— А на то и воеводствуем мы, чтобы не слухом служить, а истиною, — ответил воевода и приподнялся, стукнул себя в грудь кулаком: — А не было от Пскова послов!
Никон, спокойно ожидавший, когда кончит воевода, подошел к порогу и приоткрыл дверь.
— Все обсказал, служитель истины?
— Все!
— А коли все — вот тебе Бог, а вот и порог.
Воевода позеленел от оскорбления, но послушно поклонился и вышел. «Была бы сила моя, показал бы я тебе, смерд мордовский, как над царевыми людьми издевою издеваться», — яростно думал он и, вскочив на коня, зло замахнулся плетью.
Зычный оклик келаря заставил его остановиться.
— Чего еще занадобилось?
Монах сложил на животе руки и низко поклонился.
— Благословляет тебя владыко на совет с Афанасием Лаврентьевичем Ордын-Нащокиным. Велико учен и разумен гот муж и в усмирениях не единожды показал умельство свое перед государем.
* * *
Улицы были заполнены народом, дорога от рынка к заставе стала похожа на вооруженный стан. Торговцы, чуя беду, побросали лари и поспешили скрыться. Кое-где виднелись отряды ратников — они незло покрикивали на толпу, грозя пустить в ход пищали.
Воевода сдержал коня и плетью поманил к себе стрельцов. Однако никто не послушался его.
Кто— то в толпе рассмеялся.
— Повоеводствовал и будет, родименький!
Один из ратников, подскочив к воеводе, хлестнул его коня.
— Покель целы косточки — скачи к лешему в бор!
Воевода размахнулся с плеча и заорал:
— На дыбу его! В железа!
Ратник отпрянул от удара и взялся за пищаль:
— За мшел непомерный да за все издевы — держи! — воскликнул он, но тотчас же по-приятельски улыбнулся. — Не егози, господарь. Оставлю я тебя псковичам на потеху.
— Псковичам? — точно во сне, повторил воевода. Весь пыл его мгновенно улегся, рука бессильно упала, плеть выскользнула из кулака и легла под ноги ратникова коня.
— А за гостинец спаси тебя Бог, — прибавил ратник и, ловко изогнувшись, подхватил плеть с земли. — Ишь ты, корысть мне ныне какая!… Набалдашник-то из чистого злата.
В дальнем краю кто-то протяжно крикнул и призывно ударил в накры.
— Мир псковичам! — пронеслось по улице.
Толпа по собственному почину, не дожидаясь приказа, расступилась, образовав узкий проход. Воевода припал к шее коня и во весь дух помчался назад к митрополичьим покоям.
Добравшись до рынка, псковичи остановились.
— Тебе обсказывать! — подхватили послы какого-то парня и поставили его на опрокинутую вверх дном бочку.
Парень сорвал с головы шапку.
— Так что хлебушка нету! — свирепо вытаращил он налитые кровью глаза. — Так что хлебушка нету!…
Он примолк, чтобы побороть в себе звериную злобу, мешавшую ему говорить и, прищелкнув пальцами, снова надрывно крикнул:
— Так что хлебушка нету!
Его сменил другой посол. Степенно перекрестившись, он разгладил бороду, прищурился и зябко запахнул епанчу.
— Хлебушка нету, а денег черные людишки и отродясь не зрели. Все, братья-новгородцы, дьякам, боярам да прочим царевым людям в нутро идет… Так ли я сказываю, братья-новгородцы?
— Так! — как один человек, рявкнула толпа. — Все дьякам да иным царевым людям!
Посол, ободренный поддержкой, разгорячился.
— А сильные люди за тех еретиков-басурман, что из шведской земли к нам во Псков перебегли, королю тьму тем хлеба отдали да еще силу великую денег прикинули. Гоже ли нам головами помереть, а хлебушек стравить басурманам?
Бурная людская лавина прокатилась по улицам, сметая все, что попадалось на пути. С веселым потрескиванием заплясали на крышах домов багровые огненные змейки. По земле поползли мохнатые лапы дыма.
* * *
Никон согнал на свой двор всех новгородских монахов. Подгоняемые келарем, послушники подкатили к стенам пушки.
— Да благословит вас Бог на правый бой за дело царево! — напутствовал монахов митрополит.
Черным вихрем пронеслись монахи по улицам. Впереди, держа в одной руке высоко над головой кипарисовое распятье, а в другой сжимая черенок турецкой сабли, грозно скакал на своем рыжем коне воевода.
— Погибель смутьянам!… Анафема ворогам государевым! — вопил келарь, не отставая от воеводы и потрясая булатным мечом. — Анафема восставшим противу государя — царя Алексея.
В первое мгновение бунтари, потрясенные необычайным зрелищем, смутились и расстроили ряды, но, узнав воеводу, тотчас же пришли в себя.
— А и раз помирать!…
До поздней ночи длился жестокий бой.
Наконец монахи не выдержали и, дрогнув, отступили к митрополичьим покоям… Никон, зорко следивший со звонницы за бранью, торопливо сбежал вниз к послушникам, дозорившим у пушек.
— Готово, владыко, — поклонились монахи.
Никон снова взобрался на звонницу.
Толпа выплыла из-за переулка. Митрополичьи воины гикнули на коней и ускакали за стены. Уловив знак владыки, пономарь с силой рванул намотанные на руки веревки. Набатный рев колоколов захлебнулся в пушечном залпе.
Толпа смятенно шарахнулась назад. Из-за стены на отступающих снова ринулась монастырская конница.
— Разумейте языцы и покоряйтеся! — победно залился келарь.
— И покоряйтеся!… И покоряйтеся, яко с нами Бог, — поддержали остальные, выхватывая из ножен сабли.
На стене, пророчески простирая руки, озаренный трепещущим заревом факелов, стоял митрополит.
Вдруг из— за угла показалась толпа чернецов, отбившихся, по-видимому, от главных сил.
— Спасите! — молили они, стремясь пробиться к своим.
Никон не успел понять, в чем дело, как часть чернецов взобралась на стену.
— Благослови, владыко!
Митрополит готовно поднял руку, но кто-то с неожиданной силой сбросил его со стены под ноги смутьянам. Остальные чернецы окружили келаря и воеводу.
Из ворот, рискуя жизнью, выскочил игумен.
— То ряженые… Ни имайте им веры…
Но было уже поздно.
— Секи их, изменников! — вопили псковичи, наступая на митрополита.
Никон вскочил на ноги и злобно отшвырнул от себя саблю.
— Секите! Приемлю сором и смерть с великою радостью во имя Христово и во спасение царя моего.
Парень, первым говоривший на рынке, деловито поплевал на руку и с наслаждением ударил митрополита кулаком по лицу. Народ ахнул.
— Не гоже! Не гоже нам над пастырями глумиться… Не басурманы мы, — донеслось возмущенно с разных концов.
К митрополиту подошел примкнувший к бунтарям стрелецкий полуголова.
— Бьем тебе челом, владыко, и молим благословить Новгород на новое житие со выборные люди в начальниках.
Связанный по рукам и ногам, воевода завопил:
— Не внемли гаду сему! То он всей смуте начальник.
Митрополит, не удостоив взглядом бившегося у ног его воеводу, повернулся к церкви.
— Коль противу сего мздоимца-воеводы восстали людишки — благослови их, Господи сил, на победу.
* * *
Новгородцы ожили. Стрелецкий полуголова, избранный всенародно воеводою, с утра до ночи трудился, щедро награждая людишек зерном, которым завалены были господарские и монастырские закрома.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208