ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Петр хотел улыбнуться, но вспомнил свое приключение и только кивнул головою.
— Ладно, пошлю сегодня!
Тем временем солдаты собрались перед избою, и Петр должен был к ним выйти. Он поздоровался с кучею сермяг, зипунов и кафтанов и громко опросил всех, всем ли они довольны.
На этом и кончился смотр. Возвратившись домой, Петр позвал к себе Кряжа, наказал ему ехать к Тугаеву и служить, как ему, а потом спросил:
— Чего ж ты хмылился?
Кряж опять усмехнулся и потупился.
— Не будешь гневаться, княже?
— Ну? А что?
— Да девки тут, от Куракиных, меня к забору заманули. Такие ли затейницы!
Петр невольно покраснел.
— Ну?
— Все о тебе пытали. Нет ли у тебя зазнобы какой. Куда с тобой езжу, да как тебе княжна приглянулась да не захочешь ли свидеться с нею, так я только бы им мигнул. Бесстыжие! Пра!
Петр весело засмеялся и тряхнул русыми кудрями.
— И впрямь затейницы! — сказал он и прибавил: — Так поезжай к князю Павлу.
— В одночасье! — ответил Кряж, кланяясь и спиною идя к выходу.
Когда Кряж вышел, Петр лег на липовую скамью, положил на возглавие руки, на них закинул свою голову и задумался.
Присуха! Может, она и иное что, может, и никто не повинен в ней, а только есть она, окаянная. Ой, есть! Кажись, и в мыслях ничего такого не было, а вдруг прилучится, и засосет под сердцем, и из головы не идет, и томит, и дразнит… Что же это?… Вот хоть бы с ним. Думал, кроме Анели, и в сердце никому места не хватит, глядь — княжна эта! И будто клин в голову; что дальше — то более!… Она вдруг стала перед ним как живая, с разгоревшимся личиком, прикрывшись рукавом. Он улыбнулся своей грезе и томно прикрыл глаза. Княжеской крови, благородного кореня и зазора никакого нету, — думал он и улыбался.
Князь— то Куракин как его почтил!
Действительно, через день после приключения Петра на двор Теряевых въезжали вершники, и едва князь Михаил Теряев вышел, оповещенный, на крыльцо, как во двор уже въезжал князь Куракин.
На середине двора слез он с коня, а князь встретил его на нижней ступеньке крыльца и под руку помог ему подняться. Войдя в горницу, помолился Куракин, трижды поцеловался с князем, а потом повел свою речь.
— Приехал я, князь Михайло, до тебя, отблагодарить тебя, милостивца! — и с этими словами он поясно поклонился князю. Теряев даже смутился.
— Что ты, что ты, Иван Васильевич! Что я тебе такого сделал?
— Не говори! — перебил его князь. — Не ты, так сын твой моему роду великую услугу сделал. А кого за сына благодарить, как не отца родного!
— Который сын? — недоумевал князь, и Куракин рассказал ему всю историю с нападением и освобождением. Князь и рад был, и хмурился. Рад, что сын его такому родовитому князю услугу сделал; хмурился, что сам ничего не знал про это.
А Куракин попросил Петра позвать и лично ему в пояс кланялся.
Князь Теряев потом выговорил сыну, а тот только усмехнулся.
— Э, батюшка, — сказал он, — да стоило ли о таких малостях милость твою тревожить?…
Вспоминал про все про это Петр и улыбался шире и радостней.
И то, решил он под конец, повидаться с нею надо. Пусть Кряж девушкам скажет!…
По нынешним временам молодые люди годами видаются друг с другом, и медленно пробуждается в них чувство любви, побеждаемое нередко рассудком. Тогда же взгляда одного довольно было, чтобы загорелось сердце неугасимым огнем. Может, тому немало способствовала теремная жизнь и трудность увидеть девичье лицо, так же, как девушке увидеть мужчину.
Как бы то ни было, загорелось сердце и у Катерины, молодой княжны.
— Ах, Луша, — говорила она своей сенной девушке, — и раньше в иную пору о нем думала, а тут и из головы не идет Все он да он!…
— Дело девичье! — смеясь отвечала Луша. — Пожди, княжна, я тебе с ним встречу сделаю. Наш сад с их двором только тыном отделяется.
— Ах, что ты! Срамота-то какая!
— А какая срамота тут? Ему за честь будет! Опять и порухи нет тут никакой. Не смерд он, а князь и царю самому известен. Погодя и косу расплетем княжне нашей, боярышне!
Катерина зарделась вся, как маков цвет.
— Ах, Луша, — прошептала она, — и хорошо, и страшно! Не иначе все это, как присуха злая!…
Луша только махнула рукою.
— Присуха! И сказала, боярышня моя! Присуха — коли силком, старик какой или урод, что ли, а князь Петр — гляди не наглядишься: молодец молодцом, что сокол ясный!
VII СМУТА
Мрачный, с угрюмою думою, отраженной и на лице, возвращался Терентий Михайлович домой из боярской думы Все казалось ему неладно, все не по нем! А что он мог сделать со своим голосом, ежели надо всеми верх держит Ордын-Нащокин, а самая дума — одна прилика только.
Он один удумает, а бояре прочие только бородами покивают в согласие.
А выдумки все только на то сводятся, чтобы из людишек последние животы вытягивать. Все налоги да налоги. Небось свою казну не ворошат, монастырям одни только льготы, а все надобности из смерда да посадского выбивают. Где же справедливость? Истинно протопоп говорит: приходят последние дни. Умы смутилися, и зло царит над людьми. Антихристу на руку, радуют злоправители сердце дьявола!
Истинно так!
— Дорогу князю Терентию Теряеву! Многие лета князю! Здрав, князь, буди! — раздались вокруг него голоса и вывели князя из задумчивости. Он оглянулся и увидел, что въехал в толпу. Вокруг него теснились и гультяи, и посадские, и с десяток купцов.
— Мир вам! — сказал князь. — Чего собрались?
— А так… гуторили! — ответил стоящий у самого его стремени.
Князь взглянул в его лицо и нахмурился: слишком нагло глядели на него холопские очи.
— Кто будешь?
— Человек Божий с костьми да кожей! — ответил он, отходя в толпу.
Князь тронул пятками коня, и он двинулся вперед. Народ, любивший князя, провожал его криками, но князя нисколько не радовали эти выражения приветствий.
Чуялось в этих сборищах что-то недоброе.
Вот уже недели две, как сбираются такие толпы народа на всякой площади, шумят, галдят, чинят буйства пьяные и выкрикивают угрозы. Недавно одного приказного затравили на улице насмерть.
А толпа, проводив князя Теряева, снова загудела.
— Читай, кто грамоте обучен! — кричал сиплый голос.
— Тсс! Тише, оглашенные! — останавливая шум, кричали другие. Возле дьяка в суконной скуфье столпились густою толпою, и он, держа в руках печатный лист, выкрикивал:
— И поборы те не в казну государеву, а в карманы приспешников!…
— Верно! Головы эти прямо себе в карманы кладут! Видели!
— И бояре ближние только до царя заслон. Всем людишкам злые вороги. Матюшкин этот…
— Тсс! Стрельцы!
Дьяк поспешно юркнул в толпу, бросив наземь лист, а в ту же минуту в толпу врезался отряд стрельцов с приставом в голове, который, нещадно колотя палкою направо
и налево, хрипло кричал:
— Расходитесь вы, голь кабацкая! Виселиц на вас мало, пра слово!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208