— воскликнула она, едва его увидела. — Спрячь меня!
— Что такое?
— Пан Квинто был тут. Я видела его!
Петр отшатнулся и в недоумении взглянул на нее.
— Кто такой? Откуда?
— О, я не знаю! Пан Янек и его друг Довойно оба из гусар Вишневецкого. Они были в Варшаве. Я не знала, что они тут!
— Кто они? Что им до тебя за дело?
— Пан Квинто сватал меня, и родители дали ему слово.
Петр пошатнулся и побледнел.
— Так ты чужая невеста?
— О, нет, нет! — испуганно воскликнула Анеля. — Я не люблю его! Он противный!
— Что же он говорил с тобою?
— Он? Ничего! Он шептался с Мордке, а я вся дрожала и заперлась.
— С Мордке? — сказал Петр и вышел из избы искать его, но еврей словно провалился сквозь землю.
Испуг и гнев охватили Петра. Он тотчас велел Кряжу взять двух конных воинов из своих людей и разыскать еврея.
В тот же вечер Кряж притащил его в лагерь скрученного и бросил перед князем.
Еврей был бледен, как мертвец, и не двигался в паническом страхе, но когда его развязали и Кряж вытянул его ременным поводом, он завертелся волчком и завыл.
— О, и что я сделал? За что эти лайдаки меня мучат! Что я им? Я бедный еврей! Пан, прикажи им отпустить меня!
— Молчи, собака! Говори, с каким поляком ты вчера шептался?
— Я? — еврей поднял руки кверху. — Чи у меня две головы? Чи я с ума сошел? Чи я не вем, что каждого ляха — фук, и за шею! Никакого ляха я не видел.
— Врешь, гадина! — закричал Петр. — Бейте его, пока он не признается.
Кряж ухватил еврея, но и под ударами тот продолжал клясться, что никого не видел. Он говорил с ляхом. Но тот лях, что за лях? Он старый органист из костела!
Петр отпустил еврея и успокоился.
— Тебе показалось, горлинка, — сказал он Анеле, но та побледнела и покачала головой.
— Он здесь. Он замыслил на меня! — повторяла она с упорством.
Петр вспомнил и эту сцену и на мгновение замер от страха.
Несомненно, что-то есть! Ах он беспечный!
Завтра же поедет и обыщет все норки в городе. Небось никакой лях не спрячется…
— Княже! — послышался в темноте вдруг встревоженный голос. — А, княже!
— Кто? Что надо? Это ты, Еремей? — спросил Петр, узнав десятского от караула.
— Я, княже! Прискакал гонец из Москвы. Хочет царя видеть.
— Гонец! Сведи его в караульную избу и вели утра ждать, а грамоту возьми.
— Не дает! До самого царя хочет. Беда на Москве.
— Что?! — у Петра замерло сердце, и он быстро вскочил на ноги. — Какая беда?
— Мор! Чума, слышь. Весь город вымер.
— С нами крестная сила! Гонец! Где гонец?
— Здесь!
Князь быстро пошел за Еремеем.
Царскую палатку окружали три цепи часовых. Петр дошел до крайней цепи и там увидел гонца. Это был дворянский сын Никитин. Молодое лицо его при свете факелов было измучено и бледно. Одежда запылена и изорвана, конь его, покрытый пеною, весь дрожал мелкой дрожью и гнул ноги.
Петр быстро подошел к нему.
— От кого грамота? — спросил он.
— От князя Теряева-Распояхина и патриарха! — ответил Никитин. — Наказано немедля царю в руки дать.
— Семья государева сохранна?
— Слава Богу! В Угреши перевезли!
Петр широко перекрестился и повел гонца за собою. Царь проснулся от тихого шепота в соседней горнице.
— Кто там шумит? Заглянь! — крикнул он строго.
Спальник выглянул и тотчас вернулся.
— Князь Петр Теряев гонца из Москвы привел.
— Гонца? из Москвы? — испуганно вскрикнул царь. — Сюда его! скорей! огня неси! ну!…
И минуту спустя, свесив босые ноги с постели, в одной рубахе, царь читал донесение Теряева и послание патриарха, а спальник держал подле него высокий подсвечник с шестью восковыми свечами.
Царь дочитал послание и скорбно опустил голову.
— Наколдовала старая! — прошептал он суеверно и поспешно перекрестился.
— Князь Петр, — сказал он, оправляясь, — зови конюшего ко мне и буди Трубецкого князя. С утром я на Москву еду немедля. Здесь Бог благословил меня, там покарал. Да будет воля Его! — проговорил он набожно.
Еще воины спали крепким сном, когда их начальники с тревожными лицами торопливо собирались к царской ставке. Князь Теряев, Морозовы, Щетинин, Трубецкой, фон Дамм, Лесли и Артамон Матвеев — все собрались у царского входа и тревожно, шептались.
Весть о московском бедствии уже достигла их, и всякий трепетал за участь оставленных дома. Морозовы дрожали за своих жен, князь Теряев за жену и сына с невесткой, и у всякого был на Москве кто-нибудь близкий, за участь которого трепетало его сердце.
Царь вышел, и все упали на колени.
— Горе посетило нас во время утех и счастья! — сказал дрогнувшим голосом царь. — Господь, благословляя наше войско, гневом обрушился на народ. Мор в Москве, в Новгороде, во Пскове. Люди гибнут без покаянья, лежат на улицах и стогнах непогребенными и смердят. Церкви пусты, ибо попы все померли. Мор и гибель! Наколдовала мне лукавая ведьма!
Среди бояр послышался ропот.
— Вот что, — сказал государь, — еду я в Москву. Ибо место мое там, где народу худо. Со мной ты поедешь, — он указал на Артамона Матвеева, — да ты, да ты еще! — он указал на Морозовых и князя Теряева. — Тебе, князь, за сына твоего низкий поклон. Ревнивый до дела и мужествен! В такое время — на Москве он один стоит.
— Мы все твои холопы, — ответил князь, кланяясь.
— Так, — продолжал царь, — а походы вы вершите, как бы при мне было. На чем вчера решили, то и будет. Я на Москве буду недолго и опять ворочусь!
День занимался ясный, светлый, солнечный.
Царский обоз уже вытянулся длинной линией. Кони ржали, повозки скрипели, народ шумел. Князь Трубецкой торопливо строил полки для прощания с царем, а царь благочестиво слушал раннюю обедню, а за нею панихиду по всем погибшим от мора и на войне убиенным.
Прекрасное лицо его было грустно, в глазах стояли слезы. Он крепко бил челом в пол и молился.
Все кругом стояли молча и с умилением смотрели на царя, который, сознавая свой долг и ни минуты не колеблясь, собрался ехать в город, пораженный чумою…
XXII УДАР
Проводив отца, который уехал с царем, Петр вернулся в свою ставку, и первая мысль его была об Анеле, но усталость взяла свое, и он, повалившись на постель, не раздеваясь, как был, заснул крепким сном.
Наступила уже послеобеденная пора, и все в лагере спали, когда Петр проснулся. Он вышел из палатки. У ее входа, растянувшись во весь богатырский рост, храпел Кряж.
Петру стало жалко его будить, и он пошел к своему полку, чтобы взять оттуда коня и ехать в Витебск, к своей Анеле. Сердце его радостно билось. Отъезд отца развязывал его, освобождая от постоянной лжи, потому что до конца похода он не хотел ничего говорить ему про свою любовь.
И он шел, весело напевая, к коновязям своего полка.
Кругом все спало. Воины не укрывались в палатках и лежали где попало и как попало: между колесами телег, на самом припеке, почти под лошадиными копытами, ничком, навзничь, боком.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208
— Что такое?
— Пан Квинто был тут. Я видела его!
Петр отшатнулся и в недоумении взглянул на нее.
— Кто такой? Откуда?
— О, я не знаю! Пан Янек и его друг Довойно оба из гусар Вишневецкого. Они были в Варшаве. Я не знала, что они тут!
— Кто они? Что им до тебя за дело?
— Пан Квинто сватал меня, и родители дали ему слово.
Петр пошатнулся и побледнел.
— Так ты чужая невеста?
— О, нет, нет! — испуганно воскликнула Анеля. — Я не люблю его! Он противный!
— Что же он говорил с тобою?
— Он? Ничего! Он шептался с Мордке, а я вся дрожала и заперлась.
— С Мордке? — сказал Петр и вышел из избы искать его, но еврей словно провалился сквозь землю.
Испуг и гнев охватили Петра. Он тотчас велел Кряжу взять двух конных воинов из своих людей и разыскать еврея.
В тот же вечер Кряж притащил его в лагерь скрученного и бросил перед князем.
Еврей был бледен, как мертвец, и не двигался в паническом страхе, но когда его развязали и Кряж вытянул его ременным поводом, он завертелся волчком и завыл.
— О, и что я сделал? За что эти лайдаки меня мучат! Что я им? Я бедный еврей! Пан, прикажи им отпустить меня!
— Молчи, собака! Говори, с каким поляком ты вчера шептался?
— Я? — еврей поднял руки кверху. — Чи у меня две головы? Чи я с ума сошел? Чи я не вем, что каждого ляха — фук, и за шею! Никакого ляха я не видел.
— Врешь, гадина! — закричал Петр. — Бейте его, пока он не признается.
Кряж ухватил еврея, но и под ударами тот продолжал клясться, что никого не видел. Он говорил с ляхом. Но тот лях, что за лях? Он старый органист из костела!
Петр отпустил еврея и успокоился.
— Тебе показалось, горлинка, — сказал он Анеле, но та побледнела и покачала головой.
— Он здесь. Он замыслил на меня! — повторяла она с упорством.
Петр вспомнил и эту сцену и на мгновение замер от страха.
Несомненно, что-то есть! Ах он беспечный!
Завтра же поедет и обыщет все норки в городе. Небось никакой лях не спрячется…
— Княже! — послышался в темноте вдруг встревоженный голос. — А, княже!
— Кто? Что надо? Это ты, Еремей? — спросил Петр, узнав десятского от караула.
— Я, княже! Прискакал гонец из Москвы. Хочет царя видеть.
— Гонец! Сведи его в караульную избу и вели утра ждать, а грамоту возьми.
— Не дает! До самого царя хочет. Беда на Москве.
— Что?! — у Петра замерло сердце, и он быстро вскочил на ноги. — Какая беда?
— Мор! Чума, слышь. Весь город вымер.
— С нами крестная сила! Гонец! Где гонец?
— Здесь!
Князь быстро пошел за Еремеем.
Царскую палатку окружали три цепи часовых. Петр дошел до крайней цепи и там увидел гонца. Это был дворянский сын Никитин. Молодое лицо его при свете факелов было измучено и бледно. Одежда запылена и изорвана, конь его, покрытый пеною, весь дрожал мелкой дрожью и гнул ноги.
Петр быстро подошел к нему.
— От кого грамота? — спросил он.
— От князя Теряева-Распояхина и патриарха! — ответил Никитин. — Наказано немедля царю в руки дать.
— Семья государева сохранна?
— Слава Богу! В Угреши перевезли!
Петр широко перекрестился и повел гонца за собою. Царь проснулся от тихого шепота в соседней горнице.
— Кто там шумит? Заглянь! — крикнул он строго.
Спальник выглянул и тотчас вернулся.
— Князь Петр Теряев гонца из Москвы привел.
— Гонца? из Москвы? — испуганно вскрикнул царь. — Сюда его! скорей! огня неси! ну!…
И минуту спустя, свесив босые ноги с постели, в одной рубахе, царь читал донесение Теряева и послание патриарха, а спальник держал подле него высокий подсвечник с шестью восковыми свечами.
Царь дочитал послание и скорбно опустил голову.
— Наколдовала старая! — прошептал он суеверно и поспешно перекрестился.
— Князь Петр, — сказал он, оправляясь, — зови конюшего ко мне и буди Трубецкого князя. С утром я на Москву еду немедля. Здесь Бог благословил меня, там покарал. Да будет воля Его! — проговорил он набожно.
Еще воины спали крепким сном, когда их начальники с тревожными лицами торопливо собирались к царской ставке. Князь Теряев, Морозовы, Щетинин, Трубецкой, фон Дамм, Лесли и Артамон Матвеев — все собрались у царского входа и тревожно, шептались.
Весть о московском бедствии уже достигла их, и всякий трепетал за участь оставленных дома. Морозовы дрожали за своих жен, князь Теряев за жену и сына с невесткой, и у всякого был на Москве кто-нибудь близкий, за участь которого трепетало его сердце.
Царь вышел, и все упали на колени.
— Горе посетило нас во время утех и счастья! — сказал дрогнувшим голосом царь. — Господь, благословляя наше войско, гневом обрушился на народ. Мор в Москве, в Новгороде, во Пскове. Люди гибнут без покаянья, лежат на улицах и стогнах непогребенными и смердят. Церкви пусты, ибо попы все померли. Мор и гибель! Наколдовала мне лукавая ведьма!
Среди бояр послышался ропот.
— Вот что, — сказал государь, — еду я в Москву. Ибо место мое там, где народу худо. Со мной ты поедешь, — он указал на Артамона Матвеева, — да ты, да ты еще! — он указал на Морозовых и князя Теряева. — Тебе, князь, за сына твоего низкий поклон. Ревнивый до дела и мужествен! В такое время — на Москве он один стоит.
— Мы все твои холопы, — ответил князь, кланяясь.
— Так, — продолжал царь, — а походы вы вершите, как бы при мне было. На чем вчера решили, то и будет. Я на Москве буду недолго и опять ворочусь!
День занимался ясный, светлый, солнечный.
Царский обоз уже вытянулся длинной линией. Кони ржали, повозки скрипели, народ шумел. Князь Трубецкой торопливо строил полки для прощания с царем, а царь благочестиво слушал раннюю обедню, а за нею панихиду по всем погибшим от мора и на войне убиенным.
Прекрасное лицо его было грустно, в глазах стояли слезы. Он крепко бил челом в пол и молился.
Все кругом стояли молча и с умилением смотрели на царя, который, сознавая свой долг и ни минуты не колеблясь, собрался ехать в город, пораженный чумою…
XXII УДАР
Проводив отца, который уехал с царем, Петр вернулся в свою ставку, и первая мысль его была об Анеле, но усталость взяла свое, и он, повалившись на постель, не раздеваясь, как был, заснул крепким сном.
Наступила уже послеобеденная пора, и все в лагере спали, когда Петр проснулся. Он вышел из палатки. У ее входа, растянувшись во весь богатырский рост, храпел Кряж.
Петру стало жалко его будить, и он пошел к своему полку, чтобы взять оттуда коня и ехать в Витебск, к своей Анеле. Сердце его радостно билось. Отъезд отца развязывал его, освобождая от постоянной лжи, потому что до конца похода он не хотел ничего говорить ему про свою любовь.
И он шел, весело напевая, к коновязям своего полка.
Кругом все спало. Воины не укрывались в палатках и лежали где попало и как попало: между колесами телег, на самом припеке, почти под лошадиными копытами, ничком, навзничь, боком.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208