяин то и дело переглядывается с женой, не вытерпел, спросил:
— Не новые ль вести?
— А почитай что и новые, — таинственно ухмыльнулся Матвеев и перевел разговор на другое.
Вскоре из сеней донеслись громкие голоса и смех.
— Князь Никита пожаловал! — воскликнула хозяйка, торопясь навстречу гостям. За ней вышли в сени и мужчины.
— Управителю Посольского приказа и царской большой печати и государственных великих дел оберегателю, Афанасию свет Лаврентьевичу, с низким поклоном многая лета! — рявкнул Романов и полез лобызаться с хозяином.
Позади Никиты Ивановича, широко расставив ноги, оглушительно чихал и сморкался в кулак Борис Иванович Морозов.
— И сыну дьячему, думному дворянину Артамону Матвееву со хозяйкой слава и в делах преуспеяние, — подхватил он вслед за князем.
Матвеев густо покраснел, с трудом подавив обиду, поклонился боярину:
— Родом не кичимся, да нам много и не надобно. Был бы умишко. Для нас он куда как сподручней кровей родовитых.
Гости вошли в терем. Пересыпая речь прибаутками, Романов объявил, что придумал для кружка важное дело. Заинтересованные слушатели почтительно умолкли и уставились на князя.
— Имам ли мы свое злато и сребро? — начал Никита Иванович.
Морозов добродушно улыбнулся.
— Кто и не имат, а ты по государе, первый богатей во всей Руси.
Никита Иванович шутливо отмахнулся от него:
— Словеса-то у тебя густые найдутся в кармане, за то умишко твой завсегда на татарском аркане!
И с нарочитой важностью прибавил:
— А племянник мой, государь Алексей Михайлович всея Руси еще молвит: «Делу время, а потехе час». По то я и тешусь, что ни час то по часу!…
Хозяева и гости закатились смехом.
— А в сребре по какой пригоде у нас недочет? — снова начал князь Никита и ударил по столу кулаком:— А по той пригоде, что из чужих земель добра того сдожидаемся, свое же ногами топчем!
Постельничий не вытерпел и вмешался в разговор.
— Добро сказываешь, князь Никита Иванович. Ни во век сребра медью не подменить… И то великая смута пошла серед людишек; сотворили-де медных денег, а сребро, что ни день, бежит от той меди, рукой не достанешь.
Все долго, с большим интересом обсуждали слова Романова, пока наконец не решили тут же написать грамоту, чтобы подать ее на утверждение государю.
Вооружившись лебяжьим пером, Артамон Сергеевич, пыхтя, склонился над бумагою.
…А еще ведомо нам, холопам и сиротам твоим, государь, про Канинский Нос да Югорский Шар; а и сверх того и на Урале, а и еще в Кузнецке, да в Красноярске, да в Томском краю многое множество в земли сребра того схоронено… А и бьем тебе челом, царь-государь, на той земли рудознатцев отослать. А и обыщется сребро, великие корысти от того будут тебе, государь…
Кто— то тревожно постучался в дверь. Матвеев оторвался от бумаги.
— Кому там не терпится?
В дверях показалось испуганное лицо дворецкого.
— Гонец прискакал!… Царь-де к тебе жалует.
Лицо Матвеева покрылось смертельной бледностью. В первое мгновение он так растерялся, что даже не мог встать с лавки.
— Встречай! — улыбнулся Нащокин и подтолкнул хозяина в спину.
Артамон Сергеевич ошалело вскочил, со всех ног бросился на улицу.
Алексей не раз уже наезжал к Матвееву, как наезжал запросто к другим любимцам своим, но дьячий сын никак не мог освоиться с этим и всегда при встрече «высокого гостя» волновался, робел и чувствовал себя, как приговоренный к смерти, за которым пришли палачи.
Незаметно пробравшаяся в терем воспитанница Матвеева, Наташа, забилась за спинку дивана, вытаращенными глазенками, точно мышонок, впервые увидевший свет из темной норки своей, следила за суматохой. Алексей едва войдя в терем, увидел ее.
— Попалась, проказница! — шагнул он к дивану и с нарочитой строгостью наклонился к пылающему личику девочки. — Ох, уж эти Нарышкины мне!… Куда ни кинься, всюду в Нарышкиных ткнешься!
Он небольно подергал Наташу за непокорный вихорок. Девочка рванулась и юркнула к двери. Ее подхватил на руки Никита Иванович.
— Стоп-стоп-стоп!… Жил-был бычок, да попался в горшок. А кто бычка того съест, тому ворох раскрасавиц-невест!
Он широко разинул рот, как бы готовый проглотить расплакавшуюся девочку.
Алексей нежно взял ее из рук дядьки и поцеловал.
— И не соромно?… Чать, двенадесятый годок пошел, а ревешь, как дите.
Он достал из кармана сердоликового пастушка. Слезы сразу высохли на глазах девочки. На круглых щечках ее заиграл румянец.
— Мне?
— Кому ж бы еще?
Поблагодарив государя за гостинец, девочка, вцепившись в руку Матвеевой, вприпрыжку ускакала из терема.
После трапезы и долгой молитвы Артамон Сергеевич благоговейно приложился к руке царя.
— Ужо и не ведаю, царь мой преславный, сказывать иль утаить?
— Сказывай, коли есть про что сказывать.
— А и прибыл к нам из дальних земель гость, государь. Муж гораздо ученый и душевности превеликой.
Алексей многозначительно подмигнул Нащокину.
— Слыхивали мы, Артамонушка, про гостя того.
Матвеев испуганно отодвинулся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208